– Что он мелет? – вскидывается Парахин, – Что еще за ахинея? Такое разве возможно?
– Дешевая пропаганда! Наглая ложь, – распаляется Никифоров, – Пытается выпустить жало напоследок! Выкормыш, скорпион гиммлеровский! Типичная уловка, не обращайте внимания! Если захочет он скажет, что и товарищ Мехлис предатель. Обычный ход, чтобы внести сумятицу, устроить раскол. Только мы на это не купимся! Эти приемы все известны. Тем более что мы их и создали. Мы с вами, нацистскими уродами «СС», как ни странно конторы схожие. За генерацию и сохранность великих идей отвечаем. Только мы за свет, а вы за тьму… А вы щенки у нас учились. Всему от слежки до допросов. Мы люди мирные, но если нас зацепить, сам понимаешь, мало не покажется! Начнем с простого. Для продуктивного начала посидишь на корточках, над доской с гвоздями. Все гениальное просто. Потом «Ласточка», а там еще что-нибудь сообразим для такой благородной особы. Мы умеем доставать Правду и наказывать зло… По заслугам! Мы лишь храним человечество.
– Что еще за «Ласточка»? —крутит головой Бармет, – Где ее Михаил собрался запускать? Что за цирк НКВД? Вечно что-то придумывает… Фокусник! В артисты тебе надо идти, товарищ начальник особого отдела!
– Непобедимая гвардия товарища Берии знает свое дело! Трюки они умеют показывать! Еще какие… Ни чета признанным магистрам сценической магии, – объясняет Парахин, – пиз..ец нашему бравому германскому паладину! Крестовый поход его в брошенном подземелье закончится! Совершенно бесславно…
– Я вам ничего, собакам, не говорить! Вы ничего не добиваться… торопливо бормочет немец, – Хотите жить, лучше меня отпускать! Получать снисхождение и прощение… Иначе вам приходить Смерть, уже скоро!
– Шутник однако! – улыбается Никифоров, – На что-то еще надеется… Все пытается выторговать свою жизнь. Хорохорится, но понимает, что ему полный «Дас Энде» настает. Слушай сюда, говнюк арийский! Все будет не так, как ты думаешь! Не допросы и выбивание показаний. Тебя ждет совершенно другое. А справедливая, заслуженная – Казнь! Осознай это… И начинай мучиться и дрожать от страха! Ты уже, сученок, трясешься! И это только начало…
– Я принимать гибель достойно, – брызжет окровавленной слюной эсесовец, – как майн предки! На подводить великий Родина! Вы – жалкие красные пещерные тролли! Мы есть потомки рыцарей… За нами Слава в истории! Не ваш убогий сброд. Я молчать и презирать…
Ты не понял, блондинчик сладкий! Зефирно-избранный… Ты мне все скажешь! И от страха нашего подземного еще не раз обсерешься… Но все твои сведения – дело десятое! У меня другой интерес. Я хочу тебя убить! И не просто и не быстро… А очень медленно… Сутками! Неделями, если потребуется месяцами. Ты сгниешь здесь… Я бы с тебя, сученка, кожу живьем снял, но она сама с тебя здесь слезет… Ты тут и так от всего взвоешь, даже если день у нас просидишь! В Ганновере твоем вопли услышат… Что замарался? Кровь на белокурых локонах? Погоди! Ты еще не то увидишь, и ощутишь… Ты здесь долго будешь во мраке подыхать… Чтоб ты, падла, все прочувствовал, как здесь всем нам приходится, и что вы мрази, творите с людьми! Это даже не Преступление, а гнусная подлость! Извращение…
– Ты, что хочешь его на длительный пансион определить? – ходит кругами Бармет, приглядываясь, – Может все по-быстрому сделать? На хрена он нам сдался? Сбежит еще… Больно прыткий!
– Какой бы ни был, отсюда не выберется! – удовлетворенно говорит Парахин, – Михаил прав, пусть поживет рядом с нами, посмотрит, как у нас тут все происходит. Скорая смерть для него сильно гуманная мера… Хоть один из них на себе все попробует – и газ, и обвалы от авиабомб! Все правильно. Если с ума не сойдет, так от своего же оружия сгинет. Гитлеровский бесенок! Всем им конец скоро придет… Выродкам этим.
– Тогда, дорогие товарищи, попрошу вас, удалится! Хочу с этой сволочью наедине пообщаться! Уж сильно много всего накопилось за эти дни. Все идите… На некоторые специфические вещи вам смотреть не нужно, да и отвлекать будете. Я буду переходить к главной церемонии, а все что нужно я вам принесу! – глухо произносит Никифоров, – Я с ним сам говорить буду! На языке подземной войны… Останутся только мои помощники, а вы уж не нарушайте таинство изгнания зла из этого мира.
Глава 20
Среди нависших подземных утесов, в темноте смутно угадывается фигура подполковника Бурмина, сидящего в каменной нише и смотрящего на отчаянно хрупкие языки пламени костра, упрямо спорящих с навалившимися бурунами тьмы. Гротескно вытянутая Тень качается за спиной, будто пародируя склонившегося над пламенем человека, и призывая свою родню из глубин мрака…
– Здравствуйте, товарищ подполковник! – вдруг звучит из черноты разлившейся по галереям, – Что Вы тот, совсем один, скучаете?
Бурмин невольно вздрагивает. Оборачивается. Внимательно смотрит на смутный контур, маячащий в темноте прохода.
– Кто здесь?
– А кого желаете? У нас в темноте, ведь возможно все…
– Хорош придуриваться, а то дам очередь из автомата и получу труп врага, чего всегда и желаю!
– Ой, как грубо и сурово… Прям сразу, как выстрел из пистолета! Может, смягчимся немного?
– Когда скажешь кто ты… Тогда и в комплиментах рассыплемся! А пока шут его знает, кто из мрака нашего выпрыгнуть может. Друзей у нас мало… Чего трепыхаешься там, в темени? Подойди ближе, голос вроде знакомый. Только вспомнить никак не могу! Голова трещит после боя… Себя бы узнать!
– А так не угадать? Отсюда… Чтобы без света и облика? Профессиональными навыками, чутьем, особыми приметами. Понять кто я… Интрига? Игра ума, как рулетка револьверная, как прокрутится… Куда пуля попадет? Как Вам такое?
– Так, боец! Еще и с женским голосом! Кому там скучно стало? И кто на штрафные работы захотел? Жаль, гауптвахты здесь нет… Отдаешь отчет с кем разговариваешь, и с кем порезвиться вздумал? Вздумала…
– Я совсем не боец! И оружия толком никогда в руках не держала. Не люблю его! Даже сейчас… Оно весь мир портит. Я цветы обожаю… Только они так далеко!
– Ну а кто тогда? Мы здесь все сражаемся… Все на учете стоят! Лишних и пришлых у нас нет. Граница на замке! Как постоянно говорят наши «зеленые фуражки»! Ерунду не собирай.
– Ну… мало ли! Кто во тьме живет! И за всем смотрит. Может я мертвец? Или дух-искуситель? С девичьим голосом? Исконный житель подземелья?
– Мечтай больше! От тебя теплом веет… Даже оттуда! На мертвецов я насмотрелся достаточно, чтобы даже ходячих, вставших из могилы различать. И прочих призраков тоже… От них холод за версту идет. А ты вон как резво стрекочешь, как птичка по весне заливаешься! Озорно и радостно. Не остановить!
– Может это хитрый ход? И я – фурия подземная… И все подготовила. И хочу напасть? Коварно и с фатальным исходом?
– Фурия подземная уже бы давно мне в глотку вцепилась и подкралась бы незаметно, без пышных торжественных речей! – улыбается Бурмин, – А ты стоишь как знамя на параде, колыхаешься… Топай уже сюда, хоть согреешься немного! Здесь участок сильно холодный…
– А как же бдительность? Вдруг я враг? Почему пароль не спрашиваете? Не порядок! Ошибка может дорого стоить.
– Да какой ты враг? Смешно… Тут все очевидно. Кто и как. Еще и девичьи интонации. Варианты с противником, на 80 процентов в наших условиях сразу отметаются… Тем более я своих уже сразу чую! Как пес подземный… Нюх особый внутри выработался! Как там звали его, Цербер вроде? Трехголовый… Ну у меня и одна от всех забот и поставленных задач, раскалывается. А если три, тут с ума сойти можно. И как он, бедняга, по подземелью с тремя башнями шарился? Как танк неудачный…
– А если женщина-диверсант? Специально обученная? Такое не учли? Присланная для ликвидации комсостава? Одно мгновение – и все…
– Возможно… на других участках фронта! Очень даже умно и эффективно, не спорю. Но не в нашем подземелье. Тут своя специфика, требующая исключительной выдержки и соответственно мужского подхода. Ну и самое главное – у нас действует приказ – расстреливать всех, кто пытается к нам в каменоломню проникнуть! Мера суровая, но необходимая. Попробуй сначала пройти линию нашей обороны, все наши посты, не наткнуться на обычные объекты, где любой рядовой красноармеец спросит тебя, кто ты и откуда. Про меняющиеся ежедневно пароли я вообще молчу! И потом вычислить в лабиринте командира, определить в темноте, что это действительно он. Мы тут все похожи как один, многие вместо офицерских шинелей фуфайки одели. В бою удобней! Вот и разберись, попробуй, кто тут кто! Все это фактически не реально… Так что выходи уже, фурия-диверсант, хоть погляжу кто ты!
– Ну я так просто не сдамся! Все это ваши предположения. А может быть иначе! Другой подход, нестандартная тактика…
– И где она? Да ты сразу на звании прокололась! Как сторонний человек может увидеть, что я подполковник? У меня нашивки под фуфайкой! Ты вблизи то, захочешь, не разглядишь. А из темноты с такого расстояния, тут да, только если химерой потусторонней быть! Так что бегом марш до костра и представься уже… Устал я сегодня! Еще шарады нелепые разгадывать… мне не хватало!
– Ну ладно, ваша взяла… на сегодня! Но я Вам все равно докажу… что все может быть не так, как принято! Самое обыкновенное может обернуться очень грозной фурией, если уж на то пошло… И надо быть готовым ко всему!
– Возможно. В тишине буря рождается! В морской глади много чего поразительно чудовищного скрывается… В земле могильной зреет новая жизнь. Ну где ты там?
Из марева дрожащей от отблесков костра, темноты вырисовывается хрупкая фигура в шинели, висящей слегка не по размеру… Бурмин вздыхает, ворошит палкой угли костра, поднимая вверх сноп полыхающих искр, всматривается, качает головой и удивленно улыбается:
– Валя! Вот здесь ты меня подловила! Никогда бы не подумал! Есть у нас амазонки из связисток и гражданских, дуреют от темноты подземелья, над солдатами шутят иногда, но ты вроде всегда серьезной была, для того, чтобы прятки в темноте устраивать! Откуда такая перемена?
– А что я такого сделала? Мимо шла… Вас заметила! Ваш профиль, кстати, ни с кем другим не спутаешь! – пожимает плечами Кохан, – Ну пошутила всего чуть-чуть… Настроение такое, боевое сегодня! А тут Вы…
– Попался под раздачу? – смеется Бурмин, – Ну ты егоза, Валюшка! Садись уже! Поговорим, могу чаем угостить, или коньяком, есть сахар… немного печенья трофейного! Что будешь?
– На сахар уже смотреть не могу! О вот коньяка немного выпью, прогреться хоть чуток! И печенья, если можно… Есть охота, сил нет!
– На держи! Эх, сейчас бы кусок баранины жареной… Да картошки! И молока кувшин, чтоб разом! Вот благодать… Как уже охота нормальной еды, хоть один раз по человечески поесть.
– А я суп хочу, домашний, с клецками! Чтоб горячий, с плиты… Вот выйдем отсюда, сварю целую кастрюлю большую! И съем… И спать лягу, на солнце, чтоб пропекло все косточки! И приснится мне…
Где-то вверху, то ли в камне, то ли за ним, в соседнем отсеке, то ли по поверхности у свода раздаются резкие звуки. Будто огромная птица шелестит распахнутыми крыльями, скребется мощными когтями и бормочет что-то напоминающее смесь звериной и человеческой речи… Кажется это все, невнято клубящимся переливающимся страшными образами облаком, приближается и скоро коснется.
– Что это? – волнуется и невольно отшатывается Кохан.
– Каменоломни шалят… Кряхтят как старый корабль, вздыхают! О чем-то своем думают. Природа трещит, как дрова в пламени. Кроме камней сырых здесь ничего нет. Не беспокойся! Такое случается.
– В смысле? Это живое что-то… Явно чувствуется!
– Вряд ли… – усмехается Бурмин, – Самообман это. Я уже такого насмотрелся и наслушался вдоволь. Просто особенности этого подземелья. Система сложная, запутанная. Отсюда и все поразительный эффекты мрачного характера. Возьми музыкальный инструмент – нагоняй в него воздух с различной силой, или также бей по клавишам. Совершенно другая музыка получается! Верно? А если наш рояль или тенор-труба испорчен безнадежно, рассохся, разломился, потерял часть своего механизма, то такое невообразимо устрашающе получится, что впору вакханалии преисподней вспоминать! Представь что наша катакомба – такое же раскуроченное выброшенное давно пианино. Вот и слышно тут не пойми что постоянно. Кто-то пугается, считает что это черти подземные, да нечисть всякая бегает… Кто-то считает необъяснимым таинственным явлением. Еще и воображение разыгрывается от темени постоянной. Вот тебе и все призраки!
– Ну видят же… Я сама кое с чем сталкивалась! Жутко вспомнить… И сейчас вон это – разве ветер или камень так может?
– Значит, может! – улыбается Бурмин, – Посвети туда фонарем сейчас и увидишь голые скалы! На, попробуй…