Осторожно, двери открываются

Разбейся в лепёшку, но чтобы я видела, как из тебя выходит ненависть. И любовь. Ты должна парить. Не смей опускать голову! Гранд жете выше! Ещё выше! Я хочу слышать как скрипит пол! Продолжай делать без остановки, пока я не скажу…

– Остановись, – будто в панике Таня выдохнула на заднем сиденье в авто, как тут же Лёша покорно свернул к обочине.

В окно заглядывал луч искусственного освещения из ресторана рядом, проходившие мимо люди кутались в тепло верхних одежд. Погода не лучшая для прогулок, но ещё больше она противна для нахождения в заточении квартирных стен.

Лёша бросил взгляд на часы. Его уже ждут в театре.

– Что? Ты что-то забыла? – он спросил из любезности, поскольку знал, что с собой у девушки не было ничего, кроме телефона, пачки сигарет и паспорта.

Таня подняла полусонный взгляд.

– Здесь меня высади. Проедусь.

Он привозил свою возлюбленную и увозил в одно и то же место почти каждый день. Парковка возле основной сцены Большого театра. С 13:00 до 18:00. Никаких такси, метро и автобусов. Только Алексей и его BMW. Туда и обратно. Его никогда не подмывало спросить, чем же Татьяна занята все эти часы. Что можно изо дня в день делать на Театральной площади? Не делала ничего, а просто сидела в своём кресле напротив старого здания театра и всё. Читала книгу, слушала музыку и иногда отлучалась в кофейню, чтобы перекусить и переждать непогоду.

Обычные будние.

– Я заканчиваю в четыре, потом еду с парнями в одно место, это надолго. Можешь в шесть подъехать к Ильинскому скверу? Отвезу тебя домой.

Участь Лёши такова и с этим не поспоришь: брать свою девочку на руки и пересаживать в кресло. Хотя в последнее время Таня делала это сама. По его же настоянию: "Тебе нагрузка нужна, справляйся со всем сама. Вдруг у меня будут гастроли, кто поможет?".

Сама.

Таня только послушно в ответ кивала без улыбки.

– Да, в пять на Ильинском. Подъеду.

И блестящий после чистки автомобиль быстро скрывался прочь в сторону Большого театра.

Карие глаза поднялись вверх по фасадам, чтобы не увидеть ничего, кроме верхних этажей. Сорок минут назад резала уши тишина, царившая рядом с Лёшей в авто и хотелось скорее убежать. От него подальше. Всё опять как обычно. Но теперь, когда оставшись одна в февральский день на улице, Таня приподняла вязаный шарф до самых ушей и позволила своей осанке спуститься ниже. Он уезжает, а она в каждой минуте видит всё новый и новый удар от каждого прохожего. Опасно. Одной без Лёши. Взгляд её сбито упал на асфальт и шины кресла заскрипели на скорости человеческих ног. Стоять на месте на узком тротуаре никогда нельзя дольше двух минут. Людей становится слишком много, и они оттесняют тихую девочку в кресле поближе к дороге.

Пять метров вверх ветер прокатился по зданию, сквозь окна и кабинеты. По бумаге чиркнул кончик шариковой ручки.

– Вы не могли бы завтра отвезти эти бумаги? Спешка ни к чему, – заверял молодой парень Юру на выходе из офиса на Тверском бульваре.

Да, конечно, это его работа. Желание клиента закон.

– Не позже полудня только.

Обязательно, до полудня.

В большом фирменном рюкзаке курьерской службы ещё хранились заказы, расписанные по минутам. Через пятнадцать минут ждут в офисе торговой галереи, потом есть двадцать минут, чтобы дойти до Ленинской библиотеки, а оттуда сесть и рвануть на "Динамо" искать ещё десяток адресов. Парень вышел во внутренний двор здания, поёжившись от ветра. Он сильно потёр глаза пальцами, пробуждая себя к жизни. Не спал – проспал. Ел – не много. Кофе – не выпил. И настроение, работоспособность ни к чёрту. Шутка ли на двух ногах обойти двадцать адресов до обеда и, заехав в офис, схватить ещё заказов на Центральный округ. Да, с личным авто было бы куда лучше. Да и дома, в Екатеринбурге, на должности при строительной компании куда спокойней. Но там дом, где стены не помогают, а тут Москва. На севере Питер и там остались кабинеты, в которых ещё не звучали фразы до боли знакомые. "К сожалению, на эту должность у нас есть более подходящая кандидатура. Советуем обратить внимание на московские фирмы. Там есть вакансии. Дать вам номер?". Нет, спасибо. Юра и здесь слышал от улыбчивых начальников эти же слова: "Вы хороши, но, увы", "Да, у вас хорошие познания, но нет", "Мы рады, что вы откликнулись на вакансию, но она уже закрыта", "Простите, но мы закрываем проект", "А вы готовы работать бесплатно с перспективой большого заработка, но через год?"… Курьер твоя работа. Лёгкая стабильность в многоэтажном городе, где на каждый квадратный метр есть вакансия, но из миллиона таких вакансий дай бог в одной тебе скажут "да".

По Тверской парень шёл не торопясь и чаще всего не поднимал голову, а косился по сторонам. Настроение нулевое. Это всё погода. Как всегда серая. Там, ближе к небу квартиры, беззаботная жизнь. Наверняка в этих элитных квадратах не витают мысли, куда нужно уехать, чтобы найти хорошую работу. Нет в таких метрах украденных свободных минут. Там могут себя мучить вопросами "кто я на этой земле?", но только после ударной дозы спиртного.

Неспешная Тверская и почти пустой Театральный проезд. Внутренний навигатор уточнял, что через сто метров Большой театр. Четвёртый раз в воронку… Нет, глупость. Юра угрюмо посмотрит на время, сжав пальцы свободной руки от холода в кулак. Незнакомым людям один лишь раз дают сказать "простите" и больше нет. Быстро перебежав переход, он ускорился, но тут же резко остановился. Снаряд всё же попадает несколько раз в эту воронку. Знакомые колёсики. Куртка. Глаза. Каре. Прошла ещё неделя и вот она, снова здесь.

Так, шанс дан. Ещё один, запасной и точно последний, когда нужно собраться, спрятать за спину рюкзак, под курткой скрыть курьерскую толстовку и раз, два, три широких шага сделать прямиком на то самое место, где сидела девушка из поезда.

– Привет. Ты снова здесь? Как неожиданно.

Голос незнакомца был уверенней, чем в прошлый раз, но это до поры до времени, пока Таня не подняла свои карие глаза в его сторону.

Девушка нахмурилась, вытянув губы в тонкую линию. Вот, опять. Этот странный преследователь, о котором она думать забыла.

– А-а-а Юра, поезд? Здравствуйте, – она протянула руку, но тут же вернула обратно на свои колени, – Второй раз видеть тебя здесь это уже не совпадение.

– Второй раз, думаю ещё пока оно. Если только…

– Пусть будет оно.

В каждом секундном поведении девушки Юра с настырностью старался уловить промежуток, где он может вставить хотя бы слово, после которого она не пошлёт куда подальше. Судя по каменному выражению лица – могла, умела, практиковала.

– Ты гуляешь? Или ждёшь кого-то?

Таня фыркнула.

– Не жду, гуляю.

– Не холодно для одиночной прогулки?

Девушка медленно двинулась с места, подумав о том, что сделает он. Пойдёт ли следом или…

Следом. Сунув руки в карманы куртки, Юра совершил медленный шаг, другой и уже не замечал как почти гонится за знакомой до светофора.

– Нет, не холодно. А что, это приглашение в кафе на кофе и что-то типа – "давай я составлю тебе компанию"? – Таня без улыбки реагировала на каждый его шаг. Есть в нелюбви человеческой к общению страх, неприязнь, замкнутость. Проще оттолкнуть от себя, ежели подать руку. Таня не умела. Не хотела.

– Кафе? Заметь, ты это сама предложила. Идея хорошая. Почему бы нет?

– Ты не отстанешь от меня, да?

– Верно. Советую не отказываться от моей компании, – Юра обогнул коляску и встал почти вплотную. К ней. Сдаться? Вот уж нет.

Курьер-сумазброд с зелёными глазами не упускает своего, когда дают второй шанс. Обычное "прости" в его голове так и сидит до сих пор застрявшим звуком, который не доходит до адресата. С этим ещё ему спать, есть, работать. И проклятое чувство вины уйдёт нескоро. Возможно, будет напоминать всегда. Нечаянно. В самый неподходящий момент.

Таня наехала колёсами на его ноги. Если не совсем поехал умом, то должен отступиться. В конце концов, это неприлично – приставать к инвалиду на людях.

– Мы совсем не знакомы, с какой стати я должна с вами куда-то тащиться, пить кофе? Я не люблю кстати кофе. Отойди, пожалуйста.

Парень резко наклонился и сжал двумя руками колёса, широко открытыми глазами взглянув в лицо девушки. Вблизи её злость и металлическое нежелание не были реальностью. Бледная кожа без изъянов, по причине печальные карие глаза, в губах прослеживается что-то от Моны Лизы и когда она моргает, появляется слабый огонёк детской наивности. Таня не дышит и, стиснув зубы, готовится к нападению.

Какая глупая настырность. В её злости.

Парень усмехнулся, наклонив голову на бок.

– Ещё лучше, я знаю отлично место, где заваривают невероятно вкусный чай, дают свежевыжатый сок и кормят сытно, – он хитро подмигнул и, передразнивая девушку, сменил радость на искусственный гнев, – неужели так интересно бесконечно сидеть напротив какого-то театра каждый день? Что в нём такого? Кусок культуры, да и только.

В карих глазах метнулась слабость, кольнуло в горле. Таня соединила руки в защитном жесте. Убрать его. Вместе с намерениями и вопросом. Зачем же? Упал на голову. Придумал поезд. Внешне вменяемый парень. Точная линия скул на улыбке и природой очерченный чёткий контур губ. Большие глаза доверчивого ребёнка. Улыбка подростка. Таня опустила глаза. Неужели он не замечает, что есть внутри неё частичка ещё живого счастья смотреть на этот непонятный кусок посреди центра Москвы? Неужели ему не важно, что она на пару уровней ниже? Грубо… Зачем?