Книга Извращений

Он сможет вести такие монологи часами напролёт, пока ты терпеливо будешь работать над его фигурой, оттачивая детали. На самом деле – ты почти не будешь слушать его. А когда твоему телу нужен будет отдых от невероятной физической и психической нагрузки, и ты будешь делать перерывы на чашку кофе – ты заметишь, что, не сходя с места, монологи об искусстве и восприятии плавно, но уверенно перейдут в рассуждении о кулинарии; от той – к стереометрии, истории, мировой литературе и психиатрической теории.

Какая-то часть тебя – будет жалеть о том, что не может насладиться движением мировой мысли, доказывающей единство всех наук, ведя повествование обо всём, не говоря, в сущности, ничего нового. Настоящее словесное искусство.

Другим частям тебя – будет не до того – все они целиком посветят всего себя работе. Наконец, ты устанешь. Ты заявишь ему, спустя восемь часов изнурительной работы:

– Всё, на сегодня – хватит.

Бернар выкажет истинное недоумение.

– Уже?! Я только настроился на серьёзную работу.

– Когда мне нужны были деньги, я за пару долларов за пять-десять минут рисовал портреты людей на улицах и в кафе. Эти рисунки – не стояли, на самом деле, ничего. Если вы хотите настоящий шедевр – времени потребуется в сотни раз больше. А в больших проектах – важен ритм. Я могу несколько дней подряд рисовать вас, пока не скажу, что не исчерпал себя и не откажусь от работы. А так – буду рисовать вас недели и месяцы, стирать и начинать заново, каждый раз делая всё лучше – пока не добьюсь идеальной картины.

Бернар улыбнётся:

– Ничего другого – я и не ожидал услышать, маэстро.

Он спрыгнет со стула. Тебе – будет трудно перестать воспринимать его, как говорящую статую. Но ты устанешь до того, что едва сможешь стоять – не то, что мыслить. Ты вытрешь пот со лба, помоешь руки и упадёшь в кресло.

– Когда я был снайпером, – скажет Бернар, – я находился в неподвижном состоянии, бывало, сутками. Часто я думал бросить всё и попытаться отступить на базу. Но я не сдавался – я добивался всего; я был неуязвим. Дураки не воспринимали меня всерьёз из-за маленького роста; но какое это имеет значение, когда у меня в руке винтовка?! Всё равно: те, кто смеялись надо мной – давно мертвы – по той или иной причине.

На этом месте – он странно улыбнётся.

– Вы были снайпером?

– Когда был молод. Какое-то время – на Донбассе; в после – в Сирии. Но об этом – я расскажу вам в следующий раз. Чтобы качественно изобразить человека – нужно хорошо его знать, не так ли? Когда вы закончите свою работу – вы, наверное, будете уже знать меня лучше меня самого. О витающих у меня в голове мыслях, сливающие в один поток все мировые дисциплины – вы, кое какое, представление уже имеете. К биографии – мы перейдём чуточку позднее. А пока – не хотите ли прогуляться? Скоро вечер – лучшее время, чтобы развеять мысли после такой однообразной работы.

Ты неуверенно пожмёшь плечами. Ты не знал раньше, что лидеры мафии – могут спокойно гулять по улицам; но рассудительно – промолчишь. Ты подумаешь: почему бы и нет? Страх перед этим человеком – окончательно развеется. Останется только нечто, медленно переходившее в редкую форму восхищения.

Вы выйдете на улицу. Ты будешь еле передвигать ноги из-за долгой и (если честно) не очень плодотворной работы. Бернар же – шагать будет очень быстро. Но, в целом, двигаться вы будете с одинаковой скоростью.

Ты будешь плохо представлять его образ целиком. Чем глубже ты будешь погружаться в него – тем размытие он будет казаться. Дойдёт и до того, что, даже смотря на него в упор – ты будешь видеть лишь размытое пятно. Ты повернёшь голову на него и поймёшь: попроси тебя кто-либо описать его – ты не смог бы сделать этого. Максимум – ты сказал бы, что он – карлик; и что у него – лысый череп. И больше – ничего.

Зато, ты получишь возможность совершенно по-новому взглянуть на знакомые тебе ещё с юности здания. Дома – ни один из которых не походил на другой – переливались всеми оттенками оранжевого и жёлтого, представляя собой единство всех стилей и разновидностей гротескно-фантомной архитектуры. Это – будет магия; та самая, которая происходит вокруг нас каждый день, но которую мы не замечаем.

Люди в странных одеждах кислотных тонов, зелёные очки на их глазах и их странные выкрики друг к другу – всё это предстанет перед тобой в совсем иной форме, чем та, с которой ты привыкнешь сталкиваться каждый день. Они будут полны того чувства и той энергии, которой будет полон каждый булыжник, каждая песчинка от окраин – до самого центра.

В последнее время: город живёт и спит не спокойно. Его мучают кошмары, которые приходят к жителям в тот момент, когда они более всего уязвимы – в тот час, когда они всё спит. Внезапно – эротические, сюрреалистические и просто приятные сны – оборачиваются в единых для всех кошмар. Видения такой силы, что увидев их и чудом проснувшись – думаешь: «Приснится же такое!».

Люди станут избегать открытых разговоров об этом. Высказаться они смогут только перед лучшими друзьями и психологами, работы у которых станет в разы больше; а выслушивая их – слышащий будет молчать, грустно осознавая: «Мне ведь снится то же самое; и я – не знаю, что делать».

Не думать о пережитом в другой реальности кошмаре – они не смогут; и, невольно, откроют ему путь в реальный мир. Что-то страшное грядёт. И когда время настанет – ни город, ни тот маленький мир, которые построили для себя его жители – никогда уже не будет прежним. Страх перед будущим можно будет поймать носом – его запах будет витать в небе над городом. Он смешается с ароматом кофейных зёрен, дешёвого пива, старой штукатурки, мокрых дорог и бензина, став единым целым с ними.

Никто не будет знать, когда это произойдёт: через одиннадцать минут – или через сто лет. Но это – будет – и никто не останется в стороне. Мир – должен будет измениться. Кто не признает этого – будет обречён на поражение, потому как противен самой природе.

Откуда будет исходить угроза? Со стороны Либертада? Со стороны мафии? Со стороны власти? Всё это – будет не так уж важно.

По всему городу: будут ходить люди в военной форме. Их можно будет увидеть повсюду: во дворах, в метро, в кофейнях и барах, в переполненных автобусах и супермаркетах; единственное, что будет успокаивать жителей – это то, что солдат не будет оружия. Все они будут ходить с пакетами магазина «Клевер», что должно было внушить мирному населению вкус повседневной рутины и успокоить его. Не многие знали, что в этих пакетах – были пистолеты и коробки с патронами. Бернар – будет знать – и с ненавистью смотреть в спины проходящим солдатам.

– Военных здесь теперь больше, чем воров, – слегка преувеличит Бернар, – такое чувство, будто в стране уже несколько лет идёт война и к нашей столице движется многочисленная армия врага; и что наше правительство, даже перед лицом катастрофы, хочет сохранить всю информацию в тайне.

Ты – ничего не скажешь в ответ; только посмотришь вверх – на серое небо.

Страх будет витать в воздухе как пух летом, среди тополей. И поверить в то, что началась война – будет совсем не трудно. Город – и без того ставший пристанищем самых немыслимых извращений – потихоньку начнёт становился местом, где даже самому себе нельзя до конца доверять.

Бернар внезапно остановится напротив башни с дирижаблями и подымит голову вверх. Тебе тоже придётся остановиться, хоть и больше всего тебе будет хотеться пройти мимо этого места, будто его и нет вовсе.

– Скажите, маэстро, вы когда-нибудь летали на воздушных кораблях? – спросит Бернар.

Ты откроешь рот, собираясь уже что-то ответить, но застынешь на месте – так как один их воздушных монстров прямо у тебя на глазах подымится в небо. Только тогда ты, понизив голос, скажешь:

– Нет, ни разу.

– А я – родился в воздухе. На седьмом месяце беременности, когда моя мама летела с моим отцом из Киева сюда – у неё внезапно начались схватки. Мне не хотелось ждать ещё два месяца – я хотел родиться как можно быстрее, – он улыбнётся, как будто вспоминал лучшие времена своей жизни, – когда мои родители покинули так насточертевшую им восточноевропейскую страну – их было двое; когда они приехали в этот город – их было уже трое. Повезло, что на борту был молодой акушер – ни то, возможно, ни меня, ни моей мамы – давно не было бы в живых. Хотя, про маму не знаю – она всегда была сильной женщиной.

У тебя в голове, невольно, пронесётся мысль: один знаменитый учёный как-то сказал, что для полного психического здоровья ребёнка – во время его родов должна царить полная тишина. Любой случайный звук во время одного из самых важных процессов в жизни человека – может обернуться ужасными последствиями. На борту такого монстра, как дирижабль – это было бы невозможно. Вывод напрашивается сам собой. Что же сейчас творится у него в голове?

Вы подымитесь на самую вершину Башни Дирижаблей – туда, откуда воздушные корабли отправляются в плавание. Бернар укажет на один небольшой кораблик.

– Этот – мой.

Позднее, он расскажет тебе удивительную историю о том, как ему удалось купить дирижабль и организовать всё так, чтобы он мог стоять в одном месте с патрульными дирижаблями полиции, которая, как известно – его злейший враг.

Но пока вы будете стоять там – Бернар медленно, с чувством, приблизиться к своему кораблю и подымится на его борт. Он жестом пригласит тебя присоединиться. Тебе придётся впервые в жизни подняться на борт чудовища, которое ты так долго боялся, и которое так старался не замечать.

Когда летающий замок подымится в небо, сравнившись со шпилями самых высоких башен города, на которые раньше ты мог смотреть только как муравей смотрит на верхушку дерева, Бернар скажет:

– Надеюсь, импресарио, вы не сочтёте меня слишком сентиментальным, – тогда его голос притихнет и станет более скромным, – у таких как я – не может быть друзей – только подчинённые, шестёрки, которых в любой момент – не жаль пустить в расход. Поэтому, всё, что я делаю – я делаю только ради себя. Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь: если для того, чтобы спасти ноготь мизинца моей левой ноги – мне придётся сбросить вас вниз отсюда – я, не задумываясь, сделаю это. И надеюсь, что вам – это более чем понятно; было бы крайне неразумно с вашей стороны строить в голове какие-либо воздушные замки.

Ты совсем не удивишься тому, что он скажет. Ты сухо кивнёшь, дав понять, что тебе всё – понятно. Но что и говорить: ты немного расстроился. Ведь кроме Вооружённого Философа и Монро Ражаева – у тебя никогда не было до того момента настоящих друзей. И каким бы опасным для жизни ни были бы ваши отношения с Бернаром – тебе захочется до самого конца видеть в этом низкорослом, циничном убийце своего друга и защитника. Что и говорить – тебя всегда будут привлекать всякого рода – сумасшедшие. Извращения проглотят тебя без соли.

– Мне всё больше кажется, что время, в котором мы живём – слишком прозаично; в нём – так мало поэзии, которая смогла бы перевернуть всё вверх дном, – станет размышлять вслух Бернар, пока ты будешь наблюдать уносящиеся вдаль городские пейзажи и обросшие гнилью времени серые башни, тянущиеся к небесам, – мне кажется, что современные и усатые литераторы – забыли то, что было известно охотникам, земледельцам и рыбакам тысячи лет назад. Знаете: как вечером у костра, после утомительного дня, за стаканом чего-нибудь горячительного, рассказать хорошую историю, немного приукрасив действительность выдумкой и слегка поэтичным языком, под лёгкую музыку, создающую волшебную атмосферу легенды, которая может случиться с каждым – стоит только покинуть свою пещеру – и отправиться в удивительное путешествие за золотым руном или в поиск конца света. Мир перестал быть волшебным, когда две с половиной тысячи лет назад греки не открыли, что Земля – круглая. Раньше: этот жестокий мир, где на каждом шагу человека поджидает опасность – казался более поэтическим, мистическим, полным смыслов, которые ещё предстояло открыть. Наша Земля – стара. Я многое бы отдал, чтобы снова почувствовать её молодой. Современности – чертовски не хватает этого чувства – легенды. А что есть современная легенда? Современная история? Вот, оборачиваясь назад, импресарио, что вы можете сказать о прожитых вами страницах.

На секунду – ты задумаешься.

– Ничего особенного, – ответишь ты, вспоминая всё, что с тобой произошло, – побеги, извращения, скитания, бедность, страх, признание, богатство, снова извращение, любовь и отвращение, – ты снова сделаешь небольшую паузу, – но куда бы я не пошел – со мной всегда есть моё искусство. И как бы тяжело мне ни было – оно спасает меня. Но в целом – жизнь, как жизнь – мало чем отличающаяся от быта самого обычного человека. И если вы говорите про необходимость вновь ощутить подъём культуры и почувствовать себя героями легенды, – ты посмотришь вниз – прямо в глаза одному из самых опасных людей в городе, – сначала – нужно стать самым обычным человеком. Чтобы был ренессанс – сначала, должен быть декаданс. А Славные и романтические времена – всегда наступают внезапно.

Бернар улыбнётся, будто ты был его учеником, который, наконец-то выучил урок.

– Да, – скажет он, – я тоже замечал, что в истории, час от часу – происходят моменты неистового выброса энергии. Это было в Египте – в третьем тысячелетии до нашей эры – с его невероятным подъёмом. В пятом веке до нашей эры – это произошло и с греками и их демократией, философией и культурой. В двенадцатом веке – в Европе возникновением готики; и в Аравии – с их необъяснимым прорывом в области искусства и науки. В пятнадцатом веке – с Европейским Возрождением. В двадцатом веке… И всё это – происходило за считаные десятилетия – в течении одной человеческой жизни. Но, как это всегда бывает: после бури – настаёт штиль. Когда славные времена кончаются – люди забывают то, чего они достигли и с каким трудом это им далось. Зато потом – общество снова делают скачок; и так – без конца. Это – и есть история – переходящие друг в друга циклы. И знаете – между всеми этими циклами – существует закономерность; таким образом – можно предсказать, когда общество сделает очередной скачок и когда снова окажется в яме. После прогрессивной эпохи – общество долго время пребывало в упадке; согласно мое теории: новый пик людской силы – произойдёт… в наше с вами время – в середине первого века третьего тысячелетия. Знаете, ведь я – родился в самом его начале – я никогда не жил в двадцатом веке. А вы? Кажется, тоже нет, хотя и не знаю, сколько точно вам лет.

– Я тоже. Но, вы – правда считаете, что в наше с вами время – общество сделает тот шаг, который подымит его на более высокий уровень развития?

– Да, именно так я и считаю.

– Наверное, когда это произойдёт – книга, которую мы пишем вместе с вами – не просто изменит стиль письма, но и перепутает все нити, связывающие сюжет в ней. Кем же мы будем после этого? Ведь точно – не собой. Прозаическая поэзия – перейдёт в поэтическую прозу?

– Да, именно так, – натянет Бернар улыбку до ушей, от переполнившего его восторга.