– Ну, прекрасно, – доктор закинул ногу на ногу, плеснул себе. – Чего ты всполошился-то? Не успел во сне похрустеть огурцом и теперь страдаешь?
Паша помотал головой.
– Гриш, ты не понял, – он положил локоть на стол. – Что, если это был не огурец? То есть огурец, конечно, но значил он совсем другое.
– Да наверняка, – отозвался доктор. – Ты Фрейда почитай, там тебе будет и про огурец, и про банан, и про всякую прочую колбасу. Это нормально, Паш, – он хлопнул Пашу по плечу. – В автономке и не такое может сниться.
– Да нет же, – буркнул Паша, – ты вообще куда-то не туда сворачиваешь. Огурец – он же похож на нашу лодку!
– А, ну да. На неё тоже.
– И я ей во сне вроде как брюхо вспорол. Понимаешь? Так-то сон – это ерунда, конечно, – он запустил пятерню в волосы на затылке. – Но вдруг я и вправду где-нибудь накосячу и из-за меня мы все в жопу угодим?
Доктор хмыкнул себе под нос.
– Слушай, Карцев, – он выпрямился на стуле, – я, конечно, понимаю, что у вас, механиков, самомнение до небес. Но поверь мне, вспороть лодку от носа до кормы у тебя не выйдет, что бы ты там ни наворочал.
Паша беззвучно вздохнул.
– Так необязательно ж от носа до кормы, – вздохнул он. – Лодка – с ней нежно надо, аккуратно, чтобы не вздрогнула лишний раз. А у нас столько народу без мозгов – никак не могут это понять. Вон, иду с вахты, мне замполит навстречу – из четвертого отсека. Переборку за собой закрывает – херак! Скрежет на весь отсек.
Доктор иронически покачал головой.
– Какая беспардонность.
– Я ему вежливо так: «Товарищ заместитель командира по воспитательной работе, вы бы чуть-чуть поаккуратнее. Нам ещё три месяца в море болтаться». А он – подбородок задрал, глаза сверкают: «Да ты… да я… как ты со старшим по званию разговариваешь…»
– Ну и правильно, – доктор пожал плечами. – Это ж замполит, что толку его переучивать.
– Конечно, все думают, что железу без разницы, ебашь его как хочешь, – Паша сердито шмыгнул носом. – А потом удивляются, почему корабли всё время ремонта требуют. Гриш, дай мне, что ли, каких-нибудь капель для носа. Ивашов мне свои давал, да что-то ни хрена не помогают.
– А что у тебя – сопли текут? Или нос не дышит?
– Не дышит, – Паша шмыгнул ещё раз.
– Ладно, – доктор привстал, полез в ящик, – сейчас что-нибудь найдём.
Дверь приоткрылась, и в лазарет заглянула светловолосая голова.
– Драсьте, – прошелестело тихонько, – а можно мне давление померить?
– Клапаны срывает? – гоготнул Паша. Доктор выпрямился, глянул на него осуждающе. Повернулся к гостю:
– Садитесь… Александр Дмитриевич, да? Какие жалобы: слабость, голова кружится?
– Есть немного, – журналист вымученно улыбнулся, опускаясь на койку. – Мы отрабатывали надевание спасательного гидрокостюма с командиром дивизиона живучести. На время, – он приложил ладонь ко лбу. Пальцы подрагивали.
– Да, Артур может, – хмыкнул Паша. – В норматив, конечно, не укладываешься?
Журналист передёрнул узкими плечами:
– Да я вообще не представляю, как это чудище можно на себя надеть за пять минут! Вот честно, – отчаянный взгляд скользнул с Паши на доктора, – у кого-нибудь получается?
Они переглянулись, и доктор печально развёл руками.
– Пять минут – ни у кого на корабле нет такого времени. Полторы, максимум две. Давайте руку, – он разложил на столе тонометр. – Посмотрим, что Артур умудрился сделать с вашим организмом.
– Гриш, я тогда пойду? – Паша привстал. Доктор махнул рукой:
– Погоди, я щас.
«Груша» зашипела, липучка зашуршала, натягиваясь. Журналист сидел неподвижно, лишний раз опасаясь вдохнуть. Наконец доктор вынул трубки из ушей, поморщился:
– Сто двадцать на семьдесят.
– То есть всё в порядке? – на бледных губах дрогнула робкая улыбка. – Я, честно говоря, боялся…
«Те, кто боится, дома сидят», – явственно прочитал Паша во взгляде доктора. Но доктор, надо отдать ему должное, не забывал о своей клятве Гиппократа и промолчал. Кремень. Он, Паша, наверное, не сдержался бы.
– Александр Дмитриевич, – вежливо произнёс доктор, – если у вас всё, вы можете пойти к себе и отдохнуть.
Журналист растерянно взглянул на него:
– Извините… у вас, наверное, пациенты, я вам мешаю?
– Да нет, никого, кроме вот этого бедолаги, – доктор с усмешкой кивнул на Пашу. – Мне нужно в кают-компанию. Это мой первый поход, так что нас с ребятами должны посвятить в подводники.
– Вот как? – гладкая, ровная шея вздрогнула. – И вам заранее сказали, когда вас будут посвящать?
– Ну да, старпом ещё с утра всем объявил.
– Понятно, – журналист нахмурился. – Ну… удачи.
Он вышел, аккуратно прикрыв дверь, и Паша с нетерпением повернулся к доктору:
– Ну, капли-то где?
На третьи сутки веки уже наливались свинцом, спина делалась ватной и тяжёлой, стоило посидеть в одной позе несколько минут. Хотелось спать.
Судя по красным глазам матросов, им хотелось спать ничуть не меньше, но они стояли, подтянувшись, и с любопытством косились на плафон в его руках. Плафон был полон воды, и ещё на столе стояла целая банка – чтобы хватило всем: троим матросам, доктору и ракетчику.
Кочетов прочистил горло. Он говорил негромко, но, как всегда, чувствовал, что его слушают.
– Товарищи подводники! Поздравляю вас с первым погружением. Хлебнув воды из глубины, вы сразу прочувствуете, что жизнь у нас несладкая. Но раз уж вы почему-то выбрали её – желаю вам отдать ей всё, что только в ваших силах, и получить от неё всё, что только можете. И главное – пусть количество ваших погружений будет равно количеству всплытий!
– Ура! – первым гаркнул старпом, и возгласы эхом раскатились по кают-компании.
Замполит Константин Иваныч с пухлой красной папкой в руках колобком выкатился вперёд: