Встреча

– Как вы сказали? – отпрянула от него гримерша.

– Я не вам, – отмахнулся предприниматель и, обращаясь к мэру, язвительно прошипел: – Так «ему сам Бог открывает»? С пророком вас, господин мэр! Конечно, моя шарашка, – победоносно огляделся он в холле здания, – это жалкое подобие ваших информационных возможностей. Теперь вы с этим Корешевым, глядишь, и в книгу Гиннесса попадете.

Сдержанно улыбнувшись предпринимателю, мэр сказал:

– Юра, не кипятись. Признаться, он мне тоже несимпатичен. Учитель – и вдруг в бомжи… Но, пока он знал свое место, я его терпел. Но теперь, после истории с твоей Таней, я подумаю, как нам тебе помочь.

– Так это – мои проблемы? – злорадно улыбнулся предприниматель, не обращая никакого внимания на замерших в недоумении гримерш. – А я-то думал, это у тебя выборы на носу. А тут – пророк. С информацией от самого «Бога»! И это при нашей российской дикости, среди всех этих маргинальных орд, которые ему в рот заглядывают. Ты хоть представляешь, чем это может кончиться?

Мэр побледнел. И сказал чуть слышно, отводя Карнаухова от гримерш:

– Слушай, Юра, давай уж откроем твой «Евро-центр» и сразу же примем меры.

От двери, где их поджидали работники мэрии и журналисты, плотная женщина в белом жакете указала начальникам на часы. Направляясь навстречу ей, Карнаухов с улыбкой предложил Юциферову:

– А хочешь, я тебе помогу? Мои ребята устроят все чики-чики.

– Только без крови, – брезгливо скривился мэр.

– Зачем? – беря Юциферова под локоток, ласково осклабился Карнаухов. – Мне и самому хотелось бы познакомиться с этим «чревовещателем» поближе. А вдруг в этом действительно что-то есть?

И они, понимающе улыбнувшись, плавно влились в толпу поджидавших их возле двери работников мэрии и журналистов.

А с улицы между тем из множества репродукторов победоносно разнеслось:

– И все это – наш земляк, а ныне – столичный предприниматель Юрий Павлович Карнаухов!

Толпа, собравшаяся на площади, дружно зааплодировала.

Выходя вместе с мэром на подиум перед толпами, Карнаухов приветливо улыбнулся и скромно приподнял руку, сдерживая эмоции неистово рукоплещущих земляков.

Тихим июльским вечером, когда солнце садилось за огороды и его последние закатные лучи, просачиваясь сквозь щели в рассохшихся бревнах баньки, алели на досках пола, Иван Яковлевич Корейшев лежал в углу, скорчившись под одеялом, и, весь покрытый потом, молча следил за бывшей своей ученицей, – Леной. Одетая в джинсы, тенниску и черную, с иероглифами косынку Лена сидела на корточках у двери и раскладывала по кучкам подаренные паломниками овощи и фрукты. Кроме нее и Ивана Яковлевича, внутри баньки находилась еще сгорбленная старушка Павловна. Она как раз подметала пол.

Почувствовав на себе упорный взгляд Ивана Яковлевича, Лена оглянулась на бывшего своего учителя и, встретившись с ним взглядом, порозовела и отвела глаза.

Иван Яковлевич вздохнул и тихо сказал старушке:

– Ладно, Павловна, хватит пылить. И так голова раскалывается.

– А ты бы грушку съел, – прекращая мести, предложила Павловна. – Вон нанесли сколько. Лена, а ну подай.

– Не надо, – сказал Корейшев и отвернулся лицом к стене. – Раздайте все это нищим. И уходите. Устал я. Посплю немного.

– Еще бы не устать, – отставляя под стену веник, поковыляла к двери старушка. – Народищу сколько – ужасть. И все едут и едут. Прихворнуть человеку некогда. Пойдем, Лена. Пускай Иван Яковлевич поспят.

Старушка и девочка стали на корточки у дыры под дверью. И тут, повернувшись к ним, Иван Яковлевич сказал:

– Лена… возвращайся к матери. Ей с запоем самой не справиться.

Девочка потупилась, пунцовея.

– Пожалуйста, – попросил Корейшев. – А то, что она материться будет, так ты и не замечай. Сердце-то у Марины доброе.

– Хорошо, – после секундного размышления бодро кивнула Лена и, опустившись на четвереньки, выбралась вон из баньки.

Дождавшись, пока она отойдет подальше, Павловна просопела:

– Оно, конечно, не мое это дело – но, может, и ты пошел бы мамку её от запоя спасать?

Взглянув на старушку, Иван Яковлевич спросил:

– И каким же образом?

– Обыкновенным, – сказала Павловна. – Все знают, что Маринка по тебе сохнет. А за Славку она с тоски, от безнадеги вышла. Вот вдвоем они и спиваются. А так хоть её бы спас.

– Мать, ты чего: белены объелась?! – удивленно взглянул на неё Корейшев. – Она же моя сестра!

– Так молочная ж, – возразила Павловна. – Почитай что и не родня.

– Ясно, – сказал Корешев, после чего вздохнул: – Слава Богу, телега уже в пути. А кандалы в подвале. Так что по любому годика три отдохнуть придется. А то бы совсем запарился… С вами тут. Там знают, – ткнул он вдруг пальцем под потолок, в зияющую дыру посредине крыши, – кого и как из запоя вывести. Без нас с тобой разберутся.

Павловна лишь кивнула и отступила к двери.

Иван Яковлевич прилег, укутался в одеяло и притворился спящим.

Последний луч солнца угас на рассохшейся половице.

И тут вдруг Иван Яковлевич вскочил. Дрожа и искрясь от пота, он взглянул за дыру под дверью. В раскачку, как уточка, медленно удалялась от баньки Павловна. Вдали темнела вода реки. По мелководью два мужика в майках и спортивных штанах тащили вдоль кустов сеть, а третий, загоняя в сеть рыбу, стучал по воде палкой. Тихо чирикали воробьи, поблескивала вода, зудела, летая, муха.

– Может, и впрямь ради Маринки стоит?.. – вскочил Иван Яковлевич с подстилки и подлетел к двери.

Уже опустившись на четвереньки, он вдруг взглянул на дверь. И так же внезапно, как всполошился, медленно встал на ноги. И, направляясь в угол, насмешливо усмехнулся:

– Э-э-х, студент хладных вод. Все бы тебе играться. Ложитесь, сударь. И отдыхайте, – снова улегся он на подстилку и укутался в одеяло.

На волнах реки поблескивали светящиеся дорожки. Это отражались в воде костры, зажженные тут и там собравшимися к юродивому паломниками.

Между костров, по тропинке, ведущей к баньке, поскрипывая, проехала ничем не примечательная телега с четырьмя мужиками, мирно дремавшими на облучке. Мимо женщины, полоскавшей в тазу белье, вдоль развешенных на веревках детских одежд и кед, лошадь протопала за палатку с сидящим возле костра на надувном матраце широкоплечим бородачом в штормовке.

Провожая взглядом телегу, бородач подтащил к себе толстую палку, легко разломил ее о колено и подбросил сушняк в костер.

Та же телега вновь появилась возле костра с паломниками, но уже у сидящих в метре-другом от баньки.

Один из паломников поднялся от костра и подступил к телеге:

– Здравствуйте. А Иван Яковлевич приболел. Придется вам подождать до завтра.

– Некогда нам, – сухо сказал возница и, пока трое его попутчиков спрыгивали с телеги, скомандовал: – Пошло дело!