Золотой козленок

Глава 4. Гастролёры в Северной Венеции ? городе белых ночей

…Северная столица с южным гостеприимством встретила гастролёров. Голубое небо с редкими огрызками рваных туч, жаркое летнее солнце, с нетерпением разгорячённого любовника раздевшее холодных, меркантильных, практичных питерчанок, приняли незваных ветреных гостей.

Попутчицы, в объятиях любящих мужей, растворились в людской каше. Оставили о поездке лишь нечаянные воспоминания, чтобы в старости потчевать проклятую ненасытную ностальгию.

На выходе из вокзала на друзей напала дружная стайка пожилых сограждан с предложением гостиничных услуг на дому, при этом, непременно, в самых живописных районах города. Ушлые и хитрые квартиросдатчики умудрялись свои трущобы времён царя Гороха, с деревянными перекрытиями, сдавать, наделяя их сомнительными историческими ценностями.

Отъявленному грузину или лицу с явно выраженными коммунистическими взглядами предлагалась квартира, в которой якобы молодой Коба, а впоследствии ? отец всех народов, слава богу, от любви платонической, возглавлял русское бюро ЦК РСДРП в 1914 году.

Женщины бальзаковского возраста клевали на Шаляпина, Есенина, Ахматову. Евреи, независимо от возраста, не клевали даже на Троцкого. Они с холодным равнодушием сбивали цену до пределов, ниже которых постояльцы становились уже в убыток, в отместку гарантируя чистоту и порядок…

Друзей, вклинившись, разъединил юркий старичок с маленькими хитрыми бегающими глазками. Он был высохший, как омертвелые ветви клёна. Создавалось впечатление, будто он живёт три дня в неделю: по понедельникам, средам и пятницам, остальные существует или делает вид, что живёт.

Старик никогда не был женат, и его мнение о женщинах было идентично мнению миллионов холостяков. До той поры, пока одна из них не становилась хозяйкой в его доме.

? Джентльмены обременены поисками жилья?! ? взглянув сначала на одного, затем на другого, безошибочно определил он.

? Да здесь гостиниц как грибов! ? сходу сбивая ещё необъявленную цену, заявил Жульдя-Бандя, кивнув в сторону дома на площади с огромной вывеской над верхним этажом – «Гостиница «Москва».

? Гостиниц?! ? старик объял каждого недоумённым взглядом, будто соизмеряя величину идиотизма. При этом его маленькая хитрая головка в вопросительной тональности слегка склонилась вправо. Это был профессиональный взгляд следователя, жены, допрашивающей вернувшегося рано… утром супруга, или кондуктора общественного транспорта, поймавшего настоящего «зайца».

? Гостиниц, ? подтвердил и Фунтик, утвердив взор на гостинице напротив.

? Для гостиницы, ? пояснил старик, почесав тонкими сухими пальцами острый подбородок, ? нужны деньги и незапятнанная биография, поскольку каждый индивид фиксируется в реестре и рискует стать… ? незнакомец заговорщически хихикнул. ? Сейчас в каждой каме… пардон, в номере как минимум по два жучка: один от КГБ, другой от ЦРУ.

? Нам бояться нечего, ? Жульдя-Бандя честной пролетарской улыбкой обнял пожилого аборигена, запев: ? Мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути (М. Светлов).

? К тому же у меня дешевле, и ещё, я вам скажу по секрету, ? лицо старика покрылось грифом секретности особой важности, ? вы мне, конечно же, можете не верить!..

После такого монументального заявления друзья не поверить не могли, и каждый оберегал себя от того, чтобы не рассмеяться.

? Я поселю вас в апартаменты, где в одна тысяча девятьсот восьмом году…

? Родилась Клеопатра?! ? предположил Жульдя-Бандя.

Старик, нисколько не смутившись, продолжал:

? Великий бабник всех времён и народов Гришка Распутин, ? указательный палец, с хрустом распрямившись, восклицательно взвился вверх, ? имел це-лую, ? квартирный магнат с таким воодушевлением переместил руку в сторону Мариинского театра, утонувшего в грациозном великолепии каменных изваяний, словно до этого великий бабник пользовался исключительно половинками, ? целую, ? напомнил он…

? Марию-Антуанетту…

? Анну Павлову! ? старик победоносно замотылял высохшим, как хворостина, пальцем, будто Гришка Распутин до неё имел ещё и Екатерину Великую. ? Он похитил великую балерину прямо из гримёрки, сразу после исполнения ею Жизели. Но это ещё не всё…

? Короче, папаша, ? Жульдя-Бандя дружески определил руку на хлипкую высохшую конструкцию пожилого аборигена, чтобы Гришка Распутин в его апартаментах ненароком не поимел бы ещё и статую Свободы, ? мы почти согласны. Осталось выяснить, сколько будет стоить проживание в вашем курятнике времён доисторического материализма? Кстати, ? он смахнул с руки тополиную пушинку, ? надеюсь, Анна Павлова уже покинула святое ложе? Мой друг плохо переносит старух. Это перешло к нему с детства, когда его покойная бабушка безуспешно пыталась сделать из него человека…

Фунтик, адекватно нанесённому ему моральному ранению, стукнул остряка кулаком в бок.

? Не извольте беспокоиться. Отплясалась давно уже бедная, а вот ложе, на котором происходило великое соитие… ? старик ощерил беззубую пасть, ? удалось сохранить.

? Бельё тоже? ? съязвил Фунтик, коему надоело слушать весь этот бред.

? Увы.

? Жалко. С детства мечтаю поспать на простынях из-под балерины.

? Оно у вас ещё не закончилось, ? язвительно подметил старичок, моргая увеличенными в линзах очков глазами.

Жульдя-Бандя, искренне опасаясь, что хлипкая конструкция пожилого человека может в любой момент рассыпаться, вернул руку, обращаясь:

? Ну так что всё-таки нам скажет музейный смотритель относительно…

? Меня зовут Соломон Григорьевич, ? представился квартиросдатчик, не желая в свою сторону двусмысленности.

? Несмотря на некоторые противоречия во взглядах на жизнь, я думаю, мы сможем найти общий язык, ? Жульдя-Бандя улыбнулся, утробно обозначив: ? «Иудушка Головлёв».

Соломон, всячески оттягивая нелицеприятную процедуру оглашения приговора, повёл друзей по переходам через площадь, орошая эпитетами архитектурную ценность района, будто те собирались обустроиться у памятника Екатерины Великой.

На благоприятном удалении от конкурентов, предлагавших более дешёвое и уютное жилье, хитрый еврей, не останавливаясь, дабы не дать друзьям возможности сосредоточиться, стал блеснить, ничуть не сомневаясь, что рыба уже на крючке.

? Я беру недорого ? всего-навсего по десять рупий, ? старик прибавил ходу до крейсерской скорости, с тем чтобы цифра не казалась столь удручающей.

? Шо?! ? Фунтик остановился, удивлённо хлопая глазами. ? По десять рублёв?!

Соломон понял, что молодые люди уже научились считать, и с девичьей скромностью уточнил:

? За сутки.

? За двоих! ? сурово объявил Фунтик, давая понять, что другая цифра рассматриваться не будет.

– Ну, конечно, за двоих, ? неохотно согласился старик, хотя за одного ему импонировало больше, на что он, чего греха таить, и рассчитывал. К тому же он знал, что не у каждого хватит мужества остаться в его апартаментах с деревянными перекрытиями, коим уже больше века.

? Мы согласны, ? Жульдя-Бандя протянул руку. ? А согласие ? есть продукт при полном непротивлении сторон, как говорил измученный нарзанами механик Мечников, упокоившийся на страницах гениальной комедии «Двенадцать табуреток».

Глава 5. Друзья снимают комнату в квартире старого хитрого еврея

? Ну и каким образом наш музейный смотритель собирается организовать доставку тел к лежбищу Распутина? ? Жульдя-Бандя весело взглянул на обречённого на старость еврея.

Тот, ухмыльнувшись, обозначил способ, перебирая в воздухе указательным и средним пальцами.

? Вы, извиняюсь, к нам по какому случаю, если не секрет? ? осторожно полюбопытствовал он.

? Русо туристо. А это мой лакей. Сейчас модно путешествовать с лакеями, ? Жульдя-Бандя похлопал Фунтика по плечу. Лакей отвесил своему господину мощный удар в грудину. ? У меня очень вспыльчивый холоп, ? пояснил он, ? поэтому его иногда приходится направлять на путь истинный. ? Жульдя-Бандя для этой цели занёс над головой дружка увесистую широкую ладонь.

Тот, ловко увернувшись, настойчиво порекомендовал:

? Дядя, только без рук! ? он примирительно выпятил перед собою ладони, унизительно опираясь на прочный фундамент уголовного кодекса, с которым у него, как раз-таки, были диаметрально противоположные взгляды на жизнь. Собственно, по этой причине его периодически изолировали от общества, ведущего оппортунистическое соглашательство с дружным хором коммунистических проповедей…

Дом старого коммерсанта, в котором тот занимал две комнаты, переживший не одно поколение квартиросъёмщиков, утопал в глупой роскоши неполитизированных античных статуй, своей откровенной наготой пугающих старух, у которых открытые формы вызывали открытое раздражение.