Мы сидим на кухне и пьем кофе. Черный, горький, без сахара.
– Настя, прости ради бога, это не мое дело, но… Ребенок… Ты решила завести ребенка, чтобы Глеб одумался и бросил пить? Прости, если я что не так сказал…
Настя категорично замотала головой.
– Нет, Сема. Все нормально. С ребенком получилось случайно. Понимаешь, когда Глеб трезвый, он ведь мой обычный Глеб, такой родной, такой… Такой любимый. Я забеременела. Сначала не хотела говорить. Потом сказала. Глеб обещал, что теперь все будет хорошо. У него просто напряженная работа и стресс. Потом он начал пить сильнее. Я даже хотела сделать аборт. Господи, сама не верю, что такое говорю! Но врачи сказали, что уже поздно. Так что теперь у нас будет Софья, Сонечка…
Настя слабо улыбнулась и погладила ладонями живот.
Раздался звонок в дверь.
Настя вздрогнула, как от удара током. Лицо ее напряглось. Она глубоко вдохнула, как перед прыжком в ледяную воду, медленно встала со стула и пошла в коридор. Я вышел вместе с ней.
Глеб стоял на пороге, пьяный. Он еще держался на ногах, но назвать это просто «легким подпитием» было уже нельзя…
– Сема, дорогой! Как я рад тебя видеть… Дай я тебя обниму…
Я непроизвольно сделал два шага назад.
– Слушай, Сема, а ведь у меня дела идут в гору! Настена не сказала? А мы скоро переедем в Куркино. Я купил квартиру… Вот так! Знаешь, скоко метров, а? Не знаешь…
Язык у Глеба начал заплетаться, он стал валиться вперед, но ухватился рукой за дверной косяк.
– И я тоже не знаю… Представляешь, не помню, скоко метров. Метров 150 или 200… Забыл, прикинь…
И Глеб как-то глупо захихикал.
– Глеб, иди спать! – резко сказала Настя. – Ты на ногах не стоишь, как ты за рулем ехал? Тебя же прав лишат, если поймают! Господи, хоть бы тебя в самом деле прав лишили, может, это тебя притормозит…
– Настена, счастье мое, – вяло бубнил Глеб. – Ну как они могут лишить меня прав, если я всех их кормлю? Да я их всех в кулаке держу! Всех этих гаишников, чиновников местных, да я всю управу вот здесь держу…
Глеб попытался продемонстрировать нам поднятый кулак, отпустил дверной косяк и почти повалился вперед, на Настю.
– Стой на ногах! – резко крикнула Настя. – Сказала, спать иди!!!
Я быстро оделся и вышел на лестничную площадку. Настя вышла со мной и прикрыла входную дверь.
– Он часто такой приходит? – только и нашелся я что спросить.
– Почти каждый вечер…
Я смотрел на Настю, на ее большой живот, на красное лицо, опухшее от слез, на трясущиеся руки. И Чарлика больше нет…
Меня переполняло ощущение какой-то дикой собачьей тоски, боли, жалости и… бессилия. Хотелось заорать, завыть, топнуть ногами, выключить этот мир и переключить его назад. На тепло и добро, на семью и любовь, на Чарлика, на дурацкий Глебов самолет, будь он трижды проклят…
Но я не мог. Очень хотел, но не мог.
– Настя. Понимаю, как тебе тяжело. Пожалуйста. Если у тебя будут проблемы, если просто будет плохо – звони сразу. Я не так много могу сделать, но постараюсь тебе помочь. Хорошо?
– Хорошо, Сема. Я позвоню, если что. Иди. Спасибо тебе.
Я был уверен, что она позвонит. Меня наполняло тяжелое ощущение неотвратимо надвигающейся беды. Оно отвратительно, но неумолимо. Ты понимаешь, что это произойдет. Ты уверен в этом на сто процентов, ты только не знаешь когда…
– Сема, это Настя. Ты можешь приехать?
– Да, я уже еду.
Я бросил взгляд на часы: половина первого ночи… Беда часто случается ночью, не замечали? «Возможно, темные дела любят темное время», – мелькнула у меня мысль, и я выбежал из квартиры, захлопнув дверь.
Сказать, что я летел на машине как ненормальный, – это не сказать ничего. Еще на подъезде к знакомой башне я увидел Настю. Она стояла на самом краю тротуара. Злой ветер терзал ее волосы и крутил вокруг ног водовороты снежной пыли. Она была без шапки, в длинном сером пальто, которое не могло скрыть ее огромный живот.
Я выскочил из машины.
– Настя, что случилось? У тебя начались роды? Глеб пьян, тебя надо везти в роддом?
– Нет, я надеюсь, не сейчас… Мне рожать через две недели. Так врачи говорят. Глеб пропал… Он должен был приехать домой около девяти вечера. Я звонила ему в 22 часа, в 23, он не брал трубку. Полчаса назад отключился телефон. Я позвонила всем его друзьям, партнерам, знакомым – никто ничего не знает. Он уехал с работы около восьми вечера…
– Что ты хочешь делать?
– Поехали на стоянку, куда он ставит машину. Он купил новый «Мерседес». Часто забывал там вещи по пьяни. Около дома ему ночью разбили стекло. Теперь он ставит машину на охраняемую парковку.
– Поехали. Это далеко?
– Минут десять пешком, но я не дойду, сам понимаешь… Извини, что дернула тебя.
– Настя, перестань, пожалуйста.
Мы подъехали к стоянке. Долго жали кнопку звонка на воротах. Наконец откуда-то выполз заспанный дед в меховой шапке, старой фуфайке и надетом поверх нее светоотражающем жилете.
– Че трезвоните-то? Свободных мест нету, занято все.
– «Мерседес», серый, купе… Приехал, нет?
Сторож сдвинул на затылок шапку и задумчиво потер варежкой лоб.
– Да, приехал. Точно. Он на 29-м месте стоит.
– Кто там был? Куда он пошел? Где он?! – закричала Настя срывающимся голосом.
– Тише, тише, дамочка. Молодой человек, успокойте свою жену. Нешто не видите, в каком она положении? Того и гляди родит сейчас…
– Все нормально, отец. Скажите, куда водитель пошел?
– Да никуда он не пошел. Сидел в машине. Потом подъехало такси, он сел в него и уехал. Куда, не знаю. Извините, спрашивать не обязан…
– Во сколько это было? Примерно хотя бы…
– Где-то часов в девять вечера…