Осколки разбитой кружки

– Ты тоже.

– Да, чертова гидравлика началась. Достала учеба, я ни черта не понимаю!

– Из-за учебы не высыпаешься, значит?

– Да не, мы это, в клубе до утра затусили со всей компанией. Башка сегодня весь день ноет.

– М, ясно.

У каждого свои проблемы, подумал Аран, у кого-то: недосып и гидравлика, а у кого-то – провалившиеся дебаты и неудавшаяся жизнь.

– Помнишь, как мы с тобой после школы мяч гоняли? – тихо спросил ни с того ни с сего Аран, глядя в неопределенное место. – Здорово было, да?

Симон посмотрел на него, слегка сощурившись, и снова затянулся сигаретой:

– У тебя че во второй половине? Может, ну ее, эту учебу, а?

Он заговорщически улыбнулся, и Аран с ленивой улыбкой согласно кивнул.

– Ну ее. Пошли отсюда.

Они подались в дешевое кафе на перекрестке через два квартала, чтобы не попасться на глаза никому из университета. Пока Сим уплетал свой обед и делился своими новостями, Аран немного успокоился и уже со смехом вспоминал собственное выступление на практике. Он и сам уже не понимал, что его заставило наговорить столько глупостей перед всей группой. Это ведь был просто теоретический практикум без реальных личностей и ситуаций. А он устроил целое шоу, пытаясь отстоять зарплату существующего лишь на бумаге господина Мазура.

Он снова посмотрел на веселого Сима, который то и дело заигрывал с официанткой, когда она проходила мимо их столика, и пытался вспомнить их детство. Они учились в одной школе, и в те годы Сим называл себя Симеоном, потому что он когда-то вычитал в одной из детских книжек про отважного героя по имени Симеон и присвоил своему собственному имени одну лишнюю букву, на что Аран в ответ только смеялся. В голове Арана сейчас так отчетливо звучали их детские голоса из прошлого:

– Не забудь, Аран, сегодня у нас игра! Львы против Ястребов! Ух, битва будет! Но ничего, Симеон защищит ворота!

– Защитит. Дурень. И без меня все равно их не спасешь.

– Подумаешь! Отличился в прошлой игре в своей полузащите, так теперь герой? Главное, сегодня так же сыграй.

– Львы против Ястребов…

– Ага, только сначала Львы против старушки Хэлди.

– Фу! Ненавижу географию и страноведение!

– Аран!

– А? – Аран очнулся от своих воспоминаний и посмотрел на поднявшегося из-за столика Сима.

– Я спрашиваю, будешь чего? Я пошел себе еще чай заказать.

– Не, я так, нормально.

– Ладно. Я быстро.

Аран посмотрел в окно. Интересно, но в детстве сентябрьская погода никогда не казалась ему столь хмурой и апатичной. Неужели за прошедшие годы погода настолько обострилась?

Сим вернулся за столик и громко плюхнулся на стул.

– Такой дубак на улице!

– М-хм, – хмыкнул Аран. Он еще некоторое время смотрел в окно. – Я не очень хорошо помню школу. Странно как-то. Хотя старушку Хэлди вот только что вспомнил. Интересно, она еще жива?

– Хэлди? Которая географию-то вела? Госпожа Хэлдски.

– Ага.

– Ну ты даешь. Нашел кого вспомнить. Хотя я бы на твоем месте тоже ее не забыл бы. Помнишь, как из-за нее мы проиграли? То есть из-за тебя. Важный ведь матч был!

Аран сощурился, припоминая тот день, и усмехнулся.

– Она меня после занятий оставила и заставила перечитывать параграф про Новую Зеландию на сто раз! А я ведь ее так умолял отпустить меня на игру.

– Сам виноват. Ты же там за что-то наказание получил.

– Я уж и не помню, за что.

Аран соврал. Он хорошо помнил, как сидел на задней парте на уроке географии и наблюдал из окна за дворнягой, копошащейся в мусорных баках на заднем дворе их старой школы. Для него было важнее тогда смотреть на бездомную собаку, чем слушать монотонное бормотание учителя географии, еле долетающее до последнего ряда. Сейчас Аран вспомнил, что в детстве он был убежден, что если тебе не нравится твоя работа, то лучше ее бросить. Возможно, ему бы тоже надоело твердить из года в год одно и то же нескольким десяткам неучей, но он был уверен, что тогда бы не стал заниматься тем, что ненавидит. И он с грустью подумал, что в реальной жизни все происходит не так, как рассчитываешь в детстве. В реальной жизни недовольные своей судьбой взрослые начинают цинично относиться к детским фантазиям. Потому, наверное, учительницу географии в тот день так сильно задело то, что Аран уделял больше внимания дворовой собаке, чем ее профессии и ее предмету. Она не только оставила его после урока перечитывать всю главу на несколько раз, из-за чего он пропустил решающий матч с Ястребами, но и задала ему на дом сочинение о Новой Зеландии. Откуда ж старушке Хэлди было знать, как для двенадцатилетнего мальчишки важен финальный матч против Ястребов, когда Кеннет Мадека из параллельного класса может забить гол в ворота твоей команды, но еще и то, что ты можешь сделать гораздо больше: помешать ему забить этот решающий гол.

– А помнишь, как мы из-за этого с тобой не разговаривали неделю? – рассмеялся Сим. – Я так был зол на тебя, Аран! Если бы ты пришел на матч, нам бы потом не пришлось убирать класс рисования целый месяц.

– Помню. А я-то как злился! Мне-то вдобавок к уборке досталось самое нудное занятие в жизни: сочинение для Хэлди. Я его сколько, раза три переписывал из-за нее? Как же мне эта Новая Зеландия потом поперек горла стояла! Да еще и уборку в футбол проиграть. Самое обидное, что убирать приходилось после других классов.

– Точно!

Они оба рассмеялись и посмотрели в окно.

– Слушай, в эту пятницу мы устраиваем вечеринку дома у нашего одногруппника. Не хочешь с нами?

Аран ответил не сразу. Он помолчал с полминуты, а потом меланхолично улыбнулся:

– Не, спасибо, я не могу. У меня работа в пятницу допоздна, а в субботу мы, кажется, с Овидом к родителям едем. Не уверен, правда.

– Ну смотри, а то, если что…

Аран осознал, что прошлое было единственным, что теперь являлось тонкой связующей нитью между ними двумя, когда-то лучшими друзьями.

Он пытался вспомнить тот день из прошлого в самых мельчайших деталях. Даже когда они распрощались с Симоном, и Аран направился на свою подработку, он какой-то частью своего сознания цеплялся за давно ушедшие события, будто пытаясь найти то, что когда-то потерял. Что-то очень важное. Ему хотелось узнать, как так получилось, что в противовес собственным принципам и убеждениям сегодня он медленным, но уверенным шагом продвигается по пути, который сам находит для себя ненавистным. Что же он действительно делает на юридическом факультете? И пусть сегодня высмеивали Нэта Гоббинса, но Аран признавал, что Нэта никогда не будут высмеивать за то, что он не на своем месте. Он хотя бы к этому стремился, посвящал всего себя учебе и своему будущему в адвокатском деле. Арану же там действительно не место. И ему хотелось понять, как так получилось, что он оказался там, где никогда быть не хотел.

Он взъерошил свои волосы. Эта привычка была у него с тех самых пор, как он себя помнил. Вновь поднявшийся ветер присоединился к привычке Арана и растрепал волосы еще сильнее. А потом, словно передумав, взлетел к деревьям и сорвал сухой лист тополя и, подкидывая его и играя с ним, понес в своих невидимых руках прямо на тротуар. И снова передумал в самый последний момент, подкинул лист и толкнул от себя к обочине. Лист мягко коснулся асфальта рядом с ботинками Арана. Листопад. Что-то было в этом очень знакомое. Аран вновь остановился, как уже останавливался сегодня утром, окруженный желтыми листьями, и посмотрел на замерший на дороге сухой лист тополя. Он сморгнул и на какое-то мгновение увидел поношенные грязно-красные кроссовки. Такие он носил в двенадцать лет. Словно переносясь в прошлое, Аран снова стал двенадцатилетним мальчишкой, стоящим на тротуаре и смотрящим на сорванный лист. Даже его дыхание и сердцебиение будто вспомнили тот день и стали повторять прошлый ритм, а тело вернуло себе забытые движения. Не отдавая себе в этом полного отчета, он медленно нагнулся, аккуратно взял лист двумя пальцами и высоко поднял желтого незнакомца, как когда-то делал это в двенадцать лет. Машины проносились по мостовой, прохожие мчались мимо по тротуару, и даже лист тополя тревожно трепыхался в пальцах, а Аран замер на обочине, пытаясь сквозь лист разглядеть солнце. Всю свою жизнь Аран сознательно пытался перестать думать о прошлом, желая забыть все те ссоры и неприятности, причиной которых всегда становился он один, но сейчас он нарочно пытался вернуться в своей памяти назад, чтобы найти то, что потерял. Что-то, чего он пока сам не знал.

Аран вздрогнул от неожиданно резкого и громкого звука. Машина неслась прямо на него, без остановки ему сигналя. Он понял, что незаметно ступил на дорогу, и скорее отскочил назад к обочине. Сердце сильно билось в груди, и он услышал, как водитель машины что-то выкрикнул ему через стекло. Аран коротко выдохнул и на секунду закрыл глаза. Он вновь посмотрел на свою руку, но в ней уже не было листа. Вернувшись к реальности, он вновь направился на свою работу.

Пять дней в неделю Аран подрабатывал в нотариальной конторе, в канцелярском отделе, разбирая документы и корреспонденцию, а по большей части официально оформляя заявки клиентов и ответные письма компании. Каждый раз Арану приходилось проходить через стопки письменных людских разбирательств, ругани, официальных жалоб, но самое худшее в этом было то, что Аран не ненавидел такую работу, а просто потерял к ней всякий интерес. Он настолько устал от постоянных разборок среди людей: сначала в теории на учебе, а затем и в реалии на работе, – что он даже злиться больше не мог. Когда человека что-то злит в его занятии, у него иногда появляется стимул что-то изменить: или в самой работе, или в себе. Но для Арана его подработка являлась апогеем монотонной рутины всей его жизни, когда уже не хочется ничего менять, и ты просто принимаешь решение смириться. И тогда будто сдаешься. Возможно, сейчас его сознательные попытки вернуться в прошлое, чтобы понять причину настоящего, были последним доказательством, что, пусть он уже и на коленях, но все же еще не повержен.

В девятом часу вечера он поставил на последнем конверте штамп «Архив», вложил его в общую папку и выключил настольную лампу. Голова гудела, а глаза болели от постоянной концентрации и чтения. Он вышел на крыльцо и закурил, не зная, куда податься. Ему не хотелось идти домой, но усталость от событий за этот день удерживала его от желания скрыться в баре или просто бесцельно шататься по улице в такую промозглую погоду. Полностью докурив сигарету, все еще стоя на том же крыльце, Аран обреченно вздохнул и направился домой спать.