Избранные письма. 1854–1891

6 ноября 1874 г., Николо-Угрешский монастырь

<…> На этой неделе Господь, вняв наконец моим молитвам, сподобил меня быть принятым в число братии Николо-Угрешского монастыря под Москвой, и о. Архимандрит Пимен

– настоятель наш – милостив и снисходителен ко мне вовсе не по заслугам моим, ибо в мои года, как Вы знаете, уже и трудно стать хорошим иноком; слишком сучьев много наросло, которые обрубать надо!

<…> Надо при этом взять в расчет некоторые обстоятельства, очень неблагоприятные теперь в России для литературы вообще. Человек хорошего направления нынче нелегко находит себе место в печати. Это не ко мне одному относится. Погодин

говорил мне, что негде печатать; он же говорил мне, что Аксаков

плачет иногда, когда один. «Русский вестник» загроможден просто материалом, ибо он единственный в России журнал, в котором может печатать человек не демократического, не революционного, не буржуазно-либерального духа. «Гражданин»

мал и, кажется, небогат. «Русский мир»

хорошего направления, но газета, а я пишу более крупные вещи. Остальные почти все зараза. <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

О. Пимен (Петр Дмитриевич Мясников, 1810–1880) – происходил из купцов. Автор «Воспоминаний» (М., 1877).

Михаил Петрович Погодин (1800–1875) – русский историк и публицист славянофильского направления. Профессор Московского университета, учитель С. М. Соловьева.

Аксаков — И. С. Аксаков. В это время ему была запрещена издательская деятельность.

«Гражданин» – политическая и литературная газета-журнал (1872–1914), основана в Петербурге кн. В. П. Мещерским. В «Гражданине» сотрудничали Ф. М. Достоевский, К. П. Победоносцев, H. Н. Страхов, Н. С. Лесков, Ф. И. Тютчев.

«Русский мир» – ежедневная умеренно консервативная газета, выходившая в Петербурге с 1871 по 1880 г. Основателем ее был известный славянофил генерал М. Г. Черняев. С конца 1870-х гг. направление газеты в связи с переменой владельца резко изменилось.

47. К. А. Губастову

15 января 1875 г., Москва

<…> Здоровье мое прекрасно. Но… impotentia virilis[15 - Мужское бессилие (лат.).] – слава богу, установилась прочно!

Очень рад и считаю это благодатью Господней. <…>

Впервые опубликовано в журнале «Русское обозрение». 1894, сентябрь. С. 365.

48. К. А. Губастову

15 апреля 1875 г., Москва

<…> К тому же Россия оригинальна тем, что в ней всего можно ожидать наихудшего, когда дело идет о высшей культуре. Наш утилитаризм начинает далеко превосходить европейский, ибо корни идеальной культуры были у нас моложе и слабее, и их оказалось прогрессу легче вырвать, чем на Западе, где идеальные потребности религии, поэзии, рыцарства и т. п. накопились за тысячу лет. <…>

Жена и Маша

были здесь после Вас; пробыли три дня, и я был рад их видеть; они теперь мирны в общем горе и общей нужде, хоть Маша, конечно, без капризов и дурных манер теперь обойтись не может. Они меня ждут теперь в Кудиново пить кумыс. Да и брату

мы, посоветовавшись с дельцами, в соглашении отказали, и он, кажется, начинает тяжбу. Присутствие мое необходимо там, около Калуги, хоть на одну часть лета. Хотя почти все адвокаты говорят, что мы правее и выиграем, но не надо себя и ласкать надеждами; вдруг проиграем еще половину Кудинова! Тогда уже и хлеба там на 4-х человек недостанет. <…>

А что касается до уныния и тоски, то они при плохих делах по литературе везде – и на Афоне, и в Кудинове, и на Угреше были. Менее всего, однако, в Халках и Пере не только потому, что я думал: вот-вот напечатают. Но еще и потому, что сама жизнь в Царьграде меня более всякой другой жизни удовлетворяет; там есть все: для церковных чувств, для общих потребностей, для мысли и т. д. Только в Царьграде я жил настоящим; ей-богу так! Только в Царьграде я чувствовал себя на своем месте, на всех других местах я чувствовал себя временно, и Вы сами хорошо знаете, что из всех других мест я уезжал с радостью и только из Царьграда с сожалением и досадой, что нельзя тут окончить жизнь. Кроме дружбы [нрзб], кроме общества в моем вкусе (не хамского), кроме вообще обстановки, я, как кошка к дому привязывается, привязался к посольству. Люблю Франческо, Евангели, дворы и сады, фонари и шелест деревьев во дворе, люблю игнатьевские рауты и обеды, уважаю Семирамиду, дружен с горничными Ону, переношу даже прическу мадам Белоцерковец и грацию Сухотиной

. И на солнце есть пятна! <…>

Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).

Маша — племянница Леонтьева, Мария Владимировна Леонтьева (1848–1927), дочь В. H. Леонтьева. Все важнейшие события внутренней и внешней жизни Леонтьева, его писательство и идейные искания неразрывно связаны с ней. Под псевдонимом «Русская женщина» опубликовала статью «Женщина – женщине о новой книге» («Свет». 1886, № 91) о книге Леонтьева «Восток, Россия и славянство». В 1869–1873 гг. по нескольку месяцев жила в доме Леонтьева в Янине и Салониках.

…брату… – Имеется в виду Александр Николаевич Леонтьев (годы жизни неизвестны), офицер, выведен в неизданном автобиографическом романе Леонтьева «От осени до осени» под именем Алексея как кутила и развратник, подобие армейского Ноздрева. В 1875 г. Леонтьев записал о нем в своих воспоминаниях: он стал седым и гадким стариком… всегда без места, без денег, иногда полупьяный, всюду презираемый порядочными людьми…» («Литературное наследство». Т. 22–24. М., 1935. С. 470).

Франческо, Евангели… Семирамида… мадам Белоцерковец… Сухотина — неустановленные лица, связанные, по всей очевидности, с русским посольством в Константинополе.

49. Е. А. Ону

15 июля 1875 г., Кудиново

Il у a des si?cles que je n'entends plus votre bonne voix, mon excellente?? amie??

S'il ne s'agissait que de moi, que de l'ami seul – il n'y aurait pas 4 points d'interrogation. Mais il s'agit de Vous, de l'amie, par consеquent il y a 4 points d'interrogation. 1 point. Vous ?tes femme c.?.d. еpouse, m?re et coquette en m?me temps… Voil? bien des raisons d'?tre pour oublier un ami. 2 point. Vous aviez vos raisons personelles pour ?tre tr?s mеcontente de moi et quoique plus que la moitiе de ces raisons ont еtе rеfutеes par moi, en partie en personne de Mr. Jomini sur votre cher escalier (cher pour moi, pour mon souvenir!); en partie en t?te-?-t?te dans votre chambre ? coucher; quoique l'autre moitiе de vos accusations ont еtе reconnues justes par mon humilitе, et la sincеritе de mon repentir (? propos de la jalousie de confesseur) – devrait faire rayer tout cela de votre mеmoire (de la mеmoire de cCur c.?.d.)… Qui sait cependant, si la rancune… 3 point. Mon long silence. Ce silence ne prouve rien… L'еtе passе encore, ? peine arrivе ici, j'ai еcrit ? votre mari une lettre tr?s longue. Onou ne m'a pas repondu. Je ne lui en veux nullement pour cela: il m'a prouvе quarante fois son amitiе sinc?re et solide; il s'empressait de m'еcrire lorsqu'il s'agissait d'une affaire ou de mes intеr?ts matеriels; et je comprends qu'un homme occupе et souvent fatiguе comme lui se trouve dispensе de soutenir une correspondence purement sentimentale m?me avec un homme auquel il porte pourtant un vif intеr?t… <…>

Ma santе ne va ni bien, ni mal. Je suis ? Koudinowo pour trois ou 4 mois; pour faire une cure de кумыс qui vient d'?tre terminеe et je ne puis pas dire si elle m'a fait du bien on non. Il y a aussi des comptes ? rе gler avec des banques de Kalouga. Je ne m'ennuis pas; je prie Dieu (moins que je ne devrais le faire, sans doute, mais j'esp?re; j'ai instituе ici des pri?res en commun le matin et le soir); j'еcris; notre sociеtе est assez nombreuse pour le moment, malgrе notre dеnuement: ma femme, ma ni?ce Marie (elle a vieilli еnormement), une demoiselle voisine qui vient lui aider dans son petit mеnage et par dessus le marchе la m?re de ma femme et sa sCur cadette sont venues de la Crimеe pour la voir. Nous ne pouvons pas payer des domestiques et toutes ces dames travaillent et servent l'une l'autre assez angеliquement. Je tache d'y mettre bon ordre. Voil?, ch?re amie, mon existence provisoire. Au mois d'ao?t je les quitte pour aller passer l'hiver ? Оптина пустынь qui est ? 60 verestes de nous. Chez moi je continue ? porter l'habit de moine lorsque je suis forcе de sortir autrement mis, et je porte une поддевка noire et fort longue, a не хамское платье.

Одиссей печатается в «Русском Вестнике».

П Е Р Е В ОД

Тысячу лет не слышал я Вашего доброго голоса, мой дражайший?? друг??

Если бы это касалось только меня – не было бы сих четырех вопросительных знаков. Но речь идет о Вас, и появляются 4 вопросительных знака. 1-й знак. Вы женщина, следовательно, супруга, мать и кокетка одновременно… Вот уже достаточные причины, чтобы забыть своего друга. 2-й знак. У Вас есть личные резоны быть недовольной мною, и хотя больше половины этих резонов мною опровергнуты, частью в лице г-на Жомини на Вашей милой лесенке (милой для меня и моей памяти!), частью с глазу на глаз в Вашей спальне; вторая половина Ваших обвинений признана мною, недостойным, справедливою, и искренность моего раскаяния (касательно ревности духовника) должна была бы изгладить все это из Вашей памяти (т. е. из памяти сердца)… И все-таки, кто знает, может быть, злопамятство… 3-й знак. Мое долгое молчание. Но это молчание ничего не доказывает… Еще прошлым летом, едва приехав сюда, я написал Вашему мужу весьма пространное письмо. Он ничего мне не ответил. Я нимало за это на него не сержусь: сорок раз он мне уже доказывал свою прочную и искреннюю дружбу и не медлил, если речь шла о деле или вещественных моих интересах; мне понятно, что занятый человек, к тому же утомленный, как он, не может поддерживать чисто дружескую переписку даже с человеком, вызывающим у него чувство живого интереса… <…>

Здоровье мое ни хорошо, ни дурно. Уже три или 4 месяца, как я в Кудинове ради лечения кумысом, которое уже кончилось, но я не могу сказать, лучше мне от него или нет. Кроме того, надо уладить дела с калужскими банками. Я не скучаю, молюсь Богу (не так много, как нужно, но я не теряю надежду, я учредил здесь совместные молитвы утром и вечером); я пишу; общество наше пока довольно многочисленно, несмотря на нашу бедность: моя жена, племянница Мария (она ужасно состарилась), одна соседская барышня

, которая приходит помогать ей в ее небольшом хозяйстве, и сверх того приехавшие из Крыма мать моей жены и ее младшая сестра. Мы не можем держать прислугу, поэтому эти дамы работают и с ангельским терпением помогают друг другу. Я же стараюсь поддерживать должный порядок. Таково, дорогой друг, мое теперешнее, как я полагаю, временное существование. В августе я уеду отсюда, чтобы провести зиму в Оптиной Пустыни, в 60 верстах от нас. У себя дома я продолжаю носить монашеское одеяние, а когда по необходимости надобно выходить в другом платье, надеваю черную и очень длинную поддевку, а не хамское платье.

«Одиссей» печатается в «Русском вестнике».

Впервые опубликовано в кн.: Архимандрит Киприан. Из неизданных писем Константина Леонтьева. Париж, 1959. С. 20–21.

…соседская барышня… – Людмила Раевская, близкая приятельница Леонтьева.

50. Князю К. Д. Гагарину

16 июля 1875 г., Кудиново

<…> Кроме всех тех качеств личных, которые я нахожу в Вас и в княгине Вашей

, кроме Вашего ко мне расположения, вы оба с женой приносите с собою какой-то отдаленный луч Востока Турции, воспоминание, иногда и полусознательное, той жизни, которую я до сих пор оплакиваю и к которой никогда, вероятно, уже не вернусь. Вот Вам мои искренние чувства! Не будете ли Вы свободны хоть на три дня в половине августа? Если будете и если правда, что Вы теперь одни, а княгиня опять у сестры Вашей

, приезжайте ко мне в Кудиново на эти два-три дня. Природа у нас недурна и комфорта на такое короткое время найдется достаточно. Я сочту это не только радостью, но и честью… Вы знаете мое мандаринское и con amore[16 - С любовью (лат.).] чинопочитание. Я буду ужасно рад другу Гагарину и в то же время буду ужасно важничать, что, мол, знай наших, сам вице-губернатор у нас гостит. И все это освежит, конечно. Право, попробуйте. Я говорю, после 15-го августа, потому что Успенским постом я буду говеть в Оптиной Пустыни и опять, причастившись, вернусь в Кудиново, где, вероятно, и пробуду с Божьей помощью до глубокой осени. Что я буду делать позднее – это как Богу угодно. Мне бы хотелось навсегда устроиться так – зиму в Оптиной Пустыни