Посланник Смерти

А я слушал краем уха ее рассказ и думал: "Не верит!" А верю ли я сам?

До той ночи я не задумывался о том, как отличить пророческий сон он обычного, пусть и яркого, детализованного. Мне всегда снились цветные сны, многие из которых были до одури реалистичными. Но этот… Это был реалистичнее всех вместе взятых.

Я стоял посреди ничего. Не в комнате, не на улице, просто в нигде! Вокруг была пустота, но не черная и не белая. Вокруг не было ничего, и у этого ничего не было даже цвета. Просто был я и больше ничего. Все, что в ничто было – это направления, поэтому я знал, что она спустилась сверху. Спустилась плавно, словно Мэри Поппинс на своем зонтике, вот только зонтика у нее не было, как не было и крыльев. Она просто плавно опустилась передо мной. Красивая, словно небесный ангел.

Она была не просто стройной, она была легкой, невесомой, точеной и изящной.

Она была не просто молодой, она была свежей и юной, будто Стела, правительница Розовой страны из детской сказки про Волшебника Изумрудного Города.

Она была одета в платье, состоявшее из черного и белого, причем платье было живым, и черное плавно перетекало в белое, и наоборот.

У нее были длинные, чуть ниже лопаток, волосы, струившиеся ей на плечи двухцветным водопадом. Она была и блондинкой, и брюнеткой одновременно, и волосы не были разделены на цветные пряди. Волосы чередовались: "белый – черный". Ни один парикмахер никогда не смог бы разделить их так, волосок к волоску, и покрасить ровно половину.

А ее голос был самым чудесным из всех голосов, которые я когда-либо слышал.

И первыми ее словами было:

– Я – Смерть.

Я сразу понял, что это имя, а не статус. Она произнесла это слово с заглавной буквы, но без гордости. Без того пафоса, с которым Смауг Великолепный рычал: "Я – огонь! Я – ярость! Я – смерть!"

Я растерялся и испугался. Я сразу поверил ей, сразу понял, что это не сон, и захотел броситься бежать. Одновременно к ней, потому что к этой красоте хотелось прикоснуться, хотелось ее обнять и раствориться в ней. И от нее, потому что Смерть – совсем не та, кого стоит обнимать. Но я лишь глупо спросил:

– Моя?

– И твоя тоже. 22 июня умрут все. Все вокруг.

Я ошарашено смотрел на нее, и не мог вымолвить ни слова. Желание бежать потихоньку пересиливало, но я замер, не в силах повернуться и убежать. Да и куда бежать в пустоте?