Предел погружения

– Любовью нашей доблестной страны

Все наши мысли, все сердца согреты,

И к ней стремятся песни и мечты

Полётом баллистической ракеты!

Он хлопнул ладонью о ладонь, глаза сверкнули творческим восторгом:

– Ну как?

Сашка вдохнула и выдохнула.

– Чувствуется энергия и сила, Константин Иванович. Но, боюсь, командиру не понравится.

– Да почему же?

– Ну, не знаю, как он, а я бы на его месте предположил, что ракеты вы собираетесь запускать как раз по родной стране. Раз они к ней стремятся.

Замполит нахмурился, помолчал, едва заметно шевеля губами. Скомкал листок.

– Буду думать ещё. И вы, Александр Дмитриевич, думайте!

Ну разумеется.

Вершинин сидел на диване, сняв китель. Форменная рубашка липла к спине – не то от дождя промокла, не то от пота. Надо у Сашки сухое что-нибудь попросить. Да. А самому бы горло промочить, в горле сохло нещадно, но сейчас лучше рассуждать на трезвую голову, да и водки нормальной у Сашки хрен найдёшь или хотя бы коньяка. Сплошь ядовито-цветные ликёры в бутылочках за стеклом.

Сам Сашка оседлал угол стула, смотрел, опустив голову, куда-то в сторону ступней Вершинина. Кот нашкодивший.

– Сестру свою отправил на атомную подводную лодку, – тихо говорил Вершинин. – Молодец. У тебя в голове ничего не щёлкнуло? Она же одна у тебя, один на свете человек, которому до тебя, долбоклюя, дело есть. Я что? Я сегодня хожу, а завтра хлобысь – сердце или ещё что-нибудь, и останешься ты сам за себя. И пропадёшь, если некому будет за тобой приглядеть.

– Что вы такое говорите, дядь Слав, – буркнул Сашка. – Живите долго.

– Да с твоими фокусами копыта откинешь лет на десять раньше положенного! – съязвил Вершинин, откинулся на плюшевую спинку дивана. – У этой-то дурёхи вроде бы мозги не слиплись ещё, как она-то согласилась?

– Не соглашалась она, дядь Слав, – Сашка подался к нему. – В смысле, я её не уговаривал, мне вообще в голову не приходило. Мне просто страшно было так, что пиздец. А Алька говорит: давай я за тебя. Я, говорит, не знаю, куда иду, что люблю и в чём смысл меня. Может, там попробую разобраться.

– Смысл, – пробормотал Вершинин. – Я ей устрою смысл. Начиталась сопливых книжонок. От безделья всё. Академ взять – пожалуйста, картинки малевать целыми днями – пожалуйста. Я ей устрою сеанс медитации – живо она у меня просветления достигнет… Но ты-то? – он ввинтился взглядом в Сашку. – Ты хоть понимаешь, в какую глубокую задницу вы залезли? «Белуга» – военный объект. А эта ссыкуха пролезла туда без допуска к государственной тайне и, что ещё хуже, под чужими документами. Вы же сесть можете оба! И я заодно с вами. Спасибо – устроили вы мне подарочек под конец карьеры.

На подлокотнике затренькал телефон. Вершинин потянулся к нему, торопливо принялся вбивать смс-ку.

– И за сегодня – спасибо большое. Посидел с товарищами на природе, шашлыков пожарил. Спасибо, Сашенька.

– Дядь Слав, да никто же не узнает! – Сашка поднял голову. – И вы бы не узнали, и всё было бы в порядке. Как же вы меня вычислили?

Вершинин поморщился.

– Увидел, как ты из турфирмы выходил. Улетать собрался?

– Ну да, на Кипр только загранпаспорт нужен, а он при мне остался. Хотел, чтоб уж точно мы с вами нигде не пересеклись, – Сашкин рот скривился.

– И за Альку мне смс-ки писал?

Вершинин поднялся, прошёлся по комнате. В боку поскрёбывало.

– Я даже не мог всерьёз подумать, что это действительно ты. Так, кольнуло что-то. Зашёл в турфирму, расспросил. Они, конечно, сначала – а вы кто? а с какой целью? Ну, разговорить-то я умею, – он невесело усмехнулся. – Так и так, всё верно, Вершинин Александр Дмитриевич, Кипр, Греция и Испания, на два с половиной месяца…

Остановившись, он взглянул на Сашку в упор.

– Подлый ты. Она хоть дура, да без гнили. А ты гниёшь уже давно.

– Дядь Слав, – он привстал, – ну виноват я, виноват! Но она же сама…

– Сама, – повторил Вершинин. – Вот об этом я и говорю.

Сашка помолчал, ковыряя носком ступни гладкий пол.

– Дядь, – тихо позвал. – Что мне делать теперь?

Вершинин пожал плечами.

– Сдавать билеты. Ты допуск к гостайне подписывал – хрен тебе, а не заграница, пока пять лет не пройдёт. Радуйся, что тебя поймал я, а не погранконтроль.

Сашка вздохнул.

– И молиться, чтобы Алька, во-первых, вернулась живой и здоровой, во-вторых, чтобы никто про ваш маскарад с переодеванием не узнал.

Помолчав, Вершинин нервно хмыкнул:

– Нет, ну как она это собирается делать? На лодке-то!

Глава 8

– Роман Кириллыч, разрешите? – в салон командира заглянула лысеющая голова старпома.

Ну, это он так называется – салон. На деле – две комнатушки, в одной – рабочий стол, шкаф с бумагами, кое-как пристроенный у стенки компьютер, в другой – застеленная койка и ещё один шкаф, для одежды и всяких безделушек с берега. Когда Кочетов принимал корабль, матросы коробками выносили журналы, кассеты, книги, принадлежавшие его предшественнику. С разворотов призывно улыбались обнажённые красавицы, книжки пестрели заголовками в духе «Бешеные Волки-2: возвращение Слепого Снайпера». Кассеты Кочетов проверять не стал – впрочем, наверняка матросы исправили за ним это упущение.

Перед первой своей автономкой в качестве командира (когда ж это было, Господи? Семь лет назад? Восемь?) Кочетов подумывал взять с собой гитару. Но ведь гитара и в кают-компании есть – бери кто хочешь, командиру уж точно не откажут, жаль только, времени взять её в руки никак не находилось. А в каюте она только мешала бы. Если тревога, авария, упадёт ещё, отшибёт тебе что-нибудь или проход загородит.

Вообще, чем меньше вещей на корабле, тем лучше.

– Заходи, Палыч, – Кочетов выключил монитор со схемами акватории, повернулся на стуле. – Садись.

Старпом покосился на него с сомнением:

– Роман Кириллыч, а что это ты сегодня не ходил на обед с командой? Тебе хоть еду принесли?

– Только что вестовой тарелки забрал, – Кочетов махнул рукой. – В кои-то веки я хоть поел с аппетитом. А то сижу с вами, как кол проглотил: только бы не раскашляться, думаю. И так уже все косятся.