Изъян в сказке

Несмотря на то, что ответ был обстоятельным, монах дал его таким тоном, что спрашивать дальше расхотелось, и Мэгг сосредоточилась на несоразмерных высоких ступенях, от которых вскоре заболели ноги, и на каменном основании лестницы, скользящим под пальцами и ведущим всё на новые и новые высоты, от которого кружилась голова.

Монах остановился резко, так что Рей едва не налетел на него, а Мэгг лбом стукнулась о спину Рея. Зазвенели ключи, задрожал желтоватый свет лампы, и они все оказались в небольшой и очень скромно обставленной комнате с двумя длинными деревянными столами и четырьмя такими же лавками. Напротив входа жарко пылал камин, а на столе стояло единственное блюдо с половиной краюхи серого хлеба. Еда не так волновала Мэгг, как тепло, поэтому она кинулась к камину, упала на колени и протянула к огню окоченевшие пальцы. Жар тут же прошёл по всему её телу, изгоняя из костей противный холод, по позвоночнику пробежала сладкая дрожь удовольствия. Мэгг прикрыла глаза и улыбнулась, надеясь, что скоро Рей перестанет вести пустые разговоры и присоединится к ней возле огня. И действительно, не успела она об этом подумать, как Рей опустился рядом и тоже протянул к огню ладони, принялся разгибать и сгибать пальцы, а заодно радостно сказал:

– Послушники скоро принесут нам ужин, спать будем в одной из келий.

– Ты говорил, они не слишком гостеприимные, – хмыкнула Мэгг, не открывая глаз.

Рей ничего не ответил, как бывало всякий раз, когда он в чём-то оказывался не прав. Позади скрипнула дверь, раздались шаги, стукнуло о стол – можно было не оборачиваться, чтобы угадать: это принесли еду. Мэгг ещё несколько секунд просидела перед камином, потом повернулась к нему спиной, чтобы дать немного высохнуть волосам, открыла глаза и вздрогнула.

Они с Реем были не одни в пустой трапезной – за столом сидел ещё один человек, в монашеском облачении, но, кажется, не из теней. В отличие от привратника, он снял капюшон, и Мэгг отчётливо видела его лицо.

Всевышний, что это было за лицо!

Мэгг не сомневалась, что ещё будет видеть его в кошмарах, хотя в нём не было ничего уродливого. У монаха были очень высокие скулы, узкие, западающие щёки и глубоко посаженные глаза, в глубине которых горел какой-то жуткий огонь. Чёрные волосы были, наверное, острижены уже очень давно, и теперь отросли и опускались почти до плеч. Ровными белыми зубами он размеренно откусывал маленькие куски от тонкого ломтя серого хлеба, даже не глядя на поставленные блюда с рыбой, варёной морковью и сладкими кореньями в меду. Почувствовав взгляд, он повернул голову и пристально посмотрел на Мэгг, как будто хотел изучить её душу. Страшные глаза заставили Мэгг вздрогнуть всем телом. Спустя минуту монах отложил хлеб в сторону, отряхнул пальцы, поднял капюшон и скрылся за ним, продолжая, однако, смотреть на Мэгг – да, она не сомневалась, что он смотрит именно на неё, а не на Рея рядом.

Не выдержав этого невидимого взгляда, Мэгг опустила глаза в пол, пытаясь унять бешено колотящееся сердце и убеждая себя в том, что бояться решительно нечего – и пока она тщетно боролась с собой, монах беззвучно исчез.

Когда она рассказала об этом Рею, тот всполошился, но не из-за монаха, а из-за того, что испугался, не подхватила ли она лихорадицу: принялся разглядывать её лицо, несколько раз коснулся губами лба, а потом, быстро накормив и едва ли съев пару кусочков сам, отвёл в приготовленную им келью с двумя узкими лежаками и всю ночь обнимал за спину, грея своим теплом. Мэгг не сопротивлялась, хотя и чувствовала себя совершенно здоровой.

К утру стало ясно, что никакой лихорадицы нет и в помине, так что они с рассветом покинули стены обители и снова пустились в путь. О вчерашнем ливне напоминали только редкие рытвинки на дороге, заполненные водой, влажная трава да иногда встречавшиеся залитые до краёв канавы. Небо совершенно очистилось, камни на дороге высохли, и идти было легко и приятно.

Внешние стены Шеана показались к полудню – тонкая каменная резьба издалека напоминала кружево, а громадные золочёные стенийские орлы на воротах, кажется, готовы были ожить и взлететь – так искусно были сделаны.

В Шеане Мэгг была ещё совсем ребёнком и почти не помнила его – сейчас он представал перед ней во всём величии и великолепии. Дорога поползла в гору, но это был лёгкий путь – орлы всё приближались, и вот до слуха Мэгг уже начали доноситься крики, смех, ярмарочные завлекалки, клекотание, а следом навалились и запахи: копчёной рыбы, яблочного самогона, свежих раков и ещё чего-то совершенно неизвестного, от чего становилось щекотно в носу.

У главных ворот, распахнутых настежь, стояли два рослых стражника в рыцарских доспехах, а вокруг крутились подвижные, суетливые Жёлтые плащи – городская служба охраны. Каждый обоз и каждую корзинку на въезде в столицу они осматривали, а каждому гостю, будь он пеший или конный, задавали вопросы.

Когда подошёл черёд Мэгг и Рея, Жёлтый плащ – безусый ещё мальчишка с горящим взором, – спросил строго:

– Зачем прибыли в столицу?

– Полюбоваться празднованием, – ответил Рей, – и спеть свои лучшие песни во имя короля и Всевышнего. Я Рей из Грейл-Кора, поэт и музыкант, а это мой подмастерье.

Жёлтый плащ без особого любопытства глянул на показанную Реем бумажку и махнул рукой, разрешая войти.

Внутри города Мэгг ожидала увидеть дворец или богатые дома, но вместо этого сразу же попала на огромный рынок. Он тянулся от ворот до самых старых стен, и многие сотни людей роями пчёл носились от прилавка к прилавку. «Пирог, пирог!», – раздавалось с одной стороны. «Кожа, лучшая кожа Стении», – кричали с другой.

– Рей! – воскликнула Мэгг, едва удержавшись, чтобы не ткнуть пальцем: мимо пошел разряженный в разноцветный костюм человек с совершенно чёрной кожей.

– Это эмирец, – шепнул Рей, – не разевай рот и держись возле меня.

Эмирцев было много: чёрные, как головешки, они важно ходили между обычными белыми людьми или сами стояли в лавках, от которых пахло сладко-острым или медово-горьким. Рей тихо пояснил, что они продают восточные специи. У одного из эмирцев над палаткой висела громадная пятнистая шкура.

– Огненная леопарда, – объяснил Рей, – эмирцы ловят её по пятеро-шестеро, и не всегда даже один выживает. Леопарда похожа на кошку, только клыки у неё длиннее человеческой руки, а взглядом она может поджигать предметы.

Мэгг некультурно, но восторженно присвистнула: шкура у леопарды и правда была гигантских размеров, как три бараньих.

Лишних денег у них не было, так что мимо продавцов Мэгг шла, крепко сжав зубы и не давая себе канючить. Хотелось всего на свете: и шкуру леопарды, и бусы из наполненного солнцем золотого камня, и пёстрый вытканный платок, а ещё – сладких пирогов, которыми так нестерпимо пахло, и кислых мочёных слив.

– Станешь богатой леди – скупишь себе половину ярмарки, – тихо рассмеялся Рей, отлично видя, как бегает её взгляд с предмета на предмет.

– Обязательно, – серьёзно сказала она.

Между тем они достигли вторых ворот – в стене старой крепости, – и без труда прошли внутрь.

Ярмарка осталась позади, её как будто отрезало. В старом городе тоже было людно, но как-то иначе: никто не кричал, не сновал туда-сюда, и пешие, и конные двигались чинно. Бегали только мальчишки в ярких красных рубахах. Для себя Мэгг решила, что это какие-нибудь гонцы.

Рей крепко взял её за руку и повёл по мощёной булыжником улице мимо аккуратных домов в два или три этажа, каждый балкон которого был усажен цветами.

Вывеску «Жёлтый плащ» Мэгг увидела издалека и совсем не удивилась, когда Рей свернул туда. Это была большая и очень чистая корчма, не переполненная, но и не пустующая. Молоденькие разносчицы в белых передниках сновали между столами.

– Садись, – Рей отпустил её руку, и Мэгг быстро заняла место у окна. Интересно, что, похоже, корчма помещалась как бы в полуподвале – из окна была видна не вся улица, а только её часть, точнее – ноги повыше колена и конские копыта. Целиком людей можно было рассмотреть только на другой стороне улицы. Здесь гуляла знать. В основном, конечно, верхом или в носилках, которые правильно было именовать паланкинами, но иногда и пешком. Важные леди в дорогих платьях и отделанных мехами плащах семенили по широкой улице, опираясь на руки высоких широкоплечих лордов с подкрученными усами и гордо вскинутыми головами.

Представилось на минуту, что она рано или поздно станет одной из них. Будет, как, например, та леди в зелёном, свысока поглядывать на пыльную дорогу и морщить нос, завидев кучку конского навоза.

Мэгг хихикнула – как раз в тот момент, когда подошёл Рей вместе с разносчицей. Румяная девушка опустила на стол две кружки: одну, с пенистым пивом, Рею, другую, с квасом, Мэгг.

– Посмотри на них, – девушка отпила немного и кивнула в сторону улицы, – ты хочешь, чтобы я стала такой же?

Рей тоже перевёл взгляд за окно и едва улыбнулся, отчего его лицо как бы осветилось изнутри и стало особенно приятным:

– Я обещал тебе, что ты станешь леди, малышка. И вот увидишь…

Разносчица поставила между ними блюдо с жирным жареным востриком в меду и с яблоками, и Рей не договорил и кивнул:

– Налетай!

«Налетать», правда, всё-таки приходилось как подобает леди, то есть отламывая кусочки вилкой и не помогая себе руками, но к этому Мэгг уже привыкла. Рей смотрел одобрительно, сам обходясь одним ножом, но умудрившись ни единой капли соуса не уронить на стол.

Когда от вострика остались только кости да немного шкуры с недопалёнными перьями, Рей сыто и довольно откинулся к стене, положил руку на подоконник и подмигнул Мэгг. Она фыркнула: точно знала, что означает это подмигивание и эта сытая улыбка.

И правда, Рей поднялся и пошёл к стойке, наклонился, что-то шепнул хозяину – и вот уже снимает со спины любимую цитру. Прислонился к одной из деревянных подпорок почти в центре зала, взял на пробу несколько нот и тут же, без предупреждений и объявлений, заиграл простой мотив знаменитой песенки.

Мэгг прикрыла глаза, подтянула к себе кружку с водой и замерла, вслушиваясь в его удивительный голос. Сейчас, когда расставание становилось всё ближе и всё неотвратимей, ей стало страшно потерять своего поэта. Если бы можно было кинуться ему на шею и выкрикнуть: «Рей, я тебя люблю! Тебя, а не какого-то там лорда!», – она бы сделала это сразу же. Но Рей только рассердится, не было никаких сомнений.

«Может быть, – подумала Мэгг лениво, – у меня не получится стать леди, и я вернусь к нему». Тогда Рей перестанет твердить, что должен дать ей деньги и титул, которых она лишилась, и они станут жить действительно счастливо.

Пока же Рей пел, но его песня совсем не подходила грустному настроению Мэгг. Он пел о юной девушке, полюбившей прекрасного юношу, который оказался – вот незадача! – подлецом и прохвостом. То он мурлыкал высоко и тонко, сетуя на горести и тяготы судьбы и повествуя о любви к красавцу, то басил, рассказывая о злодейских планах похитить у девицы честь и рубиновый перстень в придачу.

Посетители начали озираться, а найдя взглядом певца, принимались хлопать ему в такт, и к последнему куплету Мэгги со своего места уже не слышала переливов лютни, только шумные стройные хлопки.

– Браво! Браво!

– Ещё! Пой, музыкант!

– Эй, налейте ему!

И Рей, рассмеявшись и глотнув пива, запел снова.