Из белой, сквозной розетки старого образца, через отверстие для электрической вилки в которых можно было увидеть свет соседей, если бы он был. Но вместо свечения, со скрежетом протискиваясь сквозь узкий лаз, склизкими, отвратительными пучками, в спальню, где молился Михаил, лезли жирные двухвостки, с мягкими шлепками падая на чистый пол. С их появлением запахло так, что и у бестелесного Евгения подвело живот тяжёлым, рвотным позывом, который он еле сдержал, зажав рот ладонями.
На появление насекомых среагировал и Максим Александрович. Он резко побледнел и натужно закашлялся, спиной, при помощи рук, пятясь к противоположной стене, отчего немного напоминал странного, худого рака. С приходом насекомых, холод ворвался в помещение через распахнувшуюся форточку, быстро покрывая инеем пол и общую стену с соседней квартирой. От резкого перепада температур затрещали доски и деревянный подоконник, а окно, стали стремительно затягивать белые узоры невероятной красоты, чего ныне уже не встретить на современных стеклопакетах.
Было ли страшно в этот момент Орлову? Нет. Скорее интересно. Он часто осознавал себя во сне и воспринимал ночные грёзы не иначе как производное от деятельности слабоизученного подсознания. Поэтому, искренне считал, что совершенно не стоит бояться того, что происходит внутри себя самого. Перелетев в дальний, противоположный угол ближе к окну, Евгений Петрович стал с неподдельным вниманием, как за добротным кино, наблюдать за происходящими метаморфозами в помещении.
Трубы рядом с ним зашумели сильнее, срываясь на громогласный хохот невидимых вод.
Максим Александрович, в позе эмбриона, свернулся калачиком на полу и изо рта его, маленькими облачками, выходил пар. Заскрипели пружины, заставив Евгения Петровича обернуться и перевести взгляд на ближайшую кровать.
Маленькая, мёртвая женщина, медленно села на матрасе, со скрипом сухожилий, повернув голову сначала в сторону Орлова, а затем в сторону мужа. Мертвячка попыталась открыть зажмуренные глаза, которые давно ссохлись, превратившись в пустые, рыбьи зрачки, которыми грустно взирают на покупателей щуки и окуни через стекло прилавков:
– Ты не рад мне дорогой? – сипло, невнятно, хрипло, пробурчало отвратительное существо, – не ты ли звал меня ночами, когда я ушла? Вот я. Перед тобой. Ты не рад мне дорогой?
Встать у покойницы не получалось – ноги совсем разрушились, но руки, длинные и худые, цепкими пальцами ухватились за края кровати, стаскивая труп на пол.
Жена Михаила Александровича не стала терзать его. Вместо этого, оставляя вырванные ногти в досках пола и ковре, она проползла до двери. Удаляться прочь она не спешила. Вместо этого мёртвая женщина медленно обернула голову в платке на пороге назад, на 180 градусов, отчего хрупкая шея буквально скрутилась в жгут, после чего позвала супруга за собой:
– Пойдём! Своей магией ты хотел оживить меня, но получил портал такой силы, что эта комната превратилась в сумеречную зону между мирами. Пойдём, Михаил, иначе моя душа обречена, гореть вечность, терзаемая адским огнём. Пойдём к нему и к твоему другу. Или ты не мужчина, мой дорогой муж?
– Я мужчина! – заплакал Максим Александрович, поднимаясь на дрожащих ногах, – у меня никого нет, кроме тебя, Аня! Никого. И чтобы быть с тобой, я спущусь и в адские просторы.
«Да он безумен!» – неожиданно понял Евгений Петрович, анализируя бегающий, суетливый взгляд бывшего хозяина квартиры, который ни на чём не мог задерживаться долго, – «и именно поэтому творил с телом жены отвратительные вещи, не в силах расстаться со своей земной привязанностью!».
Странная пара вышла прочь. Увлечённый историей, Евгений Петрович полетел вслед за Максимом и мертвячкой, вскоре оказавшись на небольшом пятачке общего тамбура между двумя квартирами. Дверь по соседству – зелёная, железная и массивная, была открыта настежь, зияя тёмным провалом коридора, застеленного бордовой дорожкой.
– Приветствую вас, хозяин! – прокаркала противная бабка, переползая через острый порог, отчего платье, зацепившись за металлический выступ, было сорвано с её тела, – они пришли!
– Кто… они? – выдохнул сам коридор, исказившись, будто под потоком текущей воды.
Евгению Петровичу показалось, что странная тень мелькнула в конце коридора, наполняя пространство квартиры ледяным дыханием смерти. Было столь темно, что Орлов просто не мог разглядеть массивный, вытянутый силуэт, материализовавшийся из тьмы.
– Мой муж и новый владелец квартиры, – голая женщина в платке, всё дальше заползала вглубь бесконечного коридора, уводя за собой безумного супруга, который шёл вслед за женой, как агнец на заклание.
Евгений Петрович замешкался на пороге. Сон стал настолько необычным и реалистичным, что даже закоренелый атеист усомнился в его безопасности.
– Почему… стоит… на… пороге? – запульсировало пространство с каждым словом, – почему… не… входит?
– Не знаю, хозяин, – тело мертвячки почти скрылось в темноте, отчего и голос, почти растворился в пространстве, став тихим и далёким, – может ещё не пришло время. Но он войдёт. Я обещаю.
– Мне… нужно… тело…. Мне…нужно… новое…сильное… тело, – пульсировал коридор, всё больше вытягиваясь в длину и наливаясь тьмой, – и… ты придёшь… Женя… и ты… придёшь… и отдашь… своё…
– Зачем мне идти к тебе и чего-то там отдавать? – закричал Орлов, стараясь, чтобы голос не дрогнул от приступа первобытного ужаса – Мне и здесь хорошо!
Ответил Михаил, перед тем как окончательно раствориться во тьме:
– Все приходят за кем-то или за чем-то, Женя. И все зовут следующего визитёра за собой. Ночные земли ждут тебя. Ты нужен им. Ты – проводник между мирами.
Прошлый хозяин говорил тихо и спокойно, отчего подозрения в его безумии полностью улетучились. На прощание, худой, чернобородый мужчина помахал рукой и зелёная дверь, с лязгом и грохотом, захлопнулась прямо перед носом Евгения Петровича.
Глава 3. Интернет помнит всё
Врач проснулся от натужного кашля, сотрясаясь всем телом и чувствуя дикую нехватку воздуха, с хриплым всхлипом сел на кровати, стараясь сделать спасительный вдох, как утопающий, на секунду вынырнув из вязкой воды. Грудь жгло огнём, отчего мужчина, терзаемый болью, стал интенсивно растирать область бронхов и верхнего отдела лёгких. Получалось очень плохо – во-первых не было сил, а во-вторых тело было настолько мокрым, что ладони не были способны создать разогревающего трения.
Рядом с кроватью, в длинной, ночной рубашке, на кухонном стуле, принесённом в угол для сна, сидела Оксана Богдановна и задумчиво смотрела на страдания своего мужа.
– Давно не спишь? – спросил её супруг, когда приступ кашля отступил, стараясь, во что бы то ни стало не выказать слабости перед лицом любимой женщины.
– Как ты кашлять начал, так и не сплю. Что с тобой, дорогой? Ты настолько мокрый, что от тебя пропиталась влагой простыня.
– Простая простуда, – измученно улыбнулся детский терапевт, постепенно понимая, что диагноз, скорее всего намного серьёзнее, – не волнуйся. Сейчас выпью парацетамол…
– Не ври мне, эскулап! – гневно и горячо зашептала рассерженная жена, не желая будить детей – мне хватает знаний, предположить, что это минимум бронхит! Те же симптому были у Кости три года назад, когда он перекатался на катке в мороз!
– Тебя не обманешь, – усмехнулся Орлов, – но мне надо восстановиться до утра. У меня сегодня столько пациентов…
– Уже утро, Женя! Как ты не понимаешь? Сейчас же не лето, в конце концов! Тебе на работу через два часа.
– Вот чёрт, – злобно выругался мужчина, – и что же делать?
– Звони Пелевину, Женя. Прямо сейчас. Он ценит твой профессионализм, поэтому даст отгул. А там, скорее всего, придётся идти на больничный.
– Но я никогда…
– Знаю, что ты никогда не был на больничном, дорогой! – Оксана встала со стула и осторожно села рядом с мужем, заключая его в объятия, – но всё бывает в первый раз. Мы с тобой не молодеем, дорогой. Ради меня, позвони хозяину клиники.
– Владимир Иванович будет вне себя от ярости, – как маленький ребёнок, Орлов прижался к большой и тёплой груди супруги, – просто вне себя.
– Ничего страшного, дорогой. Это не прихоть – это необходимость. Звони, – Оксана Богдановна протянула свой старый, кнопочный телефон, который давно просил замены.
Номер Евгений Петрович набрал по памяти Только со второго раза, хозяин клиники, Владимир Иванович, взял трубку, несмотря на шесть часов утра:
– Да, Евгений Петрович. Что-то произошло? – спокойный, зычный голос большого, авторитетного мужчины, раздался из динамика.
Он нисколько не удивился, что его подчинённый звонил с номера жены. Такое уже неоднократно происходило за время их сотрудничества.
– Владимир Иванович. Мне нужен отгул. Срочно, – Орлов говорил спокойно, сопротивляясь новому спазму, который, терзая горло, рвался из груди.
– Один? – опытный руководитель, прекрасно зная гиперответственность своего подчинённого, даже не стал спрашивать о причинах столь неожиданной просьбы.
– Пока да. Но, возможно, придётся открыть больничный лист в поликлинике.
– Понял, – коротко ответил Пелевин, – возьми два. Я попрошу секретаршу обзвонить твоих пациентов и перезаписаться к твоему коллеге, в соседнюю клинику. Отдыхай, Женя. Я слышу, как сипло ты говоришь.
– Спасибо, Владимир Петрович!
– Спасибо на хлеб не намажешь. Должен будешь. До связи.
Пелевин – бывший, военный врач, который прошёл ни одну горячую точку, с виду был очень грубым и чёрствым мужчиной, но на самом деле являлся человеком широчайшей души, в чём Орлов в очередной раз убедился в начале седьмого утра.