Заговор жрецов

– Достаточно, – остановил Фредерикса Николай II. – Остальное мы знаем. Оставьте досье у себя. Я полагаю, к этому разговору мы скоро вернемся. Можете быть свободны, если у вас ко мне больше нет вопросов.

Когда Фредерикс закрыл за собой дверь, Николай II встал и привычно прошелся по кабинету из угла в угол. Это явно его успокаивало и придавало некую уверенность в себе.

Казалось, на какое-то время он даже забыл о присутствии в кабинете князя Барятинского.

– …Я вот о чем хотел поговорить, – вдруг обратился Николай к князю, продолжая ходить. – Время меняется быстрее, чем люди… И я чувствую, не далек тот час, когда придется подбирать себе помощников, способных обеспечить сожительство самодержавия, как ни печально, с представительством народа. Я полагаю, таким помощником может стать Столыпин. Он в отличие от Витте не столь радикален. И потому никто не будет мешать ему работать над созданием сильной и цельной империи, экономически здоровой и культурно развитой на основе русских традиций.

– А как же по отношению дружбы семейства Столыпиных с графом Львом Толстым? – спросил Барятинский.

Николай II скептически усмехнулся.

– У Столыпиных это в крови. Они были в родстве и с поэтом-бунтарем Лермонтовым, и дружны с поэтом-дуэлянтом Пушкиным. Перед назначением Столыпина в марте прошлого года губернатором Саратовской губернии я беседовал с ним и убедился, что он достаточно умен, чтобы понять, что от него требуется…

3

Поминки на десятый день после гибели «Петропавловска» и его экипажа прошли в Зимнем дворце скромно.

Император с императрицей Александрой Федоровной посидели за столом несколько минут и удалились в свои покои.

Плеве, сидевший за столом рядом с командиром корпуса жандармерии генералом Рыдзевским, коротко обронил:

– Богу – богово, Кесарю – кесарево…

Рыдзевский, полуобернувшись, тихо ответил:

– У его величества недомогание… На охоте простыл…

Через полчаса приглашенные стали разъезжаться. Плеве уже на выходе догнал Рыдзевского, взял его под руку и отвел в сторонку.

– Константин Николаевич, может, вы знаете, по какой причине господин Столыпин зачастил в столицу? В губернии ему дел нет?.. – спросил он тихо.

Рыдзевский с нескрываемым удивлением посмотрел на Плеве и пожал плечами.

– В Зимнем до сегодняшнего дня его не было давно…

– Вот видите, – почти нараспев произнес Плеве. – И никто не знает. Да… Такие дела… Константин Николаевич, еще в августе прошлого года, если вы помните, я утвердил положение о начальниках охранных отделений, коих теперь будет назначать директор Департамента полиции из офицеров корпуса жандармерии. Вы бы не могли подсказать несколько хороших кандидатов на эти должности? Я полагаю, вы знаете многих. Деньги на жалование этих офицеров и соответственно оплату осведомителей, содержание конспиративных квартир ну и все остальное отпускаются приличные. А толку мало.

– Я думаю, ваше внимание к охранным отделениям не связано с появлением в столице Столыпина? – мрачно пошутил генерал Рыдзевский и тут же пожалел. Лицо Плеве изменилось, словно окаменело.

– Напрасно вы так шутите, Константин Николаевич, – сказал он обиженно. – За губернаторами мы с вами не следим. А вот за политиками, кои сегодня невесть откуда стали приобретать взрывчатку и оружие, не мешало бы проследить. На днях заведующий заграничной агентурой Рачковский донес мне, что и деньги, и оружие начали поступать из-за границы особенно активно с началом японского нападения. О чем это говорит?

Рыдзевский вспомнил, что действительно не так давно Рачковский рассказывал что-то и даже упомянул о «пятой колонне» самураев, однако Рыдзевский не придал тогда особого значения этому разговору.

– Если я вас обидел, прошу прощения, – сказал Рыдзевский, чтобы сгладить возникшую неприятную ситуацию. – Я согласен, все эти студенческие волнения, стачки, забастовки, уличные беспорядки и манифестации стоят денег. Надо полагать, кто-то выходит на улицы по идейным соображениям, а кто-то получает за это деньги. И последние не менее опасны, нежели первые.

Плеве чуть заметно усмехнулся.

– Ну, вот видите. Вы меня правильно поняли, – примирительно проговорил он. – А насчет Столыпина, Константин Николаевич… Любая информация о любом подданном его величества нам не будет лишней… Теперь что касается финансирования смутьянов. Рачковский доложил, а немецкий министр иностранных дел Вильгельм фон Шен подтвердил, что в Польше и Финляндии свила себе гнездо японская разведка. Руководит ею полковник Акаси. Ближайшим помощником Акаси является финский революционер некий Кони Зиллиакус. На всякий случай вы это имя запомните. Дело в том, – продолжил Плеве, – что в июле этого года в Швейцарии планируется провести нелегальную встречу представителей всех оппозиционных движений России, в том числе и еврейской партии Бунда. Но куда более печальным фактом является то, что в этой встрече дали тайное согласие принять участие князь Павел Долгорукий-Рюрикович и граф Гейден, член императорского экономического общества и начальник военно-походной канцелярии его императорского величества…

Генерал Рыдзевский недоверчиво посмотрел на Плеве.

– Такого быть не может! Выдумка и больше ничего!..

– Вот вы и проверьте, Константин Николаевич, – посоветовал Плеве. – На то мы с вами и облечены доверием государя. – Плеве на минуту умолк и внимательно посмотрел на генерала Рыдзевского. – Константин Николаевич, а почему вы не верите? Рачковский получает информацию практически из первых рук. Одним из приближенных сподвижников к Зиллиакусу является наш старый и проверенный агент Азеф. Это благодаря ему нам стало известно, что Акаси и Зиллиакус закупают для наших революционеров взрывчатку в Гамбурге, браунинги в Соединенных Штатах, а револьверы в Англии. Вы же знаете – все подтвердилось. Поэтому не верить этой информации мы не можем.

Рыдзевский на мгновение задумался, затем спросил:

– Его величество знает о князе Долгоруком и графе Гейдене?

Плеве отрицательно качнул головой.

– Нет и ни в коем случае не должен знать. Пока. Император не сдержится и станет выяснять, что да почем и испортит нам все дело. Был бы у него характер пожестче… Нам нужны неопровержимые факты! Иначе нам головы не сносить. Да и дело предстоит хлопотное. Зиллиакус намерен перенести свою штаб-квартиру из Копенгагена в Лондон. Делает он это по требованию Акаси. Для них Лондон куда более безопасное место, чем Копенгаген, – Плеве протянул Рыдзевскому руку, чтобы попрощаться и тут же спросил: – Говорят, вчера его величество встречался с адмиралом Бирилевым. Вы, случайно, не знаете о чем шла речь?

Генерал Рыдзевский рассеянно кивнул головой.

– Его величество назначил вместо покойного адмирала Макарова Командующим Тихоокеанским флотом адмирала Скрыдлова, – ответил он.

– Удивительно! – воскликнул Плеве. – Кто бы мог подумать!.. А еще о чем?

– … Стессель назначен командующим Квантунского района, а заместитель Стесселя генерал Смирнов – комендантом Порт-Артура, – продолжил Рыдзевский.

Плеве притворно застонал.

– Да-а-а… Дела!.. – проговорил он. – Алексеев сидит в Мукдене и не высовывает оттуда своего носа. Куропаткин с 28 марта – в Ялу. И из железнодорожного вагона пытается командовать отступающей армией, а японцы в это время преспокойно продвигаются в глубь российской территории!.. Они уже в десяти верстах от Ляояна, главной нашей базы на Дальнем Востоке! А что делает Куропаткин? Он заявляет: «Или я разобью их, или умру!» Умрет – не велика потеря! Лучше бы начал воевать. А впрочем… – Плеве безнадежно махнул рукой.

– Всевышний воздаст каждому по заслугам, – генерал Рыдзевский поразился откровенности Плеве, которая была ему не свойственна.

– Это точно, Константин Николаевич, – согласился тот. – И, тем не менее, я уверен – чтобы ни случилось на Дальнем Востоке, все будет несравнимо с тем, что произойдет здесь! У России есть враг куда более опасный, чем Япония, – это грядущая революция. Хотим мы признавать это или не хотим – это уже не столь важно. Вспомните, как под напором революции рухнул французский трон! В Германии социалисты уже забирают в руки армию и аппарат управления! Сегодня и у его величества императора Николая II, и у кайзера Вильгельма должна быть одна забота: как уберечь от революции свои троны. Но, увы! Оба величества заняты другими делами. К великому сожалению, у нас остается только один способ защитить себя: утопить социалистические идеи в крови!

– Но это не возможно! – возразил Рыдзевский. – Если идти таким путем, можно спровоцировать революцию гораздо раньше, чем она, если можно так выразиться, созреет!

Плеве рассмеялся. Глядя прямо в лицо генералу Рыдзевскому, произнес назидательным тоном:

– Вы истинный вояка, Константин Николаевич. Но не политик. Я вам не открою большого секрета, если скажу, что в условиях войны и при наличии воли у царствующих особ, легко и просто избавить Россию или ту же Германию от любой революционной заразы! И очень многое будет зависеть от нас с вами. – Сказав это, Плеве слегка обнял Рыдзевского за плечи и отвел в сторонку от дверей, возле которых они стояли. – Я не могу понять его величество, – продолжил он, – почему он так упорно ищет союза с Францией вопреки желанию Германии? И его величество, и кайзер Вильгельм – кузены! Хотя бы это бралось во внимание! Я понимаю, будучи кронпринцем, Вильгельм не стыдился подать шинель Александру III. Почему тогда с нашим императором у кайзера другие отношения?..

Генерал Рыдзевский понимающе кивнул головой, но ничего не ответил. Из достоверных источников он знал, что Вильгельм не блистал умом, но и не был дураком. Он писал сонеты, рисовал картины акварелью и даже сочинил оперу. Но явным недостатком Вильгельма было его физическое уродство. Зато Вильгельм преуспел в другом. Сдавая экзамены в академию германского Генштаба, он защитил диссертацию, в которой изложил варианты фронтального наступления на просторах России с отторжением от нее западных губерний…

– Ну что. Нам пора и прощаться, – сказал Плеве. – И не забудьте, о чем я вас просил, – напомнил он.

4

…Настроение у Ламсдорфа было скверное. Вчера он дважды пытался через Фредерикса добиться аудиенции у его величества и дважды ему отказали со ссылкой на занятость императора.

Ламсдорф утром через силу заставил себя приехать в свое министерство, которое по-прежнему располагалось в правом крыле здания Главного штаба и выходило окнами на набережную Мойки. По мнению Ламсдорфа, было бы справедливей, если бы набережную назвали Помойкой.

Хотел снова созвониться с Фредериксом, но секретарь оповестил его о том, что в министерство приехал Плеве.

«С чего бы это?» – подумал про себя Ламсдорф и заторопился встречать неожиданного гостя.