Вдогонку лету

–Карина, кофта твоя какая была? – я ей быстро описала свою потеряшку, и буквально через пять минут она принесла мне мою кофту.

Юля куда-то пошла по своим вожатским делам. А Эля почему-то отошла от меня. Через несколько минут я поняла, почему.

Ко мне подошла, недовольно скривившись, Ульяна. Она гневно плюхнулась на диванчик рядом со мной.

–Ты совсем обалдела? – накинулась девчонка  на меня. Я ее слушаю всего в пол уха, но «королевишне,» о том что я ее хоть как-то слушаю, знать совсем не важно, а то возгордиться ещё больше, поэтому я с интересом уставилась  на текст книг, с удовольствием рассматривая буковки. – Я же тебе объявила  бойкот! А ты разговариваешь с другими.

Я молчу. А Катя-Уля начинает беситься. Ну и пусть! Пускай кипятиться! Она же сама придумала этот бойкот.

–Ну чего ты молчишь? Тебе, я уверена, стыдно! – победно воскликнула Катя-Уля.

Я обратила на нее внимание и спокойно улыбнулась:

–Мне? Нет. Я молчу, потому что ты же сама объявила мне бойкот, тем самым изолировала меня от общения с тобой.

Катя побагровела от злости и прошипела:

–Но с Элей же тебе бойкот не мешает общаться.

–Совершенно. Ты же его объявила, а не Эля, – и я встала, сошла со своего места, показывая, что с ней разговор окончен.

А через несколько минут начался музыкальный час.

Во время музыкального часа я чувствовала, как Катя-Ульяна с ненавистью прожигает мою спину взглядом. Что ж лютуй. Коли ты наслаждаешься нормально отдыхом не умеешь. Главное, дырку мне в спине не прожги.

Как только закончился музыкальный час, нас собрали в одной из комнат нашего отряда, и нам снова пришлось петь. А точнее разучивать песню к музыкальному конкурсу.

За полчаса до ужина мы, наконец-то стали свободны. Посыл ненавистных взглядов снова возобновился. Оторвалась она от телефона, по которому она, как и многие, учила текст. Вопрос, что ей от меня нужно? Из-за чего она ко мне привязалась?

Только войдя в комнату, я решила пописать немного. Достаю свою тетрадку с продолжением моей первой книги «Однажды один Гэридэй». Тут, в «Артеке», писать времени почти нет, но я, что удивительно, уже умудрилась написать почти шесть глав. Но только я вовлеклась в свою рукопись, как вожатые позвали нас на ужин. Какая жалость! «Ничего, потом приду – допишу,» – с такими весёлыми мыслями я впрыгнула в свои босоножки и почти последняя вышла из своей комнаты.

С радостным предвкушением предстоящего возвращения в свой мир моих фантазий, подбегаю к столу, а там… Тетради нет! Только лежит сиротливо ручка, а рукопись пропала!

–Девочки, никто из вас случайно не видел бордовую тетрадь в клеточку? – оборачиваюсь я и спрашиваю своих соседок.

–Нет, – отвечает за всех Маша,

–А где она была? – интересуется Эля.

–Тут, на столе лежала, – взволнованно отвечаю я. – Куда же она могла деться?!

–А может ты её даже не доставала?– с ехидцей предположила Катя. – Тебе же могло просто показаться!

–Угу, – покачала головой я. – И как я полчаса писала, тоже показалось?

–А ты писала только на столе! – решила не упускать возможности поязвить Ульяна.

–Кать, а ты своим словам-то веришь? Хочешь, посмотри, что стол чистый.

Девочка со своей кровати спуститься не решилась, конечно, ругаться лучше на расстоянии.

–А кто тебя знает? По-моему, с твоим сумасшествием ты можешь что угодно сделать и не заметить! – с наслаждением, полным злости, выкрикивает она.

–Сумасшествием? – переспрашиваю я. Чувствую, что от ярости побагровела, и глаза сузились. – Да по-моему, лучше быть немного сумасшедшей, чем считать себя «королевишной», сдвинутой на своей собственной персоне!

–Сдвинутой на своей персоне? – вскрикивает она. – Да ты, да ты! – пытается подобрать слова Ульяна, чтобы оскорбить меня, но, видимо, весь словарный запас и кладовая оригинальных оскорблений закончился, и она была вынуждена замолчать. Но я знаю, что при любом удобном случае она снова будет меня доставать.

Глава 16.

Говорят, что в «Артеке» по субботам не учатся, но только мне как всегда «повезло» – мы учимся, за день приезда и отъезда. Да еще из-за того, что в понедельник по каким-то причинам не было уроков, мы должны сегодня учиться.

За окном класса виднеется спокойное Черное море. Тут, в классе, жарко, хотя и все окна распахнуты настежь. А там, у моря – приятный ветерок… Так и хочется очутиться на берегу и окунуться в его ласковые волны, но приходится сидеть на уроках.

Прозвучал мелодичный звонок, последний звонок сегодняшнего дня.

Быстро собираю свои вещи, прощаюсь с учительницей и выхожу из класса. Ученики мощным разноцветным потоком спускаются по главной лестнице. Нас встречает Серёжа, обещавший посмотреть мои телефоны. К счастью, обещание он сдержал, и на Абсолюте я надеюсь нормально поговорить с мамой.

***

–В конце каждого туннеля должен быть свет, – ехидно начинает Катя-Уля, обращаясь ко мне.

Интересно, что последует за этими «важными» словами?

–Значит, и после потока слов у человека должна появиться реакция.

Я не выдерживаю и сдержанно хихикаю. Но от девочки это не укрывается:

–Что ты нашла смешного в моих словах? – возмущается «королевишна»

–Ты бы ещё сказала «речах»! – не сумев остановить смех, я начинаю громко хохотать. Наконец, освободившись от смешинки, я, улыбнувшись, спрашиваю ее:

–На каком умном сайте ты эту фразу откопала? Наверное, долго искала. Устала, небось, бедняжка! – в «зрительном зале» четырех других нижних кроватей раздался несмелый хохоток.

–Да ты, ты, ты!

–Да, я – это я! – соглашаюсь, чем окончательно привожу Ульяну в бешенство. – Сказать больше нечего? Не предусмотрела варианты будущих событий? Думала, что послушно буду выслушивать твои любые прихоти? Сейчас, разбежалась и упала с кровати на Элю! Эля, лови меня!

Ульяна от моей наглости утихла и повторила по-видимому ту фразу, которую я прослушала:

–Я спрашивала, есть ли у тебя тушь?

–А зачем тебе?

–Ты что?! – спросила она с таким видом, будто я ей сообщила, что я ем на завтрак людей. – Чтобы краситься. Мне надоела моя тушь. Ну так что, есть?

–Нет, я не крашусь, – я покачала головой.

– Как? – непонимающе воскликнула девочка, а потом, как бы понимая, она медленно проговорила: – Ну да, мамочка не разрешает, правда?– а потом зло выкрикнула: – Маменькина дочка!