Фавориты Фортуны

– Похоже на то, и я не удивляюсь, – ответил Гортензий.

– Он вытащил нас сюда только для того, чтобы мы послушали это, – заметил Лепид. – И кого же он наказывал, ты знаешь?

– Своих пленных, – объяснил Катул.

Так оно и было. Пока Сулла обращался к сенату, его люди казнили мечами и стрелами шесть тысяч пленных на Марсовом поле.

– Я буду вести себя очень хорошо при любых обстоятельствах, – признался Катул Гортензию.

– И почему же? – полюбопытствовал Гортензий, намного более заносчивый и уверенный в себе.

– Потому что Лепид был прав. Сулла позвал нас сюда только для того, чтобы мы послушали крики умирающих людей, которые посмели противостоять Сулле. То, что он говорит, не имеет никакого значения. Но вот что он делает, имеет огромное значение – для каждого из нас, кто хочет жить. Мы должны быть очень осмотрительны и не раздражать его.

Гортензий пожал плечами:

– Полагаю, ты слишком уж остро реагируешь, дорогой мой Квинт Лутаций. Через несколько недель все сойдет на нет. Он заставит сенат и собрания легализовать его подвиги и вернуть ему полномочия, потом засядет в сенате среди консулов в переднем ряду, и Рим заживет своей обычной жизнью.

– Ты действительно так считаешь? – Катул поежился. – Как он это сделает, понятия не имею, но я считаю, что мы будем жить под неусыпным пристальным взглядом Суллы, который надолго займет высшую ступень власти.

Сулла прибыл в Пренесту на следующий день, в третий день ноября. Офелла радостно приветствовал его, жестом показав на двух печальных солдат, стоявших под стражей неподалеку.

– Знаешь их? – спросил он.

– Возможно, но не припомню имен.

– Два младших трибуна из легионов Сципиона. Они примчались, как пара греческих мошенников, утром после сражения у Квиринальских ворот и пытались убедить меня, что сражение проиграно и ты убит.

– Неужто, Офелла? Ты ведь не поверил?

Офелла весело рассмеялся:

– Я хорошо знаю тебя, Луций Корнелий! Кучка самнитов с тобой бы не справилась.

И жестом фокусника, вынимающего кролика из горшка, Офелла вытащил откуда-то из-за спины голову Мария-младшего.

– А-а! – воскликнул Сулла, рассматривая голову. – Симпатичный был мальчик, правда? Лицом похож на мать, конечно. Не знаю, в кого он пошел умом, но уж определенно не в отца. – Удовлетворенный, он отбросил голову. – Сохрани ее некоторое время. Значит, Пренеста сдалась?

– Почти сразу же. Как только я выстрелил головами, которые принес мне Катилина. Ворота распахнулись, и они хлынули из города, размахивая белыми флагами и колотя себя в грудь.

– И Марий-младший с ними? – удивился Сулла.

– О нет! Он кинулся к сточным канавам, пытаясь сбежать. Но я еще за несколько месяцев до этого приказал перегородить все стоки. Мы нашли его около одной из таких перегородок с мечом в животе. Его слуга-грек плакал рядом, – рассказал Офелла.

– Ну что ж, он – последний, – удовлетворенно молвил Сулла.

Офелла пристально посмотрел на него. Непохоже было, чтобы Луций Корнелий что-то забывал.

– Один еще на свободе, – быстро заметил Офелла и тотчас прикусил себе язык: этому человеку не стоило указывать на недосмотры!

Но Сулла остался спокоен. Он только широко улыбнулся:

– Ты имеешь в виду Карбона?

– Да, Карбона.

– Карбон тоже мертв, дорогой мой Офелла. Молодой Помпей захватил его в плен и казнил за измену на рыночной площади в Лилибее в конце сентября. Замечательный парень этот Помпей! Я-то думал, что у него займет несколько месяцев организовать дела на Сицилии и покончить с Карбоном. Но он все провернул за месяц. И еще нашел время, чтобы отослать мне голову Карбона со специальным гонцом! В горшке с уксусом! Это точно голова Карбона, – хихикнул Сулла.

– А старый Брут?

– Предпочел покончить с собой, лишь бы не выдать Помпею, куда ушел Карбон. Но это не имело значения. Команда его корабля – старик пытался поднять флот на защиту Карбона – поведала Помпею, конечно, все. И мой замечательно расторопный молодой легат послал своего зятя на остров Коссира, куда сбежал Карбон, и привез его в цепях в Лилибей. Но от Помпея я получил три головы, а не две. Карбона, старого Брута и Сорана.

– Сорана? Ты имеешь в виду Квинта Валерия Сорана, ученого, который был народным трибуном?

– Именно его.

– Но почему? Он-то в чем провинился? – в изумлении спросил Офелла.

– Он громко выкрикнул тайное имя Рима с ростры, – сказал Сулла.

Офелла открыл рот и задрожал:

– Юпитер!

– К счастью, – солгал спокойно Сулла, – Великий Бог заткнул уши присутствовавшим на Форуме, и вышло так, что Соран кричал глухим. Все хорошо, мой дорогой Офелла. Рим выстоит.

– О, какое облегчение! – воскликнул Офелла, вытирая пот со лба. – Я слышал о всяких странных поступках, но произнести вслух тайное имя Рима – это уму непостижимо! – Он еще о чем-то подумал и не мог не спросить: – А что Помпей делал на Сицилии, Луций Корнелий?

– Обеспечивал для меня доставку зерна.

– Я что-то слышал об этом, но, признаюсь, не верил. Он же ребенок.

– Ммм… – задумчиво протянул Сулла. – Однако то, чего Марий-младший не унаследовал от своего отца, молодой Помпей определенно и в полной мере взял от Помпея Страбона! И еще многое, кроме этого.

– Значит, ребенок скоро вернется домой, – сказал Офелла, будучи не в восторге от этой новой звезды в созвездии Суллы. Он-то думал, что на этом небосводе у него нет соперника!

– Нет еще, – ответил Сулла не моргнув глазом. – Я послал его в Африку – удержать для меня эту провинцию. Думаю, что в данный момент именно это он и делает. – Он показал на ничейную землю, где большая толпа людей униженно ежилась под негреющим солнцем. – Это те, кто сдался с оружием?

– Да. Двенадцать тысяч. Смешанный состав, – сказал Офелла, радуясь смене темы. – Римляне, служившие под командованием Мария-младшего, очень много пренестинцев, самниты. Хочешь посмотреть на них ближе?

Сулла хотел. Но недолго. Он помиловал римлян, потом приказал казнить на месте пренестинцев и самнитов. После чего заставил прочих граждан Пренесты – стариков, женщин, детей – закопать тела на ничейной земле. Он объехал город, в котором раньше никогда не бывал, и очень прогневался, когда увидел то, во что превратил храм Фортуны Примигении Марий-младший, вздумавший строить свою башню.

– Я – любимец Фортуны, – объявил Сулла тем членам городского совета, которые не погибли на ничейной земле, – и лично прослежу за тем, чтобы внутренняя территория храма вашей Фортуны Примигении стала самой красивой во всей Италии. Но за счет Пренесты.

На четвертый день ноября Сулла поехал в Норбу, хотя он уже знал судьбу этого города.

– Они согласились сдаться, – сказал Мамерк, сжав губы от гнева, – а потом подожгли город, прежде убив всех до последнего. Кого убили воины, кто покончил с собой. Женщины, дети, солдаты Агенобарба, все мужчины-горожане предпочли умереть, но не сдаться. Прости, Луций Корнелий. От Норбы не будет ни добычи, ни пленных.

– Ничего, – равнодушно произнес Сулла. – Пренеста принесла достаточно трофеев. Сомневаюсь, чтобы Норба могла дать что-нибудь стоящее и полезное.