Книга Извращений

– Спасибо. Мне это очень поможет.

– Тогда, вы можете хоть сегодня разорвать все те тёмные делишки, которые вы ведёте с Либертадом; сегодня же – и приступаете к работе над портретом. Я не буду ограничивать вас во времени – я знаю, что настоящим шедеврам нужно время, чтобы созреть. Но постарайтесь и не слишком затягивать. Я хочу войти в вечность в виде образа чистого воплощения духа.

Он опустит глаза на какое-то время, чтобы остаться наедине со своими мыслями; затем, он добавит:

– Я буду приходить к вам через день, чтобы вас было, с кого писать. Я приду завтра.

– Хорошо, я живу…

– Я знаю, где вы живёте, – многозначительно перебьёт Бернар, улыбаясь: с одной стороны – доброжелательно, с другой – настораживающе.

Он повернётся в сторону двух горилл, стоящих у него за спиной.

– Проводите господина художника домой. А вам, – он вновь повернётся к тебе, – я советую – обзавестись молоком – я его обожаю.

Ты встанешь со стула и направишься к выходу в сопровождении двух своих новых, молчаливых друзей. Бернар – совсем не будет казаться опасным; и в то же время – безобидные по нашему бытовому опыту люди – порой оказываются настоящими левиафанами.

Вернувшись домой и оставшись в одиночестве, ты решишь, что это – самое подходящее время для того, чтобы выпить кофе и хотя бы на пару минут почувствовать, что ты живёшь самой обыкновенной жизнью, без националистов-фанатиков и без карликов-мафиози.

Кофе – будет волшебным.

Сделав последний глоток и убедившись, что на дне осталась только гуща – ты со звоном опустишь чашку на блюдце. Ты решишь немного прогуляться, пока твоя любовь не вернулась домой.

На улице будет чад – того же цвета, что и жители одноименно республики. Он окутает весь город: и полицейских, переодетых в старушек и переходивших дорогу; детей, смешивающих водку с тархуном; водителей, кричащих: «баран, скотина!» во все стороны. И свет – будет отбиваться от каждой снежинки, смешанной с грязью, комами, лежащий на земле – будет прожигать тебе глаза до слёз в свете закатного солнца; и ты – будешь ходить по улице, прикрыв ладонями глаза, будто потерявшая честь девушка в далёкой восточной деревне. И будешь думать про себя: я люблю снег, но боже – как я его ненавижу! Вот такая – солнечная и снежная – будет стоять погода.

Люди – всегда так мало придают значения погоде – но боже – половина наших решений будет зависеть от неё. Да и вообще – как можно выйти на улицу, когда там: царит такой кошмар?!

Но ты – будешь любить этот мир таким, каким он есть – хоть и крича и завывая от жалости к нему. Ты будешь думать, что он – несчастен – что все старания, желания и мечты людей – ничтожны. И что все умрут забытыми под одним и тем же небом. Но ты – всё равно будешь любить его; хоть и из последних сил, глядя вокруг.

А здесь: будут люди с унылыми лицами мировых посредственностей, что будут идти по никому, даже им, неведомым делам – и вносить свою лепту в создание атмосферы усталости от цивилизации; это – и будет всемирное движение. Будет казаться, что вокруг – не происходит ничего особенного; всё – продолжает вертеться по известным всем законам с такой же унылой формулировкой, что и всё вокруг.

Но ты поймёшь: на самом деле – под декорацией рутины – будет скрываться тайная война, неизвестно кем начатая, с неисчислимым количеством жертв.

Если бы люди знали хотя бы треть того, что происходит у них под носами – они пришли бы в ужас – они закатили бы глаза и отвернулись. И прежде всего из-за того, что их картина мира – рассыпалась в прах. Ты будешь отличаться от многих тем, что тебе будет нравиться треск линз, через которые ты будешь смотреть на мир. Её – нужно будет менять. И всю жизнь ты проживёшь, каждый день – меняя свои мнения. Ты покоришь все вершины – кроме одной – себя, которого ты никогда не сможешь понять.

Ты поймёшь в тот момент – ты никогда больше не будешь таким, как прежде.

Небоскрёбы из стали и стекла – величественные монументы, возвеличивавшие момент соединения; мёртвая зелень лип, клёнов и каштанов; праздные разговоры, доносившиеся из еспрессо-баров и обрывки которых – будут доноситься до твоих ушей бессмыслицей, но в которых для других – смысла будет больше, чем в единой теории пространства и времени – и всё это составит тот натюрморт, серая краска которого говорит за себя: «это – делается вот таки – и никак иначе».

Это – будет тот мир, воздух которого будет отдавать ароматом никотина, кофе, персиков и бензина – твой мир, в котором тебе так посчастливится родиться, мой малыш – и придётся жить.

Ещё тысячи раз – ты будешь проходить этот проспект и тысячи раз ещё пронесётся у тебя в голове эта мысль – и на вкус она будет, как дорогая подделка и дешёвая сигарета, сжатая между двух пальцев бессловесного поэта.

Ты позволишь себе каждую неделю менять стиль одежды. В тот день – на тебе будет плащ. Ты – ни в чём не будешь знать постоянства.

Настанут сумерки – трещина между миров – ты часто будешь говорить эту фразу про себя. Когда трещина сомкнётся – ты войдёшь в свой дом – будет ночь. Ты сделаешь ещё один кофе, заменяя им и алкоголь, и наркотики – ты скажешь себе: скоро – всё станет, как нужно – и тогда: я снова смогу убежать.

Всемирное Движение №4

На руках её – порезы; но с тобой – она будет улыбаться.

Вначале, она будет милой; но затем – она станет твоей девушкой. Она – будет смотреть на тебя, почти с жалостью, что сильно оскорбит чувство твоего собственного достоинства. Человек высокомерны – воспринимает любой вид физического и/или психического насилия – как вызов, который нужно принять и преодолеть.

Жалость – единственное исключение; она – убивает всяческое желание сопротивляться. Твоя искра, побуждавшая тебя сражаться – начнёт угасать. В твоём внутреннем море – начнётся продолжительный штиль. Любовь – это всегда – трагедия. И найдётся ли тот, кто смог бы понять тебя и посочувствовать?!

Люди высоких чувств и широкого полёта – гордые и полные ощущения собственного достоинства – так часто оказываются глубоко неуверенными в себе и полными абсурдных комплексов. В такие моменты – противостояния – не избежать.

– Да что случилось?! – спросишь, утверждая, ты – в твоём внутреннем море танкер с нефтью потерпит крушение, – в последнее время – ты ведёшь себя как-то странно; мне это – не нравится.

Он достанет сигариллу, чиркнет зажигалкой и закурит – впервые за несколько дней ты увидишь, чтобы она курила. Какими короткими покажутся тебе тогда те несколько счастливых дней, когда вы жили в мире и согласии, среди незаконченных холстов. Ты поймёшь: счастье, доставшееся слишком просто – не может длиться долго.

– Да что ты вообще понимаешь?! – с истерикой в голосе спросит, утверждая она.

В тот момент – губительной ссоры тебе удастся избежать: только с помощью унизительных извинений и обещаний; объятий, поцелуев и поглаживаний.

После страсти, лёжа рядом с её обнажённым телом, получив дозу счастья в мозг, в награду за хорошо выполненную работу – ты поймёшь, что всё с твоей новой любовью – может оказаться таким же, как и с Анной или Мэрилин – бесконечно разными и такими похожими.

Но на этот раз – больше всего – ты будешь бояться всё потерять.

Ты посмотришь на стену; тебе захочется пройти сквозь неё. Твоя новая любовь, которая, как окажется – будет любить мягких и милых животных – выскажет вслух пришедшую ей в голову мысль о необходимости завести кота. С этими словами – она заснёт.

Находясь на грани восприятия миров – ты закроешь глаза – и провалишься в сон. После этого – обычный мир исчезнет. Дальше – лежит граница реальности, которую можно только почувствовать, но до которой – так сложно дотронуться.

Под утро: ты будешь ещё в полудрёме; ты напишешь: «Человек живёт на краю известного; катается на аттракционах, пьёт молоко и сопротивляется людскому варварству, с нетерпением дожидаясь конца света». Это – будет всё, что ты сможешь вспомнить о жизни, которую ты проживёшь той ночью. Ты решишь каждое утро записывать то, что тебе приснилось, чтобы никогда не забывать о своих путешествиях в иные измерения.

Раздастся звонок. Твоя новая любовь проснётся и нервно спросит, кого к вам занесло так рано.

Тебе придётся идти через всю квартиру, преодолевая самые немыслимые препятствия только ради того, чтобы открыть дверь – и никого за ней не обнаружить. Ещё несколько секунд ты будешь вглядываться в свистящую пустоту коридора; затем – когда ты решишь уже закрыть дверь, ты услышишь:

– Кхм… я здесь!

Ты посмотришь вниз и обнаружишь Бернара, который, не спрашивая твоего разрешения, пройдёт в дом и станет требовать молока, критически рассматривая всё вокруг, вынося каждой пылинке на стене смертный приговор. Успокаивая негодующую девушку, ты принесёшь боссу мафии молоко и попросишь сожительницу одеться, и какое-то время не показываться.

– Извините, импресарио, что так рано, – начнёт Бернар, устраиваясь поудобнее на высоком стуле, – мне просто кажется, что вам будет легче работать в своей мастерской; однако, я не хотел бы подвергать ваш дом лишнему риску, с которым связано моё присутствие здесь. Поэтому, я сделал так, чтобы о моём визите к вам сегодня знали только четыре человека во всём мире, помимо меня: вы, ваша девушка и два самых верных мне человека, которым я с лёгкостью в сердце смог бы доверить свою жизнь; что я и делаю. Ума – как у блохи; зато верности – больше, чем у лучше собаки… Можете начинать.

Он встанет со стула и положит стакан с молоком на пол; затем – вернётся обратно и примет сложную на для описания позу. Ты возьмёшь в руки кисти и краски; подойдёшь к холсту и начинаешь, возможно, самую трудную и напряжённую работу, которую тебе когда-либо придётся исполнять. Бернар будет обладать редким даром долгое время сохранять неподвижность; разговаривать, подымая, при этом – только верхнюю губу. Чем больше ты будешь слушать его разговоры и смотреть на него – тем больше ты станешь понимать его и уважать; в какое-то время, ты поймёшь, что такое настоящая мафия. Тебе станет жаль их; но ты начнёшь по-настоящему уважать этих людей.

Бернар скажет одной верхней губой:

– У Платона есть диалог – «Софист» – ну, вы, конечно же, читали. В нём философ упоминал проблему разновидностей мировосприятия. Их всего две: эйказия и фантазия. Первое – восприятия мира рационально, передавая в сознание реальные объекты и образы, используя пять известных органов чувств. Второе – лунная сестра эйказии – фантазия – являет собой искажённую передачу, но всё тех же объектов и образов. Об этом рассуждал Кант и ни раз задумывался Шопенгауэр – старые философы очень любили готовые истины, в которые всегда можно найти что-нибудь новое; а если этого найти не удаётся – достаточно перевернуть её вверх ногами и убедить и себя, и других в том, что это – правда. Слова Сократа, записанные Платоном, являлись фундаментальной парадигмой всей западной мысли до тех пор, пока великий умница Карл Густав Юнг не созвал в начале прошлого века братию самых выдающихся учёных, философов и психологов того времени, чтобы найти те нити, которые связывают западную культуру и философию с восточной. Будучи самым талантливым из учеников Фрейда, у Юнга тоже умелся целый ряд последователей и подражателей. Один из них, хоть и был самый робким и скрытным, посмел, однако, выдвинут свою точку зрения на конференции Юнга. В своей длинной речи, во много раз превысившей лимит, этот мальчик отрицал существование и эйказии, и фантазии как таковых. Он выдвинул, обоснованную десятком весьма сомнительных доказательств, теорию существования единого пространства, которому дал незамысловатое название – «imagener» – единство воображения, воображающего и… воображаемого. Тут проглядывается характерная разница между «воображением» и «фантазией». С точки зрения молодого философа – не существует явной границы между такими явлениями, как зрение, обоняние, вкус и сновидения; таким образом: идеи, предметы, физические явления и наваждения – имеют равные права называться не только существующими, но и реальными; все они – познаются в imagener. Очень сомнительная теория, как на мой взгляд.

На какой-то миг – его верхняя губа замрёт, о чём-то усердно раздумывая.

– Ну, вот, к примеру: вы можете потрогать свет? Конечно, в обычном состоянии – человек не способен сделать это. Всё дело в том, что имеющиеся у нас органы чувств – слишком плохо развиты, чтобы познать и прочувствовать этот мир целиком. Мы не можем ощутить многое из того, что нас окружает – мы слишком малы для этого. Я точно не знаю, что по этому поводу думал тот молодой философ, впоследствии, написавший много книг, но умерший в полной безвестности; но у меня есть теория, что существуют люди, которые подошли ближе к действительному восприятию мира и эмоций – во всех смыслах – они чувствуют сильнее и качественнее… у нас даже есть название для них…

Он снова замолчит; только тогда ты заметишь, что всё это время – он ни разу не моргнул.

– Сумасшедшие…, – наконец скажет он.