В Америке его привлекли бы за сексуальные домогательства, в Империи же существовала сложная система классификации допустимых и недопустимых тактильных контактов, поэтому, в случае возникновения проблем, Кеннет всегда мог извиниться – мол, не знал, что так поступать нельзя.
В свое время Эдельвейс предупредили, что подобное поведение капитана вполне вероятно, но обусловлено оно может быть рамками отданного ему командованием приказа, а вовсе не его личной инициативой. По некоторым признакам она и сама понимала, что он просто проверял ее реакцию на тактильный контакт… В другой ситуации Эдельвейс или тактично намекнула бы Кеннету, что ей это не нравится, или послала бы его подальше, но… На это она пойти не могла. Она была на работе.
А вот теперь он хочет еще и проводить ее до остановки… Пришлось изобразить милую улыбку и терпеть. И надеяться, что проводами дело и ограничится. Без прощальных объятий и поцелуев, конечно.
Контрабандисты поджидали клиентов возле пирса, на берегу моря Нево. Чтобы никто не принял их именно за контрабандистов, они делали вид, что удят рыбу, или пишут пейзажи, или торгуют всякой мелочью… В самом деле, если просто сидеть и пялиться на звездолеты, могут принять не только за контрабандиста, но и за агента контрразведки или, еще хуже, за террориста.
Вся эта публика завистливыми взглядами провожала Эдельвейс, принимая ее за контрабандистку, ведущую клиента на демонстрацию товара. В другой стране ее могли бы принять за… Тьфу, было даже противно думать, за кого ее могли бы принять, но в Парадизской Империи этого позорного явления не то что бы вообще не было, просто женщины легкого поведения принимали клиентов на дому, а не разгуливали с ними по улице.
У Эдельвейс было такое чувство, как будто ее ведут на эшафот. Ей так и хотелось крикнуть:
– Ну, не хочу я с ним никуда идти! Даже до остановки рейсового!
А внутренний голос отвечал ей:
– Вот ты не хочешь, а ведь придется!
Кеннет не понравился ей с самого начала. Высокого роста, он возвышался над ней, как скала. Эдельвейс не любила рослых мужчин – в их присутствии она чувствовала себя еще миниатюрней, чем была на самом деле. Впрочем, она мужчин вообще терпеть не могла, хотя бы за то, что все они превосходили ее по росту и комплекции, и, хотя физическая сила не находится в прямой зависимости от этих данных, в схватке эти качества все же имели значение. Даже если речь идет о схватке на холодном оружии. Учитывая комплекцию и разворот плеч, Кеннет был бы опасным противником…
У нее было ощущение, что она идет под конвоем. И что подумают знакомые, увидев ее в обществе капитана американского звездолета!?
Вот был бы Кеннет старым и уродливым, тогда бы никто ничего предосудительного не подумал. Вот бывают же пожилые степенные капитаны… С такими не стыдно пройтись до аэробуса. Особенно если они имперцы. А этот… Увы, капитан Кеннет был молод – тридцать с небольшим- и, к сожалению, хорош собой. Как будто не могли американцы назначить капитаном на «Инвиктус» какого-нибудь заслуженного старичка! Тогда прохожие смотрели бы одобрительно: молодая гражданка Империи показывает дедуле-иностранцу дорогу к остановке рейсового аэробуса.
Пока они с Кеннетом шли вдоль берега Большого канала, заходящее солнце еще согревало их своими последними лучами, а закат окрашивал блузку Эдельвейс в нежно-кремовые тона, но когда они под оглушительное пенье соловьев вошли в аллею, под сенью деревьев их накрыли голубоватые сумерки. Здесь было значительно прохладнее, чем на берегу. Пахло хвоей, влагой и торфяным болотом. Эдельвейс слегка поежилась и испугалась, что Кеннет это заметит и, еще не хватало, набросит ей на плечи свой китель. И это увидит кто-нибудь из ее знакомых…
Вот тогда ей будет уже не отмыться…
«Я не просила меня провожать, он сам навязался!» И кто-то поверит! Она представила кривые ухмылки знакомых…
Они шли по утрамбованной земле грунтовой дорожки, к которой с обеих сторон почти вплотную подступали заросли малины, среди которой кое-где возвышались березы, чьи стволы заходящее солнце окрашивало розовым светом. Листва в легких сумерках наступающих белых ночей казалась голубоватой.
Дренажные канавы тянулись по обеим сторонам аллеи, отделяя ее от заболоченного леса, среди деревьев которого преобладали низкорослые сосны. В канавах дрожала и мерцала черная торфяная вода.
За спиной у Эдельвейс и Кеннета, за полосой леса разливалось оранжевое сияние. Оранжевые лучи заходящего солнца били сквозь тонкие стволы берез, ложились желто-оранжевыми полосами на припорошенную пухом цветущих ив поверхность воды в дренажных канавах. Влажный воздух был насыщен испарениями торфяного болота, влажного мха, сосновой хвои.
Кеннет с интересом осматривался вокруг. Когда они только что прибыли, американцев возили на экскурсию в Парадиз и Нижние Клоны на аэрокарах. Пешком по лесным тропкам он еще не гулял. Кеннет надеялся, что не заблудится, возвращаясь назад в одиночестве.
По обе стороны аллеи за дренажными канавами тянулся лес. Болотистый лес не отличался красотой, но было в этих зарослях своеобразное очарование. Полузатопленный и крайне неопрятный ранней весной, когда из воды поднимаются только стволы деревьев, сейчас лес напоминал джунгли. Замшелые пни, обросшие трутовиками, заросли черничника, пышные папоротники по берегам канав…
Сейчас, в конце мая, в лесу было довольно сухо, воду оттягивали канавы, но торфяное болото, даже осушенное, все равно остается болотом. Неудивительно, что вокруг роятся комары и какие-то мерзкие мошки!
Местные комары и мелкие вредные серые мошки! Кеннет уже знал, что те женщины с «Инвиктуса», которые, находясь в увольнении, рисковали гулять вдоль Большого Канала с голыми ногами или в тонких колготках, потом обращались в лазарет с искусанными, покрытыми красными пятнами ногами.
От Эдельвейс не укрылось, каким хозяйским взглядом окидывает Кеннет лес. Вероятно, прикидывает, сколько элитных коттеджей можно было бы построить вдоль Большого канала, если бы вырубить лес и полностью осушить болото.
– Право, вы слишком беспокоитесь обо мне, капитан, – наконец нарушила молчание Эдельвейс. -Уверяю вас, что мне ничего не грозит, даже если я пройду через лес одна. У нас тут спокойно, -улыбнулась она и добавила, – как и вообще в Империи.
Кеннет знал, что в Империи крайне низкий уровень преступности потому, что любые преступления против личности караются с особой жесткостью, и желающих нарушать закон, как правило, действительно не находится.
– Да, у вас блюдут букву закона, -согласился Кеннет.
– У нас блюдут не только букву закона, но и дух закона, то есть справедливость. Буква закона может не иметь ничего общего со справедливостью. В Империи приоритетом является именно дух, а не буква закона, именно поэтому Храм Немезис возвел справедливость в ранг религии.
«В противном случае справедливость – это всего лишь слово на букву „С“ в словаре, как любит говаривать мой тренер по кикбоксингу,» -хотела добавить Эдельвейс. Она давно знала, что если вовремя и к месту упомянуть про тренера по кикбоксингу, можно вмиг поставить на место любого мужика. Однако все же решила про тренера пока не упоминать. Мало ли что может подумать этот Кеннет…
Кеннет проводил взглядом группу людей, шедших на вечернее купание. Кеннет всегда удивлялся русским: желание искупаться у них возникало даже при такой температуре воздуха, при которой американец предпочел бы надеть теплую куртку. Какие закаленные! Они несли с собой водный велосипед, ходовая часть которого была выполнена в форме гиппогрифа. Водные велосипеды Кеннет недолюбливал: купальщики на водных велосипедах, выписывая кренделя, крутились в опасной близости от «Инвиктуса».
Кеннет вполголоса выругался.
Эдельвейс удивленно покосилась на него.
– Эти любители водного спорта крутятся рядом со звездолетом… Нам уже несколько раз прорезали силовую защиту с помощью нейтрализатора силового поля. Насколько я понимаю, такие артефакты, как нейтрализаторы, в Империи свободно не продаются?
– Не продаются, -согласно кивнула Эдельвейс. – Но их могли приобрести и не в Империи. Полиция регулярно изымает подобную контрабанду, но увы, все равно находятся любители…
Она знала, что портативные нейтрализаторы силового поля действуют только на близком расстоянии. Поэтому для того, чтобы прорезать силовое поле звездолета, стоящего на рейде, нужно подобраться к этому полю по водной поверхности вплотную. И для этого сгодится любое плавсредство – вплоть до надувного матраса.
– А через прорезанные отверстия проникают и нерпы, и птицы, а иногда и сами нарушители, рискуя получить серьезную травму или, что куда хуже, повредить обшивку «Инвиктуса», – объяснил Кеннет. Временами он начинал уже подумывать о том, чтобы попросить кока сливать отходы не в молекулярный дезинтегратор, а в ведро, чтобы потом, вроде как случайно, выплеснуть эти помои из иллюминатора на голову очередного лихача. А еще лучше зарядить помоями водомет…
– Однако если бы не эти отверстия, взрывная волна отразилась бы от сплошного силового поля и ударила по «Инвиктусу», -покачала головой Эдельвейс.
– Да, отверстия в силовом поле сыграли роль клапанов для снятия давления… Нам пришлось заплатить большую компенсацию рыболову, попавшему под взрывную волну.
Усилием воли Кеннет справился с раздражением, придал лицу выражение спокойной уверенности и сменил тему.
– Вы постоянно живете в Нижних Клонах? – поинтересовался он.
Невинный вопрос… А ведь Кеннет знает на него ответ! Эдельвейс не сомневалась, что, прежде чем начать с ней сотрудничество, Кеннет позаботился собрать о ней как можно больше информации. Эдельвейс в этом не сомневалась: прежде чем пустить иностранного специалиста на борт боевого звездолета, следует самым тщательным образом проверить этого человека. Уж американская агентура поработала! Интересно было бы взглянуть на свое досье…
– Вообще-то я живу то в Парадизе, то в Секретной Федерации, в замке моей наставницы Аиды. Но пока, какое-то время, я проживу здесь: я не хочу, чтобы моя бабушка пока оставалась одна. Учитывая обстоятельства…
– Позвольте выразить вам сочувствие…
Эдельвейс кивнула.
Несчастный случай с ее матерью… Впрочем, все к этому шло.
Интересно, что знает о Сельвии Акка капитан Кеннет? Скорее всего, достаточно много, чтобы составить о ней, Эдельвейс, определенное мнение. И мнение соответствующее…
Впрочем, подумала Эдельвейс, если Кеннет именно тот человек, которого они ждали, то ее моральный облик волнует его меньше всего, и сейчас он плавно перейдет от выражения сочувствия к вопросам об истории их семьи, а затем… Но Кеннет так и не задал того вопроса, которого она ожидала, как и никакого другого, проливающего свет на то, для чего он пытается завязать с ней дружеские отношения. Вместо этого он перешел к разговорам на другие темы, не имевшие ни малейшего отношения к семье Акка.
Редкие встречные зажмуривались и протирали глаза: не каждый день встретишь на лесной тропинке среди Нижнеклонских болот прохожего в мундире капитана первого ранга американских ВКС! Так далеко американцы не забредали.
Эдельвейс заметила, с каким любопытством прохожие косились на нее и Кеннета. Не хватало еще встретить кого-нибудь из знакомых… Припомнят ей потом капитана! Эдельвейс покосилась на Кеннета. Ох, не хотелось ей, чтобы ее видели в его обществе… В обществе американца да еще в военной форме. Вот надел бы ты, мужик, ватник – сошел бы за нормального человека.
Аллея вывела их к заросшему ивами и черемухами берегу Малого канала. Через канал был переброшен узкий деревянный мостик. По этому мостику они, непринужденно беседуя, дошли до остановки рейсового аэробуса. Строго говоря, рейсовый останавливался в любом месте по требованию, но были и фиксированные крытые остановки. Вот как раз у этого мостика и была остановка. А на остановке могли быть люди. И даже знакомые.
Эдельвейс уже представляла, как за ее спиной насмешливо напевают: