– Да знаю я это все… – морщится Желтовский, – Ну, хорошо, Федор, твоя взяла! Не могу я больше на складе и кухне сидеть. Там без меня все прекрасно справляются. Прилежаев там просто царь и бог! У него там все на мази… Он вообще сугубо штатский человек и попал в свою жилу… А я так не могу! Душа дела настоящего просит. Боевого! Истомился я весь… Воевать хочу, а не в душном подземном складе, как Кащей с ключами и книгами учета чахнуть… Да и с поставками травы все плохо… Две команды не вернулись! Варить еду почти не из чего. У меня были кое-какие запасы, но их не хватит. Так что все серьезно, комиссар!
– Тебе боевых вылазок мало? Мы все ходим… По очереди, сменяя друг друга. И разведка, и диверсии! Что не так?
– Я редко попадаю… В силу своей специальности! Так по мелочевке… То пост наружный, то небольшая заварушка поблизости. А что действительно значительное, так там другие идут – или погранцы или морпехи Панова! А опять не у дел…
– Но твоя первая обязанность – обеспечить личный состав продуктами, вещами, всем необходимым для жизнедеятельности и ведения боевых действий. Следить за инвентарем, распределять все равномерно и держать людей по возможности в достатке и сытости!
– Именно!
– Ну и? Что не устраивает?
– Но само оно с неба не свалится! Я не товарищ Моисей из иудейской пустыни… Волшебных посохов у меня нет, кроме этого! – побрякивает оружием Желтовский, – И манны небесной тем более… И я сам должен прилагать усилия, чтобы что-то появилось.
– Есть специальные службы, кто этим занимается. Разведка всегда приносит и траву и зерно. Мальчишки таскают иногда больше всех… Ты один, чего сможешь, с парой вещьмешков? Хочешь голову под пулю подставить? Так мы не имеем права так глупо погибать! Мы все ответственны за других… Каждый на своем месте должен быть! Иначе Ковчег наш Подземный, быстро ко дну пойдет!
– Мои два вещьмешка могут спасти чью-то жизнь и не одну… Народ истощен. Еле ходит, падает в коридорах. И я должен не это все спокойно смотреть? Нет! Хочешь ты или нет, товарищ комиссар, а я все равно пойду! Можешь меня потом расстрелять как дезертира или еще кого… Но только когда я ячмень или пшеницу принесу! Договорились?
– Ну что ты за человек, Желтовский? Что тебе не сидится? Куда ты все время мчишься? Как ты вообще в интенданты попал… Тебе бы в кавалерии служить! Скакать по полям на лихом рысаке!
– Короче, Федор! Вон там ложбина, я приглядел… Мигом выходим на пшеничное поле. Посты у фрицев чуть подальше, я наблюдал, все проверил. Дело верное. Пошли со мной! – лукаво улыбается Желтовский, – Потом вместе за нарушение воинской дисциплины, вон у той стенки застрелимся… Как японские самураи! Как тебе такой план?
– Дьявол тебя раздери, Володенька! Змей- искуситель одесский! Это хлеще эдемского… Все это неправильно. Но с другой стороны… Где наша не пропадала? Я тоже засиделся в штабе в последнее время. Сил уже нет… Встретились твою налево, два одиночества! Ладно, сгоняем по-быстрому!
– Я знал, что тебе понравится. Вот видишь, как мы удачно здесь встретились, прямо судьба свела или боги подземные шалят, о нас пекутся! А приди сюда Парахин или Никифоров, так и слушать бы не стали… Блюстители порядка! Да и мне не так грустно одному будет колосья щипать…
…Когда опускается черный покров ночи, Храмов и Желтовский уже ползут в поле, умело обойдя посты противника.
– Сколько у тебя? – тихо шепчет интендант.
– Три четверти… – еле слышно отзывается комиссар.
– Тут еще ячмень рядом и два огорода на отшибе… Там может быть репа и щавель. Или еще чего интересного!
– Сейчас здесь закончим и дальше пойдем. Но надо торопиться! Скоро светать начнет… Ночи короткие, не успеваешь оглянуться, а восход уже алеет.
– Успеем… Здесь еще немного осталось. Все подберем и ходу! Место удачное попалось!
– Воздух то какой! Травой пахнет… Аж голова кругом идет. И земля теплая. У нас каменюки холодные как лед! Просто другой мир!
– Отвыкли мы от своего привычного обитания. Обычное душное грязное поле сказкой кажется…
– Ничего! Скоро все закончится. Выйдем во весь рост, пройдемся наконец как хозяева всех этих просторов… И не будем уже как воры какие-то последние на своих же полях ползать! А то ведь все перевернулось. Пора возвращать все на места! Вот когда…
Пулеметная очередь огненным зигзагом над головой срезает колосья. Заставляет мгновенно вжаться в землю…
– Засекли? – выдыхает Храмов, спешно затягивая вещьмешок.
– Подожди… – приподнимается Желтовский, – Может так, для острастки шмаляют. У них это часто случается… Нервишки сдают. Хлипкий они народец!
Еще одна очередь полыхающей змеей проносится по траве, бьет уже рядом… Разнося в пыль стебли и взбивая прелую рыхлую почву…
Где-то сверху вспыхивают прожектора, ослепляя словно разверзшиеся небеса. Сияющие лучи хищно гуляя крест-накрест, широкими полосами режут взор… Раздается отрывистая немецкая речь…
– Ну что, пора до дому! – расстегивает кобуру Храмов, – Романтическая прогулка под луной закончилась…
– Давай-ка вон туда… вдоль изгороди и вниз!
– Там же посты… и крюк приличный!
– Там нас не ждут! А где мы пойдем, уже наверняка засада. Мы мими проскользнем. Они в темноте плохо видят…
Желтовский и Храмов бросаются в темноту и тенями скользят по полю… То там, то здесь, раздаются окрики и отдельные выстрелы. Пулемет пока молчит.
Луч прожектора гротескно высвечивает поникшие колосья… Голоса теперь доносятся с разных сторон. Фашисты видимо оцепляют квадрат, чтобы блокировать нарушителей ночного спокойствия и не дать никаких шансов уйти. Несколько выстрелов бьют почти в упор по метнувшимся теням. Желтовский вскидывает автомат МП-40, дает длинную очередь и резко уходит в сторону… Храмов стреляет веером из парабеллума. И также ныряет в спасительный мрак. Чернота ночи вмиг окрашивается огненными язвами выстрелов. Поверх покачивающейся травы, изрыгающимся яростным пламенем колотит пулемет…
Желтовский и Храмов несутся сквозь хлещущую по телу высокую траву… Пули свистят, прожигая воздух, то вдалеке, то совсем рядом. В темноте, когда роковой свинец может вылететь откуда угодно, невольно перехватывает дыхание. Солдаты подземелья петляют, прижимаясь ближе к оврагам. Выход на путь к каменоломням уже близко… Еще пару десятков метров и можно спокойно погрузиться в спасительный мрак предвходовых расщелин.
Но неожиданно Желтовский влетает во что-то тучное и мягкое, увязая в нем. В первые секунды он не может понять что это… Он вертится, пыхтит, пытается за что-то ухватиться, скинуть с себя и прижать к земле непонятное живое препятствие. Оказывается… Это немец! Видимо не менее ошалевший, чем наскочивший на него интендант. Желтовский пытается освободиться, сбросить с себя навалившуюся довольно резвую и сильную преграду, но они лишь непроизвольно сцепившись, катятся куда-то вниз, обдираясь об камни и какие-то колючки…
Интендант изворачивается и пробует нанести удары, но бесполезно… Все заканчивается жесткой хваткой, переплетением рук и ног. Глухая возня продолжается и пока никто не берет верх. Они перекатываются уже в какой-то мокрой грязи, как вдруг раздается выстрел… То ли шальная пуля, то ли срабатывает оружие немца, то ли что-то еще. Желтовский цепенеет, замирает, прислушиваясь к ощущениям своего тела. В кого угодила пуля? Кровь бешено пульсирует в висках… Ничего не ясно. Кто из них поражен? Кому выписан приговор судьбы? Что будет дальше? Но фашистский солдат резко обмякает и соскальзывает вбок. Желтовский пружинисто, как кошка, вскакивает и ныряет во мрак ночи.
Тут же, недалеко, Храмов натыкается на двух немцев, они также внезапно сталкиваются, не успевая даже применить оружие. Первый фашист бросается на комиссара, цепко обхватывая его, но тот выкручивается и наносит серию ударов по противнику… Последний сокрушающий боковой в челюсть, опрокидывает немца.
Второй фашист по-борцовски кидается в ноги комиссару и валит его на землю, подминая и выкручивая руки… Храмов силится вырваться, но враг наседает и уже дотягивается до горла. Комиссар отчаянно барахтается, но немец значительно сильнее и здоровее – сытнее и крупнее. Солдаты подземелья, подорванные голодом, физически гораздо слабее.
Фашист уже довольно что-то бормочет, давит все больше… И тут из темноты вылетает поблескивающее лезвие ножа. Желтовский с размаха всаживает клинок в бок немца несколько раз. Тот хрипит и грузно заваливается в сторону.
– Жив, комиссар? – протягивает руку интендант, – Как это ты тут с таким боровом сошелся?
– Ага! Спасибо Володя! Ну и катавасия… на меня такой хряк баварский свалился, я думал раздавит в лепешку! Аж кости все хрустнули. Хорошо их кормят однако… Такие туши по полям бегают! Не то, что мы, скелеты ходячие.
– Тогда берем оружие и деру! Совсем жарко становится. Они нас в кольцо пытаются взять. Надо спешить…
– Тут еще один!
Храмов поднимается, покачиваясь, находит пистолет и три раза стреляет в упор начинающего приходить в себя от нокаута первого немца. Тот сразу опрокидывается…
– Ну все, пошли! – торопит Желтовский, – Потом еще придем. Их тут хватит для отстрела не на один день…
И они, как призраки, растворяются в густом мраке.
…Когда за спиной смыкаются камни и они зажигают лучину провода, запыхавшиеся, переводят дух и ошалело улыбаются друг другу.
– Сходили… вернулись! – усмехается Храмов, осматривая ссадины и порезы, – Сейчас за нами музыка заиграет, минометная! Уже трескотня пулеметная по всем окрестностям. Расшевелили осиное гнездо… Пусть постреляют в пустоту черную ночную! Меньше останется!
– Это да! Пусть боезапас тратят… Но главное пшеницу набрали. И ячменя еще… Будет что печь и из чего варить. Немного, но все-таки! Кому-то порядком поможет. На одной воде и сахаре далеко не уедешь.
Храмов наклоняется, садится на валун и смеется…