– Ужасно, – кивнула я. – Столько воспоминаний хранят эти стены.
– Так возвращайся!
– Вообще-то, за этим и пришла, – смущённо улыбнулась я.
– Знаю, – уверенно кивнула Анжелика Петровна. – Какое направление вести будешь? Или какие?
Всё моё тело покрылось мурашками. Яркие танцевальные моменты вдруг вспышками засветились в голове: вот тренировка с моей go-go[2 - Go-go – (с англ. – «давай-давай») клубное танцевальное направление, особенностями которого являются ритмичность и высокие каблуки. Сейчас это направление перетекло в High heels (с англ. – «высокие каблуки»).]-командой, а вот выступление с группой по фитнесу, а вот фестиваль с самой любимой постановкой, а вот городской праздник и всё те же лица…
Смакуя, я вновь прокрутила в голове момент знакомства с Анжеликой Петровной. Тогда я училась на втором курсе филологического факультета, а из танцевальных достижений имела лишь ксерокопии дипломов и грамот за командные выступления с коллективами, в которых раньше занималась. Ни обучений, ни сертификатов по хореографии на моём счету не числилось, поэтому на собеседование в школу танцев я шла на трясущихся ногах. Волнение, дрожащий голос и полнейшее отсутствие опыта Анжелику Петровну тогда не испугали. Директор попросила провести для неё мини-урок, чтобы оценить мои умения, а через двадцать минут после начала я уже слушала правила школы и запоминала расположение танцевальных залов.
– Я бы зумбу хотела вести. В Турции я не только научилась, но и полюбила её.
– Отлично! Зумбы у нас ещё не было! А каблуки свои возобновлять будешь?
– Если группа наберётся, то буду. Начать пока можно с зумбы и фитнес-группы, – вслух размышляла я.
– Вот и договорились! – подмигнула Анжелика Петровна. – Тогда у Оли возьми расписание и занимай любые окошки. Ну, всё… Я побежала на занятие. Рада была поболтать, Сашенька! Увидимся!
– Спасибо вам, Анжелика Петровна!
– Да брось, – отмахнулась она. – Каждый должен быть на своём месте.
Начальница выскочила за дверь, а я ещё пару минут переваривала услышанное. «Каждый должен быть на своём месте. Интересно. Моё место здесь? Или в Екатеринбурге? Или в Турции? Где?»
Суббота, 30 января 2016 года
«Можно любить зиму и нести в себе тепло, можно предпочитать лето, оставаясь осколком льда». (Сергей Лукьяненко, «Осенние визиты»)
Я обожаю зиму. Наверное, потому что родилась в самый разгар декабрьских морозов. Мне безумно нравится слушать хруст свежего снега, разглядывать сугробы, переливающиеся миллионами блёсток, ловить белоснежные хлопья, танцующие вальс под слышимую только им одним мелодию. И, конечно, моя зима неотделима от зимних развлечений, самым любимым из которых всегда было и остаётся катание на коньках.
Мы с мамой и сестрой вышли из дома, забросили на плечи увесистые сумки и двинулись в экопарк. Экологический парк для магнитогорцев – место прогулок с прохладными аллеями, место спортивных активностей с ровными дорожками, уличными тренажёрами и пунктами проката, место фотосессий с лесными пейзажами в черте города и просто место встреч. Каждое лето там собираются любители роликов, велосипедов и футбола, а зимой им на смену приходят фигуристы, хоккеисты, лыжники и фанаты санного спорта.
В выходной в крытой раздевалке, как всегда, яблоку негде было упасть. Кто-то готовился выйти на лёд, старательно шнуруя коньки, кто-то отогревался горячим чаем из буфета, кто-то просто отдыхал, а кто-то из конькобежца снова превращался в обычного человека. С трудом втесавшись между жующим семейством и спортивным классом одной из школ, мы всё-таки переобулись.
Электронный термометр над выходом на лёд показывал -26° C. «Холодно, однако!» Первый неуверенный шаг, второй, уже твёрже, третий… Ноги сами вспомнили, как толкаться и скользить. Громкая музыка не могла заглушить радостных визгов и смеха. Я, рассекая зимний воздух, одновременно радовалась и тому, что понимала все песни из динамиков, и тому, что могла разобрать каждое слово проезжающих мимо людей. «Не то, что все эти немцы, турки, поляки, французы… Здесь я своя».
Наивная улыбка задержалась на моём лице. Зубы ломило от холода и встречного ветра, но мне было слишком хорошо, слишком легко, слишком радостно, чтобы перестать улыбаться. «Коньки – это как терапия или медитация. Успокаивают мысли, расслабляют, дарят ощущение свободы. Ты просто скользишь без плана или маршрута. Ни о чём не думаешь. Наслаждаешься. Наверное, за это я и люблю каток». Три часа на льду пролетели как мгновение. Счастливое мгновение, проведённое с моими девочками.
Воскресенье, 31 января 2016 года
«Это было как смертный приговор: знать, что я никогда не смогу обнять тебя, никогда не смогу рассказать тебе, что же ты для меня значишь». (Сесилия Ахерн, «Не верю. Не надеюсь. Люблю»)
«Я знаю, что ты на меня злишься. Я знаю, что сделал ошибку. Прости меня, Саша. Надо было сразу тебе всё объяснить. Но я не мог. Мне очень стыдно! Ответь, пожалуйста, на звонок. Давай поговорим?» – прочитала я одно из тринадцати новых сообщений.
Номер Пойраза я заблокировала ещё в самолете, после того, как он не приехал меня проводить. Мы с Виолеттой тогда только-только расположились на своих местах в просторном салоне, и я решила, что не хочу увозить щемящий груз с собой. Решила оставить Пойраза и всё, что меня с ним связывало, на берегу Средиземного моря. Там, где родилась невероятная история, связавшая двоих совершенно разных людей, которые и встретиться-то не должны были. Я решила остаться благодарной турецкому парню за каждую свою улыбку, но продолжать жить дальше. Без него.
Перед тем как открыть сообщение, я взглянула на номер. Турецкий. В сердце что-то больно кольнуло. Что-то одновременно жгучее и ледяное. «Это он», – пронеслось в голове, и палец сам надавил на сообщение, не спросив разрешения у меня.
«Саша! Я хочу поговорить. Выслушай меня, пожалуйста!» – молил Пойраз снова и снова. Растерянность, обида, удивление, неуверенность, желание, ненависть, страсть и влечение перемешались внутри, затмевая разум. Я разом забыла обо всём на свете, даже о том, что периодически нужно вдыхать и выдыхать. Руки сжали телефон, а кровь пульсировала по венам так быстро, что я слышала биение собственного сердца.
«Я скучаю. И очень тебя люблю, Саша!» – прочитала я в конце. На ресницах застыли капли. «Что это? Рада ли я? Или это просто отголоски воспоминаний?» – бесконечно спрашивала себя.
Откинувшись на пушистую спинку дивана, я закрыла глаза. За окном летали белоснежные хлопья снега, пряча от людей несовершенства этого мира, а в моих мыслях шелестели волны, перемешивая круглые камешки на берегу. Мы с Пойразом сидели на прогретой за день точёной гальке, вдыхая прохладный морской воздух, и молчали, взявшись за руки. Тогда я не думала о совместном будущем, но и представить настолько глупого конца наших отношений тоже не могла. Я набрала побольше воздуха и открыла глаза. Море вдруг сменилось стеной персикового цвета, увешанной семейными фотографиями, тёмным экраном телевизора и зеленью, которой мама заполняла всё свободное пространство в нашей квартире.
Заиграла знакомая мелодия. Звонок из мессенджера. По мне словно пробежал электрический разряд. Тело содрогнулось. Руки затряслись, но телефон всё-таки взяли.
– Алё, – хрипло ответила я, потому что весь воздух вдруг куда-то исчез.
– Сашья! Сашья! Я так рад тебя слышать! Я звонил тебе! И писал! Каждый день! Но сообщения почему-то до тебя не доходили! Сашья! Пожалуйста! Послушай меня! – запыхавшись, кричал знакомый до мурашек голос на другом конце.
– Слушаю, – выдавила я, стараясь казаться сильной и очень обиженной.
– Сашья! Мне так много надо тебе сказать… – вздохнул Пойраз.
– Говори. У меня не так много времени.
Не то, чтобы у меня на воскресенье были планы. Нет, их не было вообще. Но девочка не девочка без демонстрации характера.
– Я не знал, что день рождения – это какой-то особенный день, – проговорил Пойраз, и у меня от удивления отвисла челюсть.
– В смысле ты не знал?
– Ну-у-у… Мы никогда дни рождения не справляем. Это просто день. Такой же, как и все остальные. Я не думал, что надо обязательно быть рядом… Мне потом Марина сказала, что я дурак, и что ты обиделась. Только было уже поздно. Ты улетела в Россию.
– Что тебе сказала Марина? Когда?
– Она прислала сообщение в день твоего отъезда. Спросила, хватило ли мне ума приехать в аэропорт. И знаешь… Я очень хотел! Хотел купить цветы и твою любимую шоколадку, надеть ту футболку, которую ты так любишь, приехать в Анталью…
По щекам покатились слёзы. Солёные напоминания о том, что заблокировать можно номер человека, но не чувства к нему.
– И что же тебя остановило? – прокричала я в трубку, всхлипывая. – Что? Что? Скажи мне? Я ждала тебя! Ждала! До последнего всматривалась в двери аэропорта! Но тебя там не было. Не было…
– Да, не было, – виновато выдохнул Пойраз. – Знаешь, почему я уехал домой, когда ты ещё была здесь?
– Видимо, потому что я тебе надоела, – проскулила я. – Потому что русские девочки для вас – игрушки. Правильно Марина говорила!
– Глупая! Ты очень глупая, Сашья! – Пойраз на секунду вышел из себя, но быстро успокоился. – Я уехал, потому что не мог заплатить за аренду дома ещё на две недели. У меня деньги оставались только на билет на автобус до деревни. И всё. Ни одной лирой больше. Мне нечем было платить за жильё и еду. Я не мог никуда тебя сводить, не мог ничего купить…
Какая-то странная горечь появилась в горле.
– Поэтому я и уехал, – продолжил Пойраз. – И я знал, что Йозеф возил вас в Анталью. Я хотел приехать! Хотел тебя увидеть! Но я не мог просить деньги у родителей, понимаешь? Я тут с ума сходил, зная, что ты совсем рядом… Я правда не мог ничего сделать, – он вздохнул. – А потом ты уехала. И мои сообщения перестали до тебя доходить. Я места себе не находил всё это время… Мне плохо без тебя, sevgilim[3 - Sevgilim – (с тур.) любимая, любимый.]… Сашья? Сашья? Ты меня слушаешь?
– Слушаю, – хлюпнула я. – Просто… Пытаюсь всё осознать.
– Я в интернете посмотрел, как вы, русские, отмечаете дни рождения. Если бы сразу знал, что это такой важный день, то пришёл бы к тебе пешком! – улыбнулся Пойраз, и эта улыбка передалась мне.
– Пешком? Честно?