Прогулки с Вольфом. Жизнь в заповедных местах Коста-Рики

«Это были тяжелые времена для нас, много стресса. Умер мой отец, и в двадцать лет на меня легла ответственность за сбор урожая и контроль над нашей молочной фермой. А еще мы готовились к нашей свадьбе и сразу после этого планировали отъезд в Коста-Рику. Мы с Лаки сыграли свадьбу 14 октября 1950 года. С того момента, когда решили переехать, прошло лишь несколько месяцев. Решение было принято еще до свадьбы. И вот мы уже едем. Хлопотливое это было время, необычное. Мало кто мог похвалиться такой насыщенной жизнью.

Мы вылетели из Нового Орлеана на большом четырехмоторном самолете Pan American Airlines 21 ноября. Приземлились в городе Гватемала-сити, где пересели на самолет меньшего размера, который мог сесть в аэропорту Ла Сабана близ Сан-Хосе, столицы Коста-Рики. Мы были очень рады, что Эштон и Мэри также решили переехать в Коста-Рику. Переселение в новые края вместе с этими двумя хорошими друзьями, которых мы знали еще со школы-интерната, способствовало облегчению стресса от переезда.

Все семьи переселившихся квакеров разместились в домах в районе Сан-Хосе. В первую неделю нашего пребывания в стране группа из переселенцев съездила на юг страны, в тот район, который теперь известен как Сан-Вито. Это место оказалось совершенно непригодным для нас. После той поездки аналогичные команды совершали визиты в разные части страны в поисках участков земли, которые бы подошли для трудовой деятельности.

Карта Коста-Рики. Зеленым отмечены заповедники и национальные парки.

Нам было очень полезно сначала увидеть местные земли в сезон, когда почва была еще сухой и выглядела вполне подходящей для проживания на ней, а затем снова посмотреть на эту же землю уже в конце необычайно дождливого периода, когда доставить свой скарб казалось невозможным даже на самолете. Я говорю о вещах, самых необходимых для повседневной жизни, привезенных из Штатов. Чтоб продавать наш урожай, нам нужен был доступ к рынку. Сразу стало ясно, что какие-то районы страны даже нет смысла рассматривать как возможное место для поселения. Мы начали налаживать контакты с костариканцами и с теми американцами, которые уже жили здесь и могли рассказать нам о погодных условиях в течение года. Кроме того, они могли посоветовать нам разные регионы, где лучше приобретать земли. Из-за отсутствия дорог в те годы изучать Коста-Рику было гораздо сложнее, чем в наши дни.

Во время наших визитов на фермы перевод обеспечивал Эстон, чей испанский был достаточно хорош для общения. Я изучал испанский язык постепенно, выхватывая то или иное слово из бесед Эстона. Постепенно я обретал уверенность, достаточную уже для самостоятельного ведения беседы. Я изучал язык слово за словом, подражая звукам, мною услышанным, уподобившись попугаю.

Тогда у нас, казалось, было много свободного времени, и поэтому мы немного попутешествовали в окрестностях Сан-Хосе. Мы развлекались тем, что ходили в кино, побывали в музеях и в зоопарке, а то и просто сидели в городских парках и наблюдали за фланирующими мужчинами и женщинами, рассматривающими друг друга. Нам тогда особо нечего было делать, кроме как ждать момента, когда мы, наконец, найдем место, куда могли бы переехать и обосноваться, построить свои дома и приступить к созданию своей общины».

Поиски идеального места для жизни стали активнее. На разведку квакеры-переселенцы отправлялись небольшими группами. Они исследовали земли вдоль границы с Панамой, в Центральной долине на юго-западе Коста-Рики, в районе Сан-Карлос на севере. Везде, где они побывали, земля была слишком грубой для земледелия или слишком раскаленной, слишком влажной или слишком дорогой. Тем временем, скудные сбережения Гиндона подходили к концу, и Вольфу нужно было начать зарабатывать. Оставив свою молодую жену в Эредии, он подыскал работу в Турриальбе, на исследовательском объекте.

«Я узнал, что есть временная работа в Межамериканском институте сельскохозяйственных исследований. Теперь он называется CATIE. Большим недостатком в этой работе была ее удаленность. Я отрывался от коллектива на целую неделю, а иногда и на две недели подряд. Хуже всего было то, что я оказался вдали от моей жены, которая только-только смекнула, о чем свидетельствует тошнота по утрам. Но деньги, которые я зарабатывал, были существенным аргументом в пользу продолжения такой работы. Меня обеспечивали жильем и питанием, а за работу я получал около 60 долларов за шесть недель.

Наиболее интересным аспектом исследований была работа с крупным рогатым скотом. У них для изучения был взят его особый тип – гибрид с исходной породой, поступившей из Испании. Возле никарагуанской границы была такая небольшая территория, где содержали чистую породу. Коровы этой породы представляли интерес для института, потому что они давали больше молока. Опыты показали, что в жарких, сухих низинах Коста-Рики эти коровы давали лучшие удои по сравнению с джерсейской породой, которая импортировалась из США и была скрещена с крупным рогатым скотом породы Брахман. Я ведь уже работал на молочной ферме, и мне действительно нравилось этим заниматься.

У нас там было специальное оборудование для поддержания определенных климатических условий для скота. В помещении находились холодильные и отопительные приборы, которые могли бы усиливать вдвое влажность, температуру и модулировать какой-нибудь определенный климат. Там-то я и узнал из экспериментов, что крупный рогатый скот породы Брахман меняет свое поведение, когда его помещают в холод. Животные становятся более нервными и буйными. В этой лаборатории было четко видно, как резко менялся их характер. Много лет спустя нанятый нами работник работал на ферме, расположенной на возвышенности с прохладной погодой. Там были пятнадцать голов Брахманов – мясная порода. Он с ними не мог справиться. Некоторые из животных были готовы затоптать его копытами, если б им представился такой случай. Они были нервными, плохо паслись и похудели. Мне было интересно убедиться на практике, что крупный рогатый скот реагирует в полях точно так же, как это прогнозировали исследования в контрольной лаборатории.

Мне разрешили пользоваться библиотекой. И еще там я познакомился со многими профессорами, например, с доктором Лесли Холдриджем, который уже до этого приезжал к нам в Сан-Хосе. Он прочитал в газете о группе квакеров, поселившихся в стране, и захотел встретиться с нами. Холдридж занимался лесами в Соединенных Штатах, а в Коста-Рике он переключился на тропическую биологию. Его бабушка была квакером, и это тоже повлияло на его интерес к нашей группе Друзей.

В 1954 году доктор Холдридж создал исследовательскую станцию «Ла Сельва» на территории своей фермы какао в восточной части Коста-Рики. В 1962 году, спустя десять лет после нашей первой встречи, он стал одним из основателей Тропического научного центра, который мы называем TSC, организации, созданной для поддержки и развития биологических исследований в тропиках. Спустя десять лет этот центр вел всю работу в заповеднике туманного леса «Монтеверде». Доктор Холдридж также разработал систему классификаций природных сообществ, основанную на корреляции между климатом и растительностью. Эта схема Холдриджа по-прежнему широко используется во всем мире. С самого начала он оказывал большую помощь нашей группе, описывая типы лесов в разных частях страны, а также рассказывал нам, где климат наиболее подходящий для сельского хозяйства.

Настали очень тяжелые времена для Лаки. Ей поставили диагноз амебная дизентерия. Лекарства не спасали ее от болей. Вероятно, это был ранний признак проблемы с яичниками. В подростковом возрасте она ощущала схожую боль в течение одной зимы и подумала тогда, что это, наверно, связано с холодным временем года. Как бы то ни было, в конечном итоге у нее развилась киста, которую обнаружили только во время пятой беременности. А в тот год она была беременна нашим первым ребенком. Я работал в Турриальбе, поэтому заботиться о ней должны были друзья в нашей общине. Жить вдали друг от друга было очень трудно. Я чувствовал себя нерадивым мужем, и ревновал!»

Их брак начинался непросто. В свои восемнадцать лет Лаки понятия не имела, с чем она связывала свою жизнь. Ее рассказ о тех годах показывает ход событий с точки зрения молодой женщины.

«На последнем курсе обучения в Олни Вольф написал мне письмо, в котором спросил, не хочу ли я поехать в Коста-Рику. Ну, я ничего не знала о Коста-Рике. Как и многие другие, путала ее с Пуэрто-Рико. Я не была особенно склонна к приключениям, но решила, что если туда отправляется Вольф, то тогда и я туда поеду. Все это было затеяно не мной, но я решила ехать. И я никогда, никогда не пожалела об этом. Я не знала других – Менденхоллов и Роквеллов, кроме Эстона и Мэри, которую я называла Лу. Они тоже решили ехать, поэтому мы все вместе и отправились в путь. Все, конечно, выглядело очень забавно, но для начала совместной жизни в браке это было нелегко.

Сейчас я бы не захотела повторить тот первый год семейной жизни. Сначала мы отправились в новую страну, с непривычным питанием, а еще потом я сразу забеременела, что вообще-то не входило в мои планы. Я, помнится, все никак не могла понять, почему меня постоянно тошнит. Думала, что это из-за непривычной пищи. Мы собирались предохраняться от беременности по календарю моих месячных, но от переезда месячные сдвинулись по срокам.

Когда мы приехали в Коста-Рику, то жили все вместе в одном доме: Лу, Эстон, Вольф и я. Готовили мы раздельно. Каждый считал своим долгом сказать мне, что я должна делать и что не должна, будучи в положении. Так что давление было со всех сторон. Кроме этого, были и иные эмоциональные моменты. Только что начавшийся брак был довольно-таки богатым на эмоции. Нет, я бы никогда не захотела повторить тот первый год».

К концу первого полугодия, когда стало ясно, что ни одна из тех областей, которые Друзья посетили, не удовлетворяла их потребностям в полной мере, в коллективе назрел кризис. Они всерьез обсуждали разделение на две группы, которые бы действовали и жили по-разному. В конечном итоге, это решение было отклонено, поскольку более обеспеченные финансами члены группы оставались приверженными идее оказания помощи молодым. Не менее важна была уверенность группы в том, что для будущего общины было важно оставаться вместе – для богослужений и для обучения.

Группа пыталась прийти к трудному решению с выбором места, причем варианты были далеки от совершенства. И вот именно тогда к ним пришел человек, который показал им землю, ставшую впоследствии их домом. Инго Калиновский и его партнер выложили перед ними вариант выкупа земли у сквоттеров, живущих в отдаленной местности на тихоокеанском склоне горы Тиларан. Земля принадлежала компании Guacimal Land. Трое квакеров поехали с Калиновским на лошадях в крошечную горную общину Серро-Плано. Девственные тропические леса покрывали высокие склоны, а кайма леса была достаточно ровной. На частично очищенном рельефе там и сям виднелись дома. Приехавшие на разведку квакеры поняли, что это лучшее из всего, увиденного ими до сих пор.

По возвращении назад эти трое пылали таким энтузиазмом, что вся группа согласилась купить землю, основываясь только лишь на рекомендации съездивших туда. Затем последовали переговоры, и 1400 гектаров были куплены за 50 000 американских долларов. Квакерам пришлось купить титул у Guacimal Land Company и оплатить отъезд сквоттеров, которые расчистили в тех краях небольшие земельные участки от леса. Многие из сквоттеров остались в этих же местах, просто перевезя свой скарб на близлежащие земли, где они расчистили клочки земли от растительности. Местные тикос всегда играли важную роль в развитии сообщества. Помимо продажи земли квакерам, тикос приветливо встретили вновь приехавших и делились с ними своими знаниями и опытом.

Буйная растительность на пастбищах и в лесах, представшая перед очами квакеров, объяснялась обильными осадками и частыми туманами. Было ясно, что выращивание сельскохозяйственных культур вполне реально при обилии солнечного света и наличии умеренных температур. Эти обстоятельства навели группу Друзей на мысль назвать их новое сообщество Монтеверде, в переводе с испанского – зеленая гора. На тот момент к вершине горы вела лишь колея, проторенная повозками. Понятно, что первой задачей новых поселенцев стало строительство нормальной дороги для перевозки скарба и провизии в свой новый дом.

«В первый раз я поднялся на гору с Сесил Роквелл и Хьюбертом Менденхоллом. Мы хотели получить представление о том, как мы будем управляться с имуществом и как сможем доставить сюда наши семьи. В пути нам пришлось убирать с дороги большие камни и протискиваться через ворота, предназначенные для воловьих повозок, а не для джипа. Зачастую приходилось срезать лопатами центральный горб колеи, потому что местами он был столь высок, что оси колес нашего джипа скребли по нему. Когда мы добрались до угодий, то пересели на лошадей. Обскакав наше новое землевладение верхом, мы увидели поля, уже расчищенные жившими тут ранее костариканцами.

Потом я приехал сюда еще раз и тогда уже смог осмотреть большее пространство. Мне помогал Эстон, который на тот момент уже прожил тут пару недель. Все это было как большое приключение. Мы ходили, общались с людьми, у которых мы выкупили земли и которые теперь были нашими новыми соседями. Мы прикидывали, какими постройками мы хотели бы владеть, и еще я купил корову у одной костариканской семьи, уезжавшей из этих мест. Все для нас было внове. Мы думали и говорили только о будущем. Хорошее было время».

Первые семьи переехали на гору уже по новой, расширенной дороге 29 мая 1951 года. Набитые скарбом до самого верха джипы и прицепы, белокурые и светлокожие иностранцы – это интересное зрелище порадовало местных жителей, которые точно никогда до этого не видели такого парада. После двух ходок перегруженного транспорта Вольфа дорогу надо было снова приводить в порядок, а джип требовал ремонта. Первое знакомство квакеров с горами случилось еще в конце сухого сезона, но теперь наступал сезон дождей. Сильные дожди сначала превращают дорогу в грязное месиво, а потом просто смывают ее напрочь. Местами из земли начинают бить ключи. Там возникают бездонные ямы, подобные болотным трясинам. Такие перемены в окружающей среде вынудили переселенцев натянуть цепи на каждое из четырех колес машин. Иначе джипу было невозможно даже сдвинуться с места.

В июле перебравшиеся на место квакеры расчистили землю, построили палаточные площадки для временного проживания, перенаправили воду из ручьев и помогли друг другу перевезти по грязной дороге все пожитки. Именно в июле Вольф и Лаки отправились в Огайо. Они ждали появления на свет первенца. Сестра Лаки и ее муж – Хелен и Лоуренс Стригал – предоставили свой дом для будущих родителей. Вольф работал на молочной ферме зятя, зарабатывая на обратный путь в Коста-Рику. Альберто Гиндон родился 17 августа, в день рождения его папы. В декабре 1951 года молодая семья, полная надежд и мечтаний, вернулась в Монтеверде, чтобы начать там свою новую жизнь.

4. По камушкам

«Я слышал такое выражение: если вы ищете мосты, и их не найти, то ищите камушки. Давеча я переходил через ручей и подумал, что это тот самый принцип, который нам помогал, когда мы выстраивали наши взаимоотношения с костариканцами. У нас не очень-то много было возможностей сотворить большие изменения или стать первыми в какой-либо области, будь то образование, или дороги, или что-то еще. Но мы старались устанавливать высокие стандарты в наших школах и содействовать лучшему образованию людей в этом регионе. То же самое можно сказать и о тех случаях, когда мы были готовы поделиться нашими медицинскими знаниями или пытались улучшить дорогу, начиная с самых трудных участков. Небольшие такие шаги, направленные на улучшение чего-то большего».

    Вольф при пересечении Кебрада Куэча

Монтеверде часто служил чем-то вроде хосписа для меня. В первый раз я туда приехала с разбитым сердцем, вся – в переживаниях после развода. Я думала, что двух месяцев в Коста-Рике мне будет достаточно для исцеления. Однако жизнь там была настолько хорошей, что я задержалась еще на полгода. Я поработала с биологом Налини Надкарни, которая занималась анализом состава лесного покрова. Я провела несколько недель, ползая по лесу, вместе с ее помощником Родриго Солано. Мы подготавливали участки для проведения исследований и собирали данные. Я работала неполный рабочий день и как-то раз в свое свободное время забралась на одно из гигантских деревьев в Заповеднике тропического леса. Помню – вынырнула я над поверхностью океана зеленой листвы, увидела белые мордочки обезьян, кричавших на меня с соседних ветвей, и у меня возникло ощущение, что я попала в мечту.

Я пошла работать волонтером в офис Монтевердской лиги сохранения природы и помогала разрабатывать программу для волонтеров Института Монтеверде. Жила с университетской группой в деревенском доме в заповеднике и была связующим звеном между институтом и сотрудниками заповедника, а также опекала приезжавших на практику студентов.

Пока я жила в заповеднике, помогала координировать утренние прогулки на природе, познакомилась с гидами и стала ориентироваться в тропах. Моя дружба с Вольфом крепла по мере того, как мы ходили по долине Пеньяс-Бланкас и я расшифровывала его аудиозаписи. Я жила на горе, где было прохладно, но при всякой возможности спускалась в низину, в жару. Я познала не только красоты тропических лесов Коста-Рики, прелести ее пляжей, но и смирение, искренность и юмор людей, живущих там. До сих пор поддерживаю дружеские отношения с многими из них и тем дорожу. Я воспряла духом, а душа моя обрела почву, ускользавшую доселе по причине несчастного замужества.

И в то же время я теряла вес, мне было трудно дышать, и моя физическая энергия шла на спад. Сначала я игнорировала эти метаморфозы своего организма, но в сентябре, после того как я упала в обморок прямо в заросли гибискуса около местного ресторанчика, я купила билет домой. Сердце мое было теперь на месте, но вот тело приходило в негодность. Больше всего по возвращении в Канаду я скучала по костариканцам, и именно они, люди, населявшие эту страну, влекли меня назад.

После трех месяцев хождения по врачам и сдачи анализов, в самый канун Рождества 1990 года мне поставили диагноз болезнь Ходжкина, лимфатический рак. И тогда я шаг за шагом начала свой долгий путь обратно к здоровью и целостности.

Шаг за шагом цивилизация пришла в горы Тиларан. Квакеры из Фэрхоупа были здесь не первыми поселенцами, назвавшими эти края своим домом. Артефакты показывают, что когда-то тут жили коренные жители, местные аборигены, хотя о них мало что известно. Современная история этой области ведет отсчет с начала 1900-х годов, с открытия золотого рудника в Гуасимале в низинах к юго-западу от Монтеверде. В свободное от основной работы время местные шахтеры охотились на лесистых холмах. Постепенно этот край был заселен. Люди расчищали поляны для выращивания сельскохозяйственных культур и для выпаса скота. К моменту переселения сюда квакеров в регионе уже жили и трудились около 175 фермеров.

Соседнее с Монтеверде поселение к западу – Серро-Плано. На момент основания квакерской общины там уже было несколько домов, была и школа на два класса, и церковь. Пастбища в этих краях были расчищены и застолблены через систему прав сквоттеров. С другой стороны от Серро-Плано располагалась Санта-Елена, небольшое поселение, где находились местные власти. Центр деревни первоначально был ближе к дороге, ведущей из Лас-Хунтас, шахтерского городка. Туда раньше ездили за провизией. На каком-то этапе там построили католическую церковь, ближе к Серро-Плано. И тогда центр Санта-Елены сместился уже к церкви.

Жители Серро-Плано и Санта-Елены приветствовали вновь прибывших квакеров с типичной для костариканцев теплотой. Конечно, для местных тикос эти иностранцы казались любопытными персонажами, но соседствовали все мирно. Вольф и Лаки с младенцем были рады вернуться в столь гостеприимную среду. Тогда-то они и очертили границы участка, который и теперь, пятьдесят пять лет спустя, называется семейной фермой Гиндон.

«С самого первого дня, с тех первых походов в Монтеверде, меня привлекал лес и заповедные тропы, и я отправлялся в поход, чтобы только посмотреть, что же там – в конце тропы. Частично моя задача была в том, чтобы в лесу создать ферму и выращивать на ней разнообразные культуры – на земле, где раньше ничего не выращивалось для потребления человеком. Здесь были дикие леса, пригодные для жизни обезьян. Я должен был объяснить обезьянам, чтобы они слегка подвинулись и освободили место для меня и моей семьи. Хотя, конечно, нас вполне устраивала земля. На деревья мы не претендовали.

К нашему возвращению из США с малышом Берто земля, которую приобрела группа, была поделена. Большинство семей уже переехали на свои участки, поэтому мы могли выбирать, кто будет нашими соседями. Оставались еще три участка, которые были достаточно большими для нашего семейства, для того чтобы там обосноваться и разрабатывать их дальше. Оказалось, что одним из этих участков был как раз такой, какой мы и искали: прекрасная делянка, почти полностью покрытая девственным лесом. Это было хорошее начало. Тропа, которую я прорубил к нашему участку, была достаточно широкой для нашего джипа с прицепом. На нем мы перевезли все свое имущество. Эта вручную прорубленная просека была нашим началом начал.

Участок имел две небольшие поляны. Нам важно было определиться с местом, где можно было бы разбить сад и что-то посадить. Айоте, мускатная тыква, уже росла на одной из полян, и мы ели ее в изобилии. А еще нам нужно было решить, где же мы разместим наш дом, поскольку на нашем участке не было никакого жилья.

Мы расчистили место для первого временного дома-палатки. Мы заранее договорились съездить и купить такие огромные и тяжелые полотняные тенты. Каждая семья еще прикупила дровяные печи в магазине «Сирс энд Робак». Мы распилили бревна и построили платформы с разделительными стенами, чтобы натянуть тенты, и чтобы в наших временных жилищах было достаточно пространства.

Нам надо было выкопать колодец. Непростая была задача, но и с ней мы, в конце концов, справились. Я считаю, что у каждого есть ангелы-хранители. Выкопав яму, мы увидели, что на дне ее выступило немного воды. Вроде как тут естественный источник. Я выкопал колодец глубиной девять метров, и в сезон дождей в нем было достаточно воды, но в сухой сезон она высыхала. Поэтому я стал копать дальше – теперь до пятнадцати метров – и наткнулся на подземный источник воды, которая уже никуда не девалась. Мне повезло, что я копал в том месте, которое тут называют каскахо – выход пластов песчаника. Только копай и отбрасывай, никакой опалубки не требуется. Как только колодец был вырыт, мы взяли то же самое ведро, которым вычерпывали грязь при рытье, и с этого момента уже использовали его как ведро для воды. Рытье колодца было огромной работой, но зато он снабжал нас водой в течение нескольких первых лет нашей здешней жизни.

Мы установили свою палатку в лесу. Прямо над нами, по деревьям скакали обезьяны. А еще тут водились коати (млекопитающее из рода носух семейства енотовых), на местном наречии – пизотэ. Они питались кукурузой с нашей делянки. Мы сразу завели свиней и кормили их тыквами. Тыква также была кормом для коати и кинкажу (хищное млекопитающее из семейства енотовых). Лесная живность была активна в основном по ночам. Жили мы на сравнительно небольшом участке земли. Было приятно наблюдать за дикой природой: будь то лесная белка или кошка, притащившая ласку. Неплохой такой мини-зоопарк на дому.

Вот так мы и жили, – в самом конце дороги, чуть ли не нависшей над краем скалы. Я тогда начал расчищать земли для наших пастбищ. Лаки в те годы, наверно, чувствовала себя одинокой. Жизнь посреди леса – и в гости не к кому сходить. Большая перемена в ее жизни. Теперь ей надо было привыкать к самостоятельности.

В 1952 году несколько человек из нашей общины, включая Лаки и меня, подхватили гепатит, хотя и не в тяжелой форме. Лаки тогда была беременна нашим вторым ребенком. К сожалению, из-за желтухи мы потеряли нашу дочку. Она умерла 25 мая 1952 года. Мы назвали ее Ребекка Джейн, по именам наших матерей. Похоронили мы ее на следующий после смерти день. Наша девочка была первой, кого похоронили на кладбище Монтеверде. Я помню, что Марвин, Клара и Артур Роквелл дали нам каллу, чтобы мы посадили ее на могиле. К сожалению, этот участок потом сильно зарос, и теперь могилку не найти.

В мае 1953 года, после того как мы прожили в палатке уже более года, крыша дала течь. Мы сообразили, что, если нам хочется выжить в мокрый и ветреный сезон, то нужно попробовать как-то обработать холст. Чтобы сделать палатку водонепроницаемой, ее надо было обработать смесью скипидара и парафина, продававшегося большими кусками. Как-то утром, когда наш Берто играл на улице, мы решили отремонтировать полотняную кровлю.

Смесь должна была быть достаточно горячей, чтобы ее можно было аккуратно наносить. Парафин не желал таять, и мы стали нервничать. Вдобавок ко всему еще и начинался дождь. Мы решили ускорить процесс расплавления, сняли заслонку с дровяной печи и поставили бак прямо на огонь. Закипевшая часть смеси убежала из бака и загорелась. Мы кинулись заливать все это водой, но, вместо того чтобы погаснуть, огонь перекинулся на пол и стены, и наша палатка загорелась.

Наши шмотки были разложены на полках, сделанных из деревянных ящиков, в которых мы перевозили свой скарб. Понятно, что одежда и прочие тряпки местами свисали с полок. Огонь накинулся на все это, сжег нашу одежду, скатерти и много еще чего. В палатке были только я и Лаки. Мы пытались загасить пламя. Моя жена была на седьмом месяце беременности нашим сыном Томасом. Лаки оказалась в ловушке в углу кухни, и ей ничего не оставалось, кроме как рвануть на выход сквозь пламя. Она очень сильно тогда обожгла руку.

Мы выбрасывали изнутри все, что могли. В результате потеряли много вещей, даже из тех, которые выбросили. Мы думали, что они перестали тлеть. Но, уже чуть подпаленные, уже снаружи наши пожитки занялись и сгорели, пока мы сражались с огнем внутри. Некоторые из вещей только слегка обуглились местами, поэтому их можно было использовать. Лаки потом сшивала кусочки полотенец так, чтобы получились пригодные для употребления полотенца нормального размера.

В общем, мы просто не продумали процесс ремонта крыши заранее, иначе бы действовали по-другому. Слава богу, что Берто в это время играл на улице. Единственное преимущество от пожара было в том, что на обед у нас получился вкусный хорошо запеченный бекон, который висел над плитой. Соседи пустили нас к себе и делили с нами кров до тех пор, пока мы ни купили новый брезент и ни натянули его на обугленные рамки. Тогда мы снова смогли вернуться в свой дом. Позже мы вообще сделали металлическую крышу для всей конструкции.