W: genesis

– На Ультимо-Сперанзо дует ветерок, а я должен знать, – прохрипел Марат. – Начался дождь – я в курсе.

– Господин консул, я…

– Но вот там началось «движение», а я стою в неведении. И, следовательно, меня охватывает страх.

– Мы делаем все возможное, чтобы вновь наладить поступление информации. В какой-то мере мы ожидали подобное, когда… придет пора, – голос мужчины звучал уверенно, в нем не имелось волнения лентяя, плохо выполняющего свою работу и от того вечно боящегося нагоняев от начальства. Ему можно было верить: действительно делалось все возможное, в этом Марат не сомневался.

Но уже поздно. Все его чутье говорило о том, что они опоздали, проспали, прошляпили нечто важное. Агенты, наиопытнейшие разведчики, самые грамотные специалисты, не могут ни с того, ни с сего взять и в наиболее нужный момент «не выйти на связь». Особенно, если учесть, за Кем, а точнее за Чем они следили.

Сегодня, шестнадцатого июля десятого года где-то там, на другом конце планеты невообразимо далеко отсюда, что-то случилось. Остров, находящийся в совершенно непривычном для себя десятилетнем коматозе, ожил, вновь привнося в окружающий мир движение и смуту.

Что-то зашевелилось. И люди не выходят на связь.

Марат сделал глубокий вздох. Лицо снова стало непроницаемым и спокойным.

– Ладно, расскажи заново. Детально, с каждой мелочью, с каждой крупинкой.

Марат прошел к столу, сел, сложил руки, закрыв ими пол лица и оставляя взгляд своих прогноенных глаз на собеседнике. Широкоплечий, смуглый мужчина напротив кивнул и заговорил:

– В ноль часов семь минут по общепринятому времени сего дня мы получили сообщение от агентов, действующих в районе Зеро. Оно гласило, что на объекте происходили, цитирую «нетипичные погодные явления», а сами агенты стали чувствовать себя не очень хорошо.

– Они не объяснили в чем выражалось это нетипичное самочувствие?

– Никак нет, – отрапортовал мужчина. – На наши вопросы о том, что они имеют в виду, четкого ответа не последовало. Надо сказать, что все происходило в течение минуты. В ноль часов девять минут коммуникации начали давать сбои, агент, последний раз вышедший на связь, торопливо сообщил: «Видим движение». На этом все оборвалось, больше никакой информации не поступало. Связаться вновь не удалось. И до сих пор, то есть десять часов тридцать минут, не удается.

– Голос агента: он был напуган? Взволнован? Или, быть может, рад?

– Мы не зафиксировали каких-либо изменений в речи работника.

Марат опустил руки, склонил голову. Он думал, мужчина молчал.

Нельзя сказать, что произошедшее стало неожиданностью. Десять лет они ждали новостей с Ультимо-Сперанзо, десять лет велась планомерная, скрупулезная слежка. Десять лет полнейшей тишины. Десять лет покоя. Всему приходит конец, думал Марат. Что ж, тишина горазда на многое, но только не длиться вечно.

– Какие меры приняты в связи с произошедшим? – спросил называемый консулом после недолгой паузы.

– К последнему месту связи направлена пара усиленных групп, все средства защиты на ближайших территориях так или иначе находящихся в нашей юрисдикции приведены в действие. Оповещены оборонительные силы…

Продолжать мужчина мог долго. Терять на это драгоценные теперь минуты – нецелесообразно.

– Я понял, – оборвал консул.

Мужчина мигом замолк.

– Об этом еще кто-то знает?

– Замять подобное не вышло, хоть мы и перекрыли каналы доступа всем сми, – в слова подчиненного просочилась вина, довольно искренняя. Он помолчал и нехотя добавил. – Шила не утаили.

– Однако ж. Какие темпы… Учитесь! За пол дня раструбят всему миру. Наведут мраку и ужасу, сгустят краски. С упоением взвалят все на нас, придумают какую-нибудь вину. И ее повесят. Заставили их умы клокотать.

– Пока что говорить о какой-либо угрозе со стороны Зеро нельзя, – немножко упрямо выговорил короткостриженый подчиненный, – Агенты не выходят на связь —да. Но считать их мертвыми тоже неразумно.

– Конечно, конечно… – Марат саркастически хмыкнул, взял огрызок карандаша, придвинул к себе листок. Морщинистая, худосочная рука начала выводить непонятные рисунки.

Мужчина помолчал. Проследил за творчеством начальника, потом спросил:

– С вашего позволения…

– Да, да… Свободен. Скажи Шарлотте, чтобы она… Хотя нет. Сам приготовь отчет для всех других членов Администрации.

– Он готов. Ждет вашего заверения. Пришлю немедленно, – собеседник Марата поклонился и направился к выходу. Не получив никакой реакции от начальника, бесшумно вышел.

Марат не видел что именно он рисует. Звериное предчувствие, выработанное десятилетиями жизни в революционном подполье, потом в политических интригах, потом в борьбе за удержание власти, – говорило ему: это не конец, дружок. Буквально сейчас начнутся остальные события. Не менее важные и не более приятные.

Минуты не прошло. За громадными, массивными дверьми его нового, с позволения сказать, кабинета, послышались переговоры.

Двери порывисто раскрылись. Привычно короткостриженный, начальник разведки Гаспар перебегал глазами по странице в руке.

– Господин консул, можно…

– Можно, ага. Неужели что-то случилось?

Гаспар дочитал донесение, не заметил сарказма в голосе начальника, аккуратно сложил листок.

– Сегодня в семь часов тридцать семь минут по общепринятому времени, – четко сказал шпион. – В лечебнице Аллхилл, находящейся в нейтральных водах архипелага Эйсав, объект «В» вышел из комы и пришел в сознание.

Гаспар сказал это на одном дыхании и без эмоций.

Консул отреагировал странно. Он все так же продолжал рисовать свою околесицу. Одна слабенькая улыбка коснулась его рябого и земленистого лица.

– Ну… понеслась, – слабо проговорил Марат.

***

За 18 дней на земле Судей

Очень длинный и тощий доктор в немного помятом, но аккуратном белом халате поводил по глазам фонариком, ловким движением убрал его в нагрудный карман. Аккуратно коснулся своими твердыми пальцами твоей головы. Что-то пощупал за ушами, нажал на гланды (откуда ты помнишь про гланды? Неважно). Снял с шеи стетофонендаскоп, – а это откуда тебе известно?! – одной рукой приложил к сердцу холодную мембрану, на другой, одернув рукав с тыльной стороны кисти, заметил время. Передвинул правее. Пониже. Немного левее. Снова повыше.

– Ну-с, – он повесил обратно на шею свой инструментарий, сунул руки в карманы, присел на край твоей кровати. – Дела не так уж и плохи, гм?

Его старенькие, маленькие очечки представлялись еще более узенькими и нелепыми на длинном и сухом лице. Практически лысая голова была седой, хотя на вид он был не очень-то и стар.

– Должен сказать, дорогой мой, вы нас порядком напугали. То лежите себе спокойненько, то, в кои-то веки очнувшись, начинаете себе кровь пускать. Нехорошо, как думаете?

Молчишь. И правильно. Тебе сейчас сказать нечего, да и говорить незачем. Слушай.

– Мы и обрадоваться не успели вашему новому состоянию, как вы снова всеми силами его пытаетесь ухудшить. Всех взбудоражили, – врач указал на невысокую светловолосую девушку. Она копошилась рядом с твоими приборами и иглами в руке.

Ты коротко осмотрел ее. Лицо мясистое, толстый нос, плотное сложение. Какое-то слишком плотное и крепкое…