О нем

Как, вдруг вспоминает Тесокабэ и тогда…

– Мори…

– М-м? – тот оборачивается и вопросительно смотрит на него.

– Мори, – повторяет Тесокабэ и его глаза становятся такими же вопрошающими, как у командира. – А нам обязательно делать это… Раз в пять лет? И на твоем столе?

Треугольник

Влюбленные слепы. А когда они любят в первый раз и не безответно – то слепы вдвойне. И это несмотря на то, что один из них умен и проницателен, а другой – обладает восприимчивостью и настороженностью дикого зверя.

Иэясу переводит взгляд с одного на другого. Мицунари выглядит спокойным и довольным, да и Ханбей смотрит на своего воспитанника так же, как и раньше… "Неужели он ничего не замечает?" – вопрошает себя Иэясу.

А Ханбей, тем временем, подходит к Хидэеси. Тот продолжает сидеть неподвижно, как каменное изваяние, но руки… Руки сжимают подлокотники так крепко, что пальцы белеют, и голос его звучит глуше обычного:

– Оставьте нас.

Они выходят. Иэясу оборачивается и на этот раз друг замечает его взгляд.

– В чем дело, Иэясу? – спрашивает он. – С чего ты так на меня смотришь?

– Как – так? – переспрашивает Иэясу.

– Да, так… – Мицунари хмурится. – Ты чем-то недоволен?

Иэясу отводит взгляд, затем кивает, в знак согласия.

– Ну, в чем дело? – продолжает расспрашивать Мицунари. – Что произошло?

– Твой наставник… – Иэясу по прежнему смотрит в сторону. – Не думаю, что ему понравится, если он узнает…

– Узнает? – Мицунари нетерпеливо передергивает плечами. – О чем ты говоришь?

– О тебе, – Иэясу тоже поводит плечами. – И… О Хидэеси-сама. Твой наставник… Ведь он…

– Возможно, он будет не в восторге. – раздраженно замечает Мицунари. – Но я уже давно не ребенок. И он должен это понять.

– Неужели ты полагаешь, что он сможет понять… такое?

– Полагаю – да. Ханбей-сама очень умный человек. Он быстро сообразит, что к чему… И оставит все, как есть.

– Ты уверен? – изумленно спрашивает Иэясу.

– Уверен! – с тем же раздражением отвечает Мицунари. – И знаешь, что Иэясу… Я сам решу, где и с кем буду время проводить. Так что твои советы и советы наставника мне не нужны.

Какое-то время они молчат. Мицунари – потому что не хочет больше ничего говорить, а Иэясу обдумывает сложившуюся ситуацию.

– Но ты все же собирался ему рассказать? – наконец произносит он.

– Не знаю, – вполне честно признается Мицунари. – Я как-то не задумывался над этим. А ты считаешь, что надо сказать?

– Нет, не надо, – Иэясу делает над собой усилие и улыбается. – Наверно, ты прав, о некоторых вещах лучше помолчать…

– Ну, хоть в чем то мы согласились, – замечает Мицунари и выглядит таким довольным, словно говорит не с ним, а с Хидэеси-сама… Или со своим Наставником.

Да, влюбленные, действительно, слепы – думает Иэясу.

И еще – глухи… Ко всему. И – ко всем.

Отрава

Он знал, что нечто подобное произойдет. Когда – вопрос лишь времени. Но то, что Такенака прибегнет к этому, сомневаться не приходилось. Ведь он такой скользкий и расчетливый мерзавец! Катакура стискивает руки. Ладони уже не ощущают прикосновения пальцев, да и в голове появляется странная легкость. Зелье действует, как крепкое саке. Но саке, не смотря на всю свою крепость, никогда не туманило ему разум. А вот как на него подействует наркотик, Катакура не знает… И в данный момент, он жалеет о том, что не знает.

За дверью слышатся шаги и Катакура прикрывает глаза. Такенака снова здесь и теперь его присутствие действительно, становится невыносимым. Кажется, он обволакивает все вокруг, как дым идущий от пламени или как, не менее душный, запах благовоний. А его голос… Голос звучит, как музыка или как ветер. То есть он не может разобрать ни одного слова.

Катакура усмехается про себя. Затем открывает глаза. Такенака склонился над ним и его лицо, обычно столь невозмутимо спокойное, теперь выражает недоумение. Почти обиду. И именно это вызывает у Катакуры приступ веселья. Он начинает смеяться. Такенака смотрит на него потемневшими глазами и ничего не говорит. А Катакура явно не прочь продлить веселье. Он хватает стратега Тоетоми за плечи и притягивает к себе. Тот не сопротивляется, так что Катакура продолжает. Слишком давно он не веселился. И просто не веселился и так… С кем то.

– Останься со мной, – шепчет он. – Тебе понравится.

– Как хочешь. А ты точно хочешь?

– Да. Останься.

Больше Такенака не задает вопросов. До утра. А утром…

– Такенака! – голос Катакуры срывается от гнева и других не менее злобных чувств. – Ты… Ты посмел напоить меня отравой?

– Тебе не о чем жалеть. – хладнокровно замечает Такенака. – Я ведь ничего не добился.

– Не добился? Я с тобой переспал!

– И что из того? – стратег Тоетоми по прежнему невозмутим. – Разве это что-то меняет?

– Нет, но…

– Забудь тогда обо всем, что произошло и подумай о моем предложении. Мне нужен твой ответ, когда я приду в следующий раз.

– Если ты и в следующий раз…

– Нет. – усмехается Такенака. – Больше нет. Какой смысл прибегать к средству, которое совершенно не действует?

– Чего ты хотел от меня?

– Ты и сам знаешь, Катакура. – стратег пожимает плечами. – Сведений. О твоем господине и о ваших возможных союзах.

Катакура смотрит на сломанный меч, лежащий на полу и молчит. Такенака тоже не говорит ни слова. Он одевается, выходит из камеры и идет по коридору, нарочито медленным шагом. Ведь этой ночью, он все же кое-что узнал о Драконе. То, о чем Дате Масамуне никогда не узнает… И в чем Катакура никогда ему не признается.

– Тем лучше, – говорит про себя Такенака. – То, что мы скрываем, очень скоро становится нам неприятным. Будь то болезнь… Или любовь. Ты скоро возненавидишь своего господина, Катакура. Хотелось бы, конечно, чтобы скорее. Пока… Пока у меня есть еще время.