Для того, чтобы произвести на своих подопечных благоприятное впечатление, Эдельвейс появилась перед ними верхом на лошади-роботе мышастой масти и с желтыми глазами с вертикальными, как у кошки, зрачками. Изукрашенное самоцветами конское оголовье, роскошное седло с высокой передней лукой, обтянутое тисненой кожей, и яркий бордовый вальтрап с вышивкой золотой нитью и с бахромой яснее всяких слов говорили о высоком общественном положении и богатстве владельца коня.
– Можете называть меня Эд, – представилась она своим гостям. И это не было ложью: это был сокращенный вариант ее имени. Если же кто-либо из них сочтет, что Эд – это сокращенное от имени «Эдвард», то это будет его личное заблуждение, а не ее целенаправленная ложь.
Домик был примитивной дощатой постройкой, а участок вокруг него зарос высокой осокой и ивняком. По периметру участка было установлено силовое поле, чтобы никто из посторонних не мог нарушить уединение гостей, а сами они не смогли случайно выйти за границы охраняемой территории. Сюда Эдельвейс и поместила высокородных – как ей объяснили – гостий и их телохранителя.
В домике скрывались две принцессы подросткового возраста. Одной было лет 14, другой примерно 16.
Откуда они были? Из какого века? По некоторым особенностям их нарядов Эдельвейс решила, что конец 16 – начало 17 века.
Их единственного телохранителя звали Анри-Гастон. Как поняла Эдельвейс, родной язык у них всех был старофранцузский. Впрочем, с Анри-Гастоном они поняли друг друга и без языка. Заметив у него рапиру бретту, Эдельвейс в следующий раз принесла свою рапиру и пару защитных костюмов с масками. Сначала он, конечно, удивился. В мужском костюме она выглядела как мальчик-подросток лет тринадцати, а фехтовать с детьми Анри-Гастону, по-видимому, не приходило в голову. К тому же у него, видимо, все же были сомнения в том, что он видит перед собой именно мальчика, а не переодетую в мужской костюм девушку, но задать вопрос напрямую он не решался.
Временами она ловила на себе вопросительный взгляд Анри-Гастона, как будто он не мог понять, мальчик перед ним или все же девочка. Однако необходимость регулярно упражняться в фехтовании в конце концов перевесила сомнения в половой принадлежности спарринг-партнера, и Анри-Гастон так и не сделал попытки узнать правду.
С тех пор они с Анри-Гастоном регулярно фехтовали. Фехтовала она весьма посредственно, но Анри-Гастона это не удивляло: он был первоклассным фехтовальщиком, и противостоять ему мог только мастер высокого класса, но никак не подросток.
Она так и не поняла, догадался ли Анри-Гастон, что перед ним – девушка, но, как бы там ни было, она пользовалась всеми привилегиями, которые давал ей мужской костюм, и не собиралась раскрывать свое инкогнито: фехтовать с женщиной Анри-Гастон точно не стал бы.
Эдельвейс регулярно навещала своих подопечных. И многим навыкам во владении рапирой —как и многим синякам, – она была обязана именно Анри-Гастону…
И все благодаря тому, что, наученная горьким опытом, догадалась предстать перед ним в мужском костюме! Но таким, как Анри-Гастон, реакционные взгляды простительны, ведь подобные ему люди – продукт своей эпохи. Но то, что является простительным для человека 17 века, непростительно для людей века 21-го!
Потом я часто думала – а если бы я могла начать все сначала, появилась бы я в спортивном клубе в образе юноши? Нет, я бы этого не сделала, но не потому, что не решилась бы на подобную авантюру, а потому, что это – вопрос принципа. Почему я должна притворяться другим человеком? Я должна добиваться соблюдения своих прав в том образе, который дан мне от природы. Разумеется, физические возможности женщины ограничены по сравнению с возможностями мужчины. Однако это не может служить оправданием для дискриминации. Поэтому следует жестко ставить на место людей, которые делают вид, что не видят разницы между природным ограничением возможностей и дискриминацией по половому признаку там, где на самом деле возможности у людей равные и не зависят от половой принадлежности.
Кронин решил еще раз поговорить с Кеннетом. С одной стороны, все шло по плану, с другой – ситуация в любой момент могла выйти из-под контроля, учитывая обстоятельства.
В свое время Кронин думал, что Эдельвейс, возможно, чувствует неискренность Кеннета, поэтому и реагирует настороженно, но теперь понял, что это та ситуация, когда мужчина не нравится женщине не по какой-то определенной причине, а просто потому, что не нравится. Они-то с Кеннетом думали, что фехтованием она занимается из-за интереса к мужчинам определенного типа – этаким брутальным мачо, но оказалось, что ее интересует только само фехтование. В результате складывался довольно странный образ этакой тихой благовоспитанной девушки с совсем не женственным психологическим профилем.
С одной стороны, все эти розовые кофточки, бантики, рюшечки, изящные башмачки, ажурные заколки со стразами. С другой – рапиры, сабли, кинжалы. И, как запоздало вспомнил Кеннет, у нее дома он видел еще и боксерские перчатки… Тогда он не придал этому значения, думал, что это перчатки принадлежат кому-то из ее приятелей. Теперь он понимал, что это ее собственные.
Такое странное сочетание интересов и пристрастий свидетельствовало о серьезном внутреннем душевном разладе. А значит, Эдельвейс не тот человек, за которого они ее принимали, и работать с ней придется не так, как планировалось.
А вскоре случайное происшествие изменило все первоначальные планы, нарушив запланированный ход событий и направив его в другое русло.
Капитан Кеннет не боялся ни бога, ни черта, но когда на лесной дороге, идущей вдоль берега Большого канала, тяжело груженый вьючный робот модели производства США, наступив передней опорой на подмытый водой край канавы, завалился на бок и рухнул, капитан испытал настоящее потрясение. Считается, что роботы этой модели в случае выхода из строя одной опоры должны удержаться и на трех оставшихся, но… Но эти роботы, будучи продуктом высоких технологий США, не были рассчитаны на имперские грунтовые лесные дороги.
Неприятное происшествие было вызвано вовсе не ошибкой в навигационной системе робота: эта дорога была введена в его навигатор как проезжая, и в действительности она таковой и являлась, по крайней мере юридически. Местные жители постоянно пользовались этой дорогой, идущей вдоль берега Большого канала, и иностранцы не видели оснований поступать иначе. Техника на автомате шла по намеченному маршруту. Но кто из иностранцев мог предположить, что после проливных дождей почву на этом повороте возле канавы сильно подмоет?
На этом повороте роботы заваливались регулярно, все местные жители это знали, поэтому настраивали навигаторы своих роботов так, чтобы те обходили опасный участок дороги по широкой дуге. Иностранцы же не имели понятия об этой особенности местных дорог и постоянно попадали в неприятные ситуации.
Поднять упавшего робота без специальной техники было немыслимо. Робот судорожно подергивал опорами и делал безуспешные попытки подняться, но самостоятельно встать он не мог.
Но самое худшее заключалось в том, что один из техников, сопровождавших вьючных роботов, в момент падения робота сидел на нем верхом. Падая, робот придавил ему ногу и теперь всем весом прижал к земле. Вокруг робота суетились случайные прохожие, но помочь не могли.
– …вот лошадь пала и под нею пикадор, – как всегда некстати пропел звонок чьего-то коммуникатора.
– Что там случилось? – толпу зевак Дэки заметил издали, и, конечно, подошел поинтересоваться, в чем дело.
Он сразу же осознал опасность, грозившую технику: если робот все-таки сумеет подняться и тронуться с места, а у техника нога зажата, то робот потащит его за собой… Этого допускать было нельзя.
– Держите! – бросился к роботу Дэки.
Всем весом навалившись на корпус робота, Дэки попытался его отключить, но не успел.
Резко дернувшись, робот отбросил Дэки в сторону. Удар был такой силы, что, отлетев в сторону, юноша прокатился по земле и замер, оставшись неподвижно лежать на боку. Кеннет подумал, что он потерял сознание. Возможно, серьезно разбился – робот толкнул его очень сильно. Трогать пострадавшего до приезда медиков нельзя, однако кто-то из местных подбежал к нему, взял за плечо, перевернул.
– Не трясите его! – предостерегающе крикнул Кеннет, однако заметил, что Дэки открыл глаза и пошевелился: если он какое-то время и был без сознания, то уже приходил в себя.
Юноша приподнялся и сел, ошарашено посмотрев в сторону робота, и тут же из его очаровательного ротика вырвался такой поток отборных английских ругательств… Робот судорожно дернулся в последний раз и затих, видимо, впав от потрясения в ступор.
– А вы меня уверяли, что этот парень не говорит по-английски, – укоризненно заметил только что подошедший к Кеннету Кронин, которого срочно вызвали на место происшествия. Ему, правда, сообщили об одном пострадавшем, а тут, похоже, уже двое… Кронин был под впечатлением от лингвистических способностей Дэки: ему доводилось слышать всякое, особенно когда приходилось оперировать пациентов в полевых условиях, а анестезия заканчивалась, но такого виртуозного владения ненормативной английской лексикой ему еще слышать не приходилось! Из всего сказанного Дэки литературным было только выражение «аниматроника долбаная», сказанное по-русски в самом конце.
– Мне тоже интересно, где он такого набрался?! —пробормотал Кеннет.
– Господин Тариве-Лацис учился в имперской спецшколе с английским уклоном, – с гордостью заявил только что подъехавший к месту происшествия доктор Иеронимус, направлявшийся по делам в Нижнеклонский порт. Он, видимо, не понял ни слова из того, что сказал Дэки, а автопереводчик не смог такое перевести.
Кеннет выразил вежливое удивление:
– Это в школе такому учили? -на всякий случай поинтересовался он, хотя сильно в этом сомневался: судя по тому, что он только что услышал, господин Тариве-Лацис учился не в школе, а в подворотне.
– В школе? —удивился Дэки.– Я эту фразу услышал от американского младшего техника, когда робот-погрузчик уронил ему на ногу стальную болванку!
– Отрок сей зело челом скорбен, – со вздохом констатировал доктор Иеронимус, бросив на Дэки тяжелый взгляд. Автопереводчики захлебнулись: такие слова не были заложены в их памяти. Кронин удивленно приподнял брови: в совершенстве владея русским, даже он не понял значения фразы.
– Господин Тариве-Лацис у нас придурок, – радостно перевел загадочную фразу на современный русский язык один из наблюдавших за происшествием зрителей.
– Вообще-то я имел в виду американского техника, -поставил его на место доктор Иеронимус, которому кто-то из его свиты уже объяснил содержание сказанной Дэки английской фразы.
Поднявшись с земли, Дэки принялся яростно отряхиваться: его черные шаровары были все в пыли, светлая рубашка измазана. Кое-где к одежде прилипли опавшие лепестки отцветавшей черемухи, ковром устилавшие землю.
Окинув юношу быстрым взглядом, Кронин с облегчением констатировал, что крови не видно, и, судя по внешнему виду и поведению, серьезных повреждений у юноши явно нет, а значит, в медицинской помощи он не нуждается. А вот второй пациент, похоже, был в худшем состоянии. Он морщился и пытался принять более удобное положение, но не мог освободить прижатую роботом ногу.
Кеннет уже связался с инженером, и с минуту на минуту тот должен был привезти оборудование, необходимое для подъема робота.
Доктор Иеронимус подошел к упавшему роботу, окинул его беглым взглядом.
– Вот он вам поможет… -Иеронимус кивком указал Кеннету на Дэки.
На траву полетел какой-то предмет, который Кеннет вначале принял за арбалет, но при ближайшем рассмотрении понял, что это домкрат. Такой модели видеть ему еще не доводилось! Дэки проворно подхватил домкрат с земли и начал обходить робота со стороны зарослей, росших на другой стороне канавы. Кеннет последовал за ним.
– Капитан Кеннет, ну куда вы лезете в заросли? -остановил его доктор Иеронимус.
Дэки оглянулся. Рисковый мужик этот Кеннет. Ходит по лесу в легкой одежде…
– Клещи весной голодные, лютые. У Дэки, скорее всего, иммунитет на энцефалит, так как он местный, а вот у вас иммунитета наверняка нет.
Доктор Иеронимус в этот момент чем-то неуловимо напомнил Кеннету Кронина. Наверное, манерой изрекать истины безапелляционным тоном. Кстати, вон Кронин уже подобрался к пострадавшему технику как раз через заросли. Впрочем, у врачей иммунитет сильный, к тому же их вакцинируют буквально от всего, так что Кронину, похоже, сам черт не страшен.
…Когда много лет назад впервые в Нижнеклонском порту встал на рейде первый американский звездолет, знакомство с имперскими реалиями началось для американцев с забавного казуса. В порту возле границы лесополосы был установлен щит с изображениями рекомендованной для посещения леса одежды. Нижние Клоны являлись энцефалитным районом, о чем американцев заранее не предупредили. И, когда в Нижнеклонском порту впервые приводнился американский звездолет, капитан решил, что плакат иллюстрирует, как по правилам приличия должны быть одеты граждане, сходящие на берег моря Нево. Он, конечно, знал, что повседневная одежда имперцев практически не отличается от одежды граждан Америки, но решил, что в этой местности другие законы… И капитан дал соответствующие указания команде. И имперцы дивились диковинным американским обычаям, созерцая одетых как огородные пугала американцев, сходящих на берег – женщин, закутанных в платки по самые глаза, в длинных куртках, шароварах и сапогах, и мужчин, несмотря на летнее время в шапках и с надвинутыми капюшонами.