– Напомни, Камо, пожалуйста, почему мы здесь оказались? – я недовольно цокнула:
– Конкретно тебя я приезжать не просила:
– Но все же я здесь. Хочешь ты этого или нет, я буду проводить с Адамом столько времени, сколько захочу. И мне плевать, что ты о нем думаешь, – тоном бунтующего подростка заявил мой младший брат:
– Может вернешься в Грозный и там будешь выдвигать свои условия? Перед Асламбеком, к примеру, – сердито отозвалась я:
– А это здесь причем? – нахмурился Заур:
– Ты бы ни за что себе не позволил разговаривать таким тоном с Асламбеком. Так что тебе дает право так вести себя со мной? Потому что я только сестра, да еще и разведенная? Мое слово для тебя теперь пустой звук? – во мне кипела злость. Она пронизывала каждое озвученное слово. Заур резко выдает:
– Слушай, Камо, если хочешь утвердить свой авторитет за мой счет – это не лучший способ, – я глубоко выдыхаю. Действительно, чего я добиваюсь? Если Заур захочет проводить время с Адамом, мне навряд ли удастся остановить его. К тому же он нравится папе. А слово отца в нашей семье, конечно же, имеет больший вес, чем мои опасения. Видя, что я не отвечаю, Заур продолжает:
– Папа позвал сегодня к нам на ужин Адама и его братьев. В честь своего отъезда. И они с мамой хотят нам что-то сообщить:
– С чем это связано, ты не в курсе? – мое сердце сотрясается с бешеным ритмом. Остается только надеяться, что новость родителей не имеет никакого отношения к моей истории. Заур пожимает плечами. По моему озабоченному выражению лица он, видимо, догадался, что меня встревожило, поэтому поспешно добавил:
– Наверняка они хотят предложить что-то такое, что скрасит наше лето в Стамбуле:
– Может папа решил продать коттедж и обрести другую недвижимость? – предполагаю я:
– Да, что-то из этой категории, – откликается Заур, открывая передо мной калитку, ведущую в наш коттедж.
Увидев меня, промокшую насквозь, мама что-то невнятное пробурчала себе под нос, а Тома с широко раскрытыми глазами хотела было что-то спросить, но я оборвала ее со словами:
– Лучше не спрашивай, – я направилась в свою комнату за новыми вещами, а потом в душ.
Когда сушила волосы, ко мне постучалась мачеха:
– Я хотела кое о чем с тобой поговорить, – я выключаю фен, приглашаю ее сесть на кровать. Сама же усаживаюсь на мягкий пуфик от туалетного столика, лицом к Томе:
– С тех пор, как я приехала, мы толком даже не говорили о случившемся, – начала было она. Заметив, как исказилось мое лицо, она продолжила:
– И я не хочу тебя заставлять признаваться прямо сейчас, – достает из кармана синего в мелкий белый горох халата с молнией смятую синюю брошюру, протягивает ее мне:
– Одна милая женщина на рынке, наша соседка, кстати, дала ее мне однажды. На следующий день после моего приезда, – я хмуро знакомлюсь с содержанием. Слишком много картинок, громких заявлений и мало информации. Зато целая страница посвящена расписанию какого-то собрания. Указан адрес вместе с фотографией кафе. Он совсем рядом с нашим коттеджем:
– Это что-то в роде клуба анонимных алкоголиков? – с усмешкой на губах уточняю я. Следом за мной усмехается и Тома:
– Они предпочитают называть себя клубом отчаянных домохозяек. Женщины разного возраста, статуса, нации и семейного положения собираются в указанное время в этом кафе и делятся друг с другом своими переживаниями и проблемами. Находят поддержку. То, что ты рассказываешь в клубе, не выходит за его пределы, – я снова усмехаюсь:
– И женщины держат в секрете чужие проблемы? Что-то слабо верится, – Тома непринужденно пожимает плечами:
– Информация, рассказанная в клубе, аманат. И если женщина поделится ею с кем-либо еще, понесет наказание должным образом, – вставая с кровати, Тома добавляет: – Сплетницам не место в клубе отчаянных домохозяек. Рита строго следит за этим, – подходя к двери, чтобы выйти, она произносит:
– Камо, подумай хорошо. Может, клуб отчаянных домохозяек – это действительно то, что тебе нужно? – не успела я ответить, как Тома вышла. Оставила меня в раздумьях, со сжатой в ладонях брошюрой.
Я, наверное, пересмотрела ее и перечитала информацию оттуда раз восемь, прежде чем мама заглянула в мою комнату со словами:
– Я знаю, ты не в восторге от наших гостей, но выйти и помочь нам с Томой не помешало бы, – дверь захлопнулась. Недовольно цокнув, я собрала волосы в высокий пучок и направилась к выходу. Солнце клонилось к закату, согревая последними лучами коттедж. Гости уютно устроились на веранде вместе с отцом и Зауром. Судя по дружелюбным голосам и смешкам, мужчины отлично между собой поладили. На кухне мама резала сыр, а Тома перемешивала жаркое:
– Свежую заварку для чая приготовь, – без лишних вступлений обратилась ко мне мама. Доставая большой фиолетовый пакет чая, я украдкой бросила взгляд на веранду. Рядом с большой фигурой Адама, занявшей почетное место напротив папы, я заметила еще две головы. Заур упоминал ведь, что на сегодняшний ужин Адам придет с братьями. Получается, у него их два. Интересно, они оба родные? И чего папа добивается этим званым ужином? Зная отца, он не стал бы просто так приглашать к нам домой незнакомых мужчин:
– Камо, осторожно! – окликнула меня Тома. Пока я пыталась разглядеть гостей, даже не заметила, как заполнила до краев заварочный чайник. Ойкнув, я поспешила вытереть образовавшуюся лужу, а чайник и пять хрустальных чашек с тарелками и ложками поставила на поднос. Выпрямив спину, я направилась на веранду:
– Смотри, не разбей там ничего, – бросила мне мама вслед. Конечно, подавать чай прямо сейчас не было необходимости, это делалось на случай, если гостям захочется между блюдами промочить горло. Пока я направлялась к столу, поймала на себе взгляды двух пар больших голубых и зеленых глаз. Интересно, у них в семье у всех такие огромные глаза? Параллельно слышу разговор между отцом и Адамом:
– Безусловно, качественное образование необходимо, как для парня, так и для девушки. Если его невозможно получить в нашей республике, не вижу ничего зазорного в том, чтобы отправить детей учиться за пределы, – накладывая в тарелку салат, Адам произнес:
– Абсолютно, Руслан. Но, согласись, переезд дочери за пределы отчего дома одной чревато неотвратимыми последствиями. Это идет вразрез с ценностями нашей религии и нашего менталитета, – папа усмехнулся:
– Но если у девушки нет родственника, который сопроводил бы ее, а родителей в республике удерживают определенные обстоятельства, к примеру уход за больными и немощными стариками, работа, требующие внимания соседи, прочее и прочее… Что прикажешь делать в таком случае, Адам? Теоретически, – тем временем я раскладываю перед гостями чашки, наливаю в них чай. Мужчина непринужденно пожимает плечами:
– Тогда девушку вовсе не следует никуда отправлять. Зачем? Ее честь и безопасность превыше всего. Пусть сидит рядом с родителями и заботится о них. Честно говоря, я считаю, что в нашем вайнахском обществе девушкам следует запретить обучение в вузах за пределами республики. К тому же современные технологии предоставляют им возможности обучиться необходимым для выбранной профессии навыкам, – я замерла после услышанных слов. А содержимое чайника вылилось на серую рубашку Адама, ведь я как раз наливала чай ему. Адам резко встал. Следом за ним встали и мой отец, и мой брат:
– Камо, неси полотенце, быстро, – процедил сквозь зубы отец. Я подняла полный гнева взгляд на человека, который стоял передо мной. Он морщился от ожога, который, по-видимому, получил:
– Как тебе не стыдно нести такой бред перед человеком, который тебе в отцы годится! Что значит нельзя выезжать за пределы?! Это же надо настолько не доверять своей матери, своим сестрам, своей… – мою полную возмущения речь прервал отец:
– Камо, я тебя просил принести полотенце для нашего гостя, – поджав губы, сжав кулаки, я направилась внутрь. Бросила мимолетный взгляд на братьев, которые еле сдерживали смешки, одаривали меня полными радости взглядами. Лишь Заур прятал лицо под руками. Хмыкнула. Конечно же! Уверена, он думает лишь о том, что его родная сестра умудрилась дважды опозорить его за один день перед одним и тем же человеком. К которому он, между прочим, проникся глубокой симпатией.
На кухне меня встретили более радушно. Мама с Томой сидели за столом и пили чай с сухофруктами. Не успели мы перемолвиться фразами, как я схватила чистое кухонное полотенце и вместе с ним направилась к веранде. Но там не было ни Адама, ни Заура. Бросив взгляд на присутствующих, я снова вернулась внутрь. Уверена, они сейчас в ванной. Я хотела было пойти туда и закончить свою речь, но, услышав их голоса в коридоре, притаилась:
– Адам, ты даже представить себе не можешь, насколько мне стыдно. И перед тобой, и перед Ильясом, и перед Ноем. Весь ужин насмарку. И все из-за этой… – не успел он закончить, как Адам прервал его со словами:
– Заур, я тебе говорил неоднократно. Хватит извиняться. Единственный человек, который должен мне извинения – это твоя сестра, – после этих слов я, конечно же, не выдерживаю и выхожу из своего укрытия:
– И за что же я должна извиняться? За то, что ты вербуешь моего брата? Подмазываешься к отцу? Несешь непонятную ахинею первобытного строя под крышей НАШЕГО дома?! – мой голос срывается на крик:
– Камо, – начинает было Заур:
– Я ни за что не собираюсь перед тобой извиняться! Я бы даже сказала, ты последний в этом мире человек, достойный моих извинений. Будь добр… – не успела я закончить, как Заур прикрыл мой рот ладонью:
– Заур, отпусти ее. Выговорится – успокоится, – вставил Адам, непринужденно скрестив руки на груди и своим типичным хмурым выражением лица смотря мне в глаза:
– Нет. Я не позволю ни ей, ни кому-либо еще тебя оскорблять. Тем более под крышей нашего дома. Ай! – в этот момент я укусила брата за руку. Сжав челюсть, развернулась и, громко хлопнув дверью, закрылась в своей комнате. Черт возьми, что на меня нашло?! Что со мной здесь происходит?! Я давно не чувствовала себя такой злой. Ярость переполняла меня от корней волос на голове до кончиков пальцев на ногах. Меня будто током ударило. И я отчаянно продолжаю биться в конвульсиях, жаля любого, кто ко мне приближается. Прячу лицо в подушку и кричу со всей силы. Остается лишь надеяться, что этот крик больше никто не слышит. Затем проделываю дыхательные упражнения. Перед экзаменами и зачетами в университете они неоднократно меня выручали. Раздается азан, делаю омовение и встаю на намаз. Только на молитвенном коврике моя душа обретает покой. Злость растворяется по мере повторения аятов из Корана, медленно опускается, спадает с плеч во время земного поклона. Я ощущаю неразрывную с Господом связь, складываю ладони и молюсь о том, чтобы моя ярость не причиняла горе близким для меня людям, а терпение уберегло от безрассудных поступков и необдуманных речей, молюсь о мудрости, которая поможет мне вынести мирские тяготы и поселит в моей душе свет, способный согреть каждого, кто в нем нуждается.
После намаза я, спокойная, расслабленная, выхожу в коридор. По звукам с веранды догадалась, что гости уже ушли, настала очередь провожать папу. Подхожу и обнимаю его со словами:
– Прости, что испортила тебе вечер. Мне следовало быть терпеливее к твоим гостям, пап, – он с теплой улыбкой на лице гладит меня по голове:
– Мне тяжело наблюдать за тем, как растут мои дети. Однако, Камо, когда ты вытворяешь что-то такое, это становится для меня напоминанием о том, как горячо ты нуждаешься во мне и в своей матери. Нагоняй ты, без сомнения, еще от нее получишь. А я лишь попрошу проявить терпение. Оно при любых обстоятельствах приведет тебя к успеху, – полный любви и ласки взгляд наполнил мое сердце благодарностью:
– Спасибо, что приехал, принял меня несмотря на то, что я ничего так и не рассказала о случившемся:
– Камо, в этом мире слишком много людей, которые будут что-то от тебя требовать. И рядом с тобой должен быть хотя бы один человек, который примет тебя вопреки любым трудностям. Кто как не родители пойдет на это? – я выдавила улыбку. Наш душещипательный диалог был прерван мамиными словами:
– Хватит вам уже, не на всю жизнь расстаетесь: