От лягушки до Кремля. Новые приключения Семена Петровича

Понурив голову, опустив хвост, еле перебирая кривыми лапками, испуганный маленький пес мужественно шел в комнату и сам запрыгивал на диван. Там он ложился на спину, закрывал глаза и замирал. Во время болезненных обработок он не издавал ни звука, лишь иногда вздрагивал и еще сильнее сжимал веки.

Мне помогала только Настя. Глеб не мог переносить подобных процедур. При виде бинтов, мазей, шприцев и растворов он бледнел, болезненно морщился и прятался в другой комнате.

Закончив перевязку, я бережно гладил забинтованную лапу и говорил: «Все хорошо, Чарлик, все закончилось. Успокойся…»

Чарлик мгновенно вскакивал, кидался ко мне, как можно глубже прятал голову мне под руки и замирал, дрожа как осиновый лист. Я осторожно массировал и поглаживал ему шею, спину, лапы… Его постепенно «отпускало», и он превращался в обычного жизнерадостного домашнего такса.

Болезненные переживания Чарлика, его эмоции, трогательное доверие и мужественность буквально переворачивали мне душу при каждой процедуре. Я был искренне рад, когда отпала необходимость в компрессионных повязках. Дальнейшее лечение Глеб с Настей проводили самостоятельно. Через три недели они заехали ко мне в клинику, и мы сняли швы. Рана зажила прекрасно, опорная функция поврежденной конечности восстанавливалась нормально. Чарлик еще немного прихрамывал, но это должно было пройти через несколько недель.

Где-то месяца через два поздним вечером раздался телефонный звонок.

– Семен, привет, это Настя! Ты еще не спишь?

– Нет, не сплю. Что случилось?

– Семен, нам опять нужна твоя помощь! – Настя едва сдерживала смех. – Мы с Глебом заедем за тобой. Минут через 10 спускайся к подъезду, хорошо?

– Хорошо. Одеваюсь.

Выйдя на улицу, оглядываюсь в поисках знакомой синей «Шкоды», но такой машины не наблюдаю. Из-за угла дома медленно выплывает огромный черный «Кадиллак» и солидно катится вдоль тротуара. Машина тормозит около меня, водительское стекло опускается, и на меня, широко улыбаясь, смотрит Глеб.

– Ну что, Семен! Это, конечно, еще не самолет, но мы двигаемся в правильном направлении. Прыгай на заднее сиденье.

Я ныряю в огромный темный салон.

С переднего пассажирского сиденья ко мне оборачивается смеющаяся Настя:

– Смотри, Семен, какая у нас проблема. Глебу подарили трехлитровую банку черной икры. Мы уже купили белый хлеб, масло, сыр, вино и апельсиновый сок. Нужно отметить выздоровление Чарлика. Будем всю ночь пить и объедаться. Ты готов нам помочь? Тогда едем к нам!

– Всегда готов. Поехали.

Таща огромные пакеты со всякой вкуснятиной, мы втроем шумно ввалились в квартиру. Навстречу нам выскочил Брюс, а следом за ним вылетел Чарлик. Такс увидел меня и буквально застыл на месте. Потом его начала бить дрожь, он взглянул на меня с невероятной тоской в глазах, уныло повесил голову и… медленно побрел в комнату.

Я скинул ботинки и бросился вслед за ним.

Чарлик лежал на диване на спине. Неподвижно, как каменный. Его глаза были плотно закрыты. Травмированную заднюю лапу он вытянул почти вертикально вверх.

К горлу подкатил комок, в носу противно защипало… Я медленно опустился на диван. Потом бережно взял в руки многострадальную маленькую лапку и начал ее осторожно поглаживать.

– Чарлик, маленький, ну что ты… Все давно прошло. Лапка зажила. Я больше не сделаю тебе больно, обещаю. Успокойся…

Чарлик медленно открыл глаза и недоверчиво посмотрел на меня. Потом перевернулся, вскочил и уткнулся головой мне в колени. Я нежно погладил его по голове. Он завилял хвостом и тихонько вздохнул.

С трудом приходя в себя, я поднял голову и посмотрел вокруг. Настя и Глеб стояли, обнявшись, на пороге комнаты, смотрели на нас, улыбались, плакали и вытирали друг другу слезы.

Часть 7. Две встречи

Жизнь вдруг поскакала, полетела, заторопилась, с бешеной скоростью прокручивая дни, недели и месяцы. Я только успевал разгрести запланированные дела, как по самую макушку оказывался заваленным новыми. Пара телефонных звонков от Насти, СМС с поздравлением к Новому году, и еще как-то созванивался с Глебом по поводу аренды помещений… В общем, незаметно пролетел год, а мы так ни разу и не пересеклись. Но периодически проносясь в потоке машин по Ленинградскому шоссе, я всегда искал взглядом светло-желтую кирпичную башню. Проезжая мимо нее поздним вечером, видел теплый свет в знакомых окнах второго этажа и чувствовал себя спокойнее и увереннее. И в какой-то момент понял, что настолько соскучился по всей этой дружной компании, что просто не могу больше. Все дела побоку – и я звоню Глебу. Долго слушаю протяжные гудки, сбрасываю номер и набираю Насте. Опять долгие гудки, но вот наконец, слава богу, телефон ответил.

– Настя, привет!

Пауза.

– Да, привет, Семен!

Голос очень тусклый, но нет, наверное, мне показалось.

– Слушай, вы дома? Я заеду? Минут через двадцать? Так давно вас не видел…

Опять пауза. Очень длинная.

– Настя, алло? Ты меня слышишь?

Длинный тяжелый вздох.

– Заезжай, Семен…

Что-то вдруг засвербило, зацарапало внутри, сразу вспотели ладони, и ручка коробки передач стала скользкой. Да нет, все хорошо. Может, у Насти голова болит, устала, день тяжелый… Но я почему-то еду очень медленно. Паркую машину. Иду к подъезду. Поднимаюсь на второй этаж. Нажимаю на кнопку звонка.

Настя открывает дверь, и я сразу упираюсь взглядом в ее большой живот. Месяц пятый-шестой уже… Так вот оно что! Ну теперь все понятно. Беременность не всегда балует хорошим самочувствием. Настя переживает или что-то побаливает, потягивает. А я-то уже испугался…

– Настена! Я вас искренне поздравляю. Молодцы! А где…

Тихонько открывается дверь, и в коридор очень медленно выходит ротвейлер Брюс. Он еле плетется, обнюхивает мои ботинки, утыкается в ноги огромной лобастой головой и ложится на пол. Мне становится как-то нехорошо.

– Настя, где Чарлик?!

Настя медленно поднимает руки к лицу, снимает очки и начинает плакать. Мы знакомы уже столько лет, но я ни разу не видел ее без очков. «А без очков Настя совсем другая», – приходит в голову рассеянная мысль… Слезы текут у нее по лицу рекой, сплошным потоком. Она даже не вытирает их. Слезы капают на пол, на ее большой живот, на очки, которые она держит в опущенной руке. Она плачет тихо, беззвучно, только трясутся плечи и дрожит безвольно висящая рука с очками.

Я медленно сажусь на корточки, вцепляюсь себе руками в волосы и закрываю глаза.

Мы молчим долго.

– Как это произошло? – наконец нахожу в себе силы спросить.

– Я не знаю… Меня не было дома. Глеб сказал, что они пошли гулять. Чарлик увидел на другой стороне Ленинградки кошку. Ты же знаешь, он охотник и ненавидит кошек… Чарлик побежал через дорогу. Прямо под грузовик. Я пришла домой, а он…

Настя зарыдала в голос.

– Все, Настя, я понял. Не надо дальше… – попросил я.

– Сема, Глеб был пьян! Он пошел гулять с собаками пьяный!!! Я не знаю, что там было, но я уверена, что если бы он был трезв – этого никогда бы не произошло!!!

Последние слова Настя почти прокричала.

– Глеб? Пьяный? С чего вдруг? Да когда это было?

– Это было неделю назад. Я хотела тебе позвонить, но не смогла. А Глеб… Глеб теперь пьет регулярно. Вернее сказать, иногда он не пьет…