– Ласково, ласково, вот как надо, – объяснял наместник, помогая себе жестикуляцией. Ласково, а не так, чтобы от тебя во все стороны народ разбегался.
– Сколько же это времени-то уйдет, – с сомнением говорил кто-то из монахов
– А ты думал, это тебе раз-два и собрал, так, что ли?
– Он, наверное, думал, что денежки сами ему в подол посыплются, – сказал Павел и снова показал свои зубы. – Нет, милый, шалишь. Тут тоже потрудиться надо и к тому же изо всех сил. Потому что какой же ты монах, если не заботишься о своей обители?
– А как же Христос-то, батюшка? – спрашивал с другого конца какой-то непонятливый монах. – Христос-то ведь говорил «не стяжай», да «раздай».
– И правильно говорил, – изрекал отец наместник, который давно уже твердо знал, что надо отвечать на всякого рода сомнительные вопросы вроде этого. – Так ведь ты же не в свой карман собираешь, а для матери православной церкви. Чувствуешь, какая разница? – добавлял он, презрительно улыбаясь, словно удивлялся, что должен объяснять кому-то такие простые вещи.
– И все-таки не монашеское это дело,– негромко сказал отец Мануил.
– А ты смиряйся, – сердито сказал отец наместник. – Ишь, не монашеское… А может, как раз монашеское, тебе-то откуда знать?
Впрочем, и без того приведенный аргумент возымел свое благотворное действие.
Морща лбы, монахи расходились по своим богоспасаемым келиям.
– И все-таки вы пособирайте, – сказал наместник, поворачиваясь, чтобы отправиться к себе. – Стыдно ведь. Чужие люди собирают, а свои не могут и какую-то ерунду собрать… Стыдно.
2
Иногда мне начинает казаться, что в один прекрасный день вся эта старая, изношенная временем проводка, проложенная в наших домах, вдруг заискрится «от тайги до британских морей», вспыхнет и запылает вместе со всей этой нелепой, несчастной, страдающей страной, которой, по словам одного русского философа, было суждено, когда придет время, родить Антихриста.
59. Подметные письма
В году этом обрушились на монастырь несчастья одно хуже другого. Сначала уехал на лечение отец Нектарий и по забывчивости не оставил братии ни копейки, посчитав, должно быть, что Дух Святой не даст ей погибнуть, а там, глядишь, и он подъедет.
Потом задохнулся в раскаленной бане один из трудников, и отец Нектарий поручил отцу Тимофею вытащить тело, позвонить в милицию и вызвать врача. Тело отец Тимофей вытащил и позвонил в милицию, но при этом ругался так, что проходивший мимо благочинный испугался и чуть было не подавился куском пирога, который нес в корпус.
А в начале мая свалилась нежданно-негаданно комиссия из Москвы, прибывшая по чьей-то кляузе, в которой описывались строительные подвиги отца Нектария.
И еще многим печалям попустил Господь пролиться над нашим монастырем, а сразу после Пасхи стала ходить по монастырю подметная листовка, искажающая истинный образ отца наместника, а потом и еще несколько, и еще, так что скоро, куда ни пойдешь, везде наткнешься на эти бумажки, которые иногда приносили и вешали на воротах и стенах, а иногда они приходили по почте на имя отца Нектария или отца благочинного, о чем можно было догадаться по страшным крикам, которые, по получении Нектарием письма, раздавались из его окон.
Что же до содержания этих подметных писем, то тут сомневаться не приходилось, ибо все это содержание исчерпывалось глупостями, клеветой и угрозами, а также пошлыми шутками, которые унижали честь и достоинство всех обитающих в монастыре насельников.
Так, одно из писем, найденное в притворе, обещало натопить из благочинного отца Павла столько жира, что хватит прокормить всех монахов в течение года, что было, конечно, и глупо, и оскорбительно.
Еще одно похожее письмо говорило о том же, но только обещало натопить жир не из благочинного, а из отца наместника, которого давно уже следовало приготовить в духовке с восточной приправкой и сельдереем.
Многие подметные письма обличали и отца Нектария, и благочинного отца Павла в том, что они живут в роскоши, в то время как большинство людей вокруг едва сводят концы с концами, уподобившись Спасителю, которому негде было приклонить головы.
Слыша это, отец Нектарий немедленно приходил в ярость и кричал что-нибудь вроде того, что не позже конца весны он искоренит это крапивное семя и заставит его с уважением относиться к отцу игумену, которого определил на это место Сам Господь!
Время между тем шло, а количество подметных писем нисколько не убавлялось, то принося с собой известия о том, что отец Нектарий и отец благочинный открыли в сбербанке счета, то уличая отца благочинного в том, что он проиграл в карты старинный образ в серебряном окладе, а то и сообщая о прямом шантаже с требованием положить под камень сто тысяч рублей в ответ на молчание относительно того, что случилось когда-то в Сочи. Со временем, правда, подметные письма стали в жизни монастыря чем-то естественным и понятным, так что никто, кажется, уже не обращал на них никакого внимания. Кроме, разумеется, самого отца Нектария, который по-прежнему воспринимал любое подметное письмо как личное оскорбление с вытекающими отсюда последствиями в виде криков, ругани, гнева, плохого настроения и обещаний добраться до мерзавцев, которые рано или поздно получат по заслугам.
Ненависть отца Нектария к подметным письмам была столь велика, что он пообещал за каждое письмо, найденное и уничтоженное, десять рублей, после чего ушлые трудники придумали незамысловатый фокус, который заключался в том, что они сами писали письма отцу Нектарию и отцу Павлу, а после приносили эти письма наместнику и требовали от него обещанного. Впрочем, обещанного они так и не дождались и, оскорбленные в своих лучших чувствах, стали писать, но уже не на бумаге, а на монастырских стенах, и из этих надписей отец Нектарий узнал о себе много интересного.
60. Еще кой-какие мелочи из жизни наместника
1
Ничего из ряда вон выходящего при правлении отца Нектария, конечно, не происходило. Текла обычная, скучная, ординарная жизнь, которая так же мало имела отношения к евангельским словам, как «пес – лающее животное к Псу – звездному созвездию», – если воспользоваться для примера словами Спинозы.
Интересным в этой жизни был, пожалуй, только вопрос, который невольно задавал себе каждый, кто не совсем еще утратил чувство живой реальности, и который звучал так: как и почему могло случиться такое, что удивительные, глубокие и ни на что не похожие чувства и слова послужили причиной этой самодовольной многовековой мешанины, которая осмеливается называть себя христианством, хотя ничего общего с христианством никогда не имела и иметь не будет?
2
В обязанность отца Фалафеля входило, среди прочего, и проведение экскурсий по монастырю. За каждую посетители расплачивались всегда в конце рассказа экскурсовода.
Как-то подловив отца Фалафеля после очередной экскурсии, отец Нектарий спросил его:
– Интересно, а куда ты деньги деваешь?
– В кассу, – ответил отец Фалафель.
– Приноси мне,– сказал отец Нектарий.
И оставив отца Фалафеля в некотором недоумении, удалился.
3
Другой раз, подходя как-то к трапезной, я услышал истошные вопли отца наместника:
– Нету у меня денег!.. Нету!.. Нету!.. Одному на отпуск, другому еще на что-то, вон идите к Павлу, у него просите!
– Так ведь не дает Павел-то, – говорил печальный голос собравшегося в отпуск монаха. – К вам послал.
– Я же тебе сказал – нету у меня денег!.. Нету!.. Нету!.. Одному, вон, на ферму подай, другому – на лекарства, лучше бы вы больше о душе думали, чем по отпускам-то шляться!
– Как же я без денег поеду? – спрашивал монах, впрочем, уже догадываясь о том, что он сейчас услышит.
– А это уж не моя забота, – говорил отец Нектарий, злобно глядя на монаха. – Сюда попал, значит, и отсюда выберешься.
И не давая монаху времени опомниться, закричал:
– А ты смиряйся!.. Потому что нечего тут лясы точить!.. Лучше о душе подумай!
И розовея от праведного гнева, повернулся, чтобы уйти.
4
С изгнанием Евтихия и с назначение келарем Корнилия питание монахов заметно ухудшилось.
Назначение Корнилия келарем было четким и продуманным планом, а вовсе не ошибкой, как думали многие. Молитвенник и аскет Корнилий, еще совсем молодой, но в монастыре уже почти десять лет, был беззаветно предан Нектарию именно как игумену, искренне разделяя известную православную точку зрения о том, что с ростом чина иерарха растет у него и количество благодати, которую даруют ему Небеса. При этом особо отмечался чин игумена, о котором говорили, что он гораздо тяжелее, чем прочие чины, потому что, кроме смирения самого игумена, ему приходится усмирять еще и монастырских насельников, а среди них попадались иногда такие, что хоть святых выноси.
Что же касается Корнилия, то он, во-первых, не воровал, во-вторых, как я уже говорил, был предан Нектарию, в-третьих, считал аскезу чем-то само собой разумеющимся для братии и поэтому кормил братьев из рук вон плохо, так что среди монахов стоял постоянный ропот, который не могли заглушить ни выбивающиеся из сил повара, ни строгие увещевания игумена, который, впрочем, ел вместе с братией только для виду, а настоящий обед вкушал у себя, в своих апартаментах на втором этаже…