На Краю Бытия. Переплетение миров

– Значит хорошее место. Если тебе так удобнее считай, что ты в армии. Ну а пока. Ты видел, чтобы любое существо, просыпаясь, долго оставалось на месте? – не дождавшись ответа, Ворон продолжил сам, – их попросту нет. Травоядным нужно бежать от хищников и добывать еду. Хищникам же необходимо бежать за бегущими от них травоядными, стараясь добыть пропитание себе. Запомни, Сергей, первое: движение есть жизнь и не важно, хищник ты или жертва. Повтори.

– Движение есть жизнь, – автоматически, нехотя выдавил из себя Велесов.

– Так, так, подожди. Если бы я хотел взять к себе в ученики робота, я бы так и поступил. Но судьба даровала мне тебя. Так что, пожалуйста, ради меня, повтори осмысленнее.

– Движение есть жизнь, – намного более внятно и по слогам проговорил невольно пристыженный ученик.

– Отлично! Ну а теперь вперед, на пробежку.

Старик одобряюще расхохотался, и, увлекая за собой, стремительно вышел за двери избушки. Наскоро закончив приводить себя в порядок, за учителем нехотя потянулся и Сергей.

Солнечный свет немилосердно раздражал его сонные глаза, щипая нос, заставляя морщиться и корчить странные рожи, в попытке привести расплывающееся в глазах изображение в порядок.

Велесов несколько раз чихнул, не в силах сдержать себя, чем снова рассмешил Ворона, ранее никогда не сталкивающимся с этим явлением.

Посмотреть было на что: раннее утро, пришедшее на поляну, каплями росы сияло из притоптанной травы, отражая солнце, тысячами далеких светил. Птицы, будто бы сойдя с ума, в едином порыве старались перепеть, пересилить друг друга, воспевая красоту начавшегося дня.

Деловито почесывая брюхо, неподалеку от избушки, грелась на солнце компания бурых полевых мышей, всей стаей – от мала, до велика впитывая живительные лучи.

Под корнями раскидистого дерева, чем то напоминающего земной тополь, однако имеющего острые, клиновидные листья на своих ветках, Сергей заметил множество нор этих маленьких созданий, служащих им и убежищем от хищников и непогоды.

Полевые мыши совершенно не обращали внимания на разминающегося Ворона, видимо за годы жизни, привыкнув к его немногословному присутствию подле себя.

На улице учитель провел с учеником короткую разминку, состоящую из привычных потягивающих, вращательных движений и, заняв ведущую позицию, легким бегом направился в чащу по известным только ему одному тропинкам и переходам.

За ним, стараясь не отставать, потянулся неуклюжей трусцой давно не утруждавший себя полноценными пробежками Сергей.

Спустя час, две фигуры неторопливо бежали по редколесью, огибая камни, которые становились все больше и больше, по мере того, как бегущие приближались к опушке другого конца лесного островка посреди обширных степей.

Солнце, поначалу ласкавшее своими лучами, по мере восхождения в зенит становилось все более немилосердным по отношению к марафонцам. Между деревьями уже отчетливо маячило обширное поле высокой травы, распростертое до самого горизонта.

Петляющий как заяц, ловко уворачивающийся от веток, бегущий впереди Ворон, одетый в самодельный, походный балахон из грубой ткани, не напрягаясь, не снижая темпа и не сбивая дыхания, протяжно пел песню, похожую на древнюю, скандинавскую балладу.

Сергей крепился из последних сил. Только самолюбие и гордость не позволяли ему послать все к черту и остановиться для отдыха. Ему казалось, что небесное светило, с издевкой покачивающиеся в такт их скачкам, забавлялось его физическими страданиями, яростно припекая взопревшую под мокрой рубахой спину. Обувь была совершенно не приспособлена для пробежек и местами до кровавых мозолей натирала стопу.

Над широкими, лесными полянами разносился мощный голос поющего, полного сил, Ворона:

Когда разум сорвался с цепей,

Когда чувства потоком кипят,

И среди временных морей

Ты скользишь, словно плотью не клят.

Не возводишь, себе, границ,

Не возводишь условных стен -

Мысль водою точит гранит.

Разрушая тяжелый плен:

Твое тело, конечно, дом,

Где тебе суждено обитать,

Но в теченье из образов, форм,

Всю Вселенную можешь объять:

Нам отпущен ничтожнейший миг,

Но ворвавшись, хоть раз, в мир идей,

Будь уверен, что все же проник,

В тайный смысл отпущенных дней.

Старик пел не переставая с того момента как начал этот безумный марафон и, видимо не собирался замолкать до самого его завершения.

Сергей, сначала внимательно слушавший необычные песни, по мере растущей усталости, стал мало вникать в приятный, древний мотив, все больше погружаясь во внутренний мир, стараясь хоть как-то отвлечься от жгущего грудную клетку, тяжелого дыхания.

Судя по пришедшему ночью сну, дела у него на Земле шли не очень: постепенно покачивающееся нутро автомобиля и ощущение езды сменилось освещенным электрическими, продолговатыми лампами, серым, неровным потолком какого-то большого здания, через которое его стремительно везли люди в белых масках и халатах.

Сон сменился и теперь в его приоткрытые глаза нестерпимым потоком лился свет множества огромных ламп, склоненных над ним, а перед взором, бликуя и, переливаясь, переходили из рук в руки металлические инструменты, при помощи которых латали его израненное тело.

Велесов настолько увлекся размышлениями о ночных грезах, что сам того не заметил, как лес остался далеко за спиной. Теперь его и Ворона окружало обширное поле высокой травы, до самого горизонта покачивающееся по мановению порывов свободного, свежего ветра.

Все слилось в единую, разноцветную картину перед глазами Сергея, сосредоточенного лишь на внутренних переживаниях.

Неожиданно для Сергея, наконец-то поймавшего второе дыхание и влившегося в темп, он со всей силой непогашенной инерции влетел в остановившегося как вкопанного Ворона и откинулся назад, невольно заорав от боли пронзившей правую руку.

Если бы Сергей со всего маху решил ни с того ни с сего протаранить своим телом гранитную скалу, то ощущения были бы примерно такие же.

Стоящий перед ним учитель, был значительно меньше его по комплекции и габаритам, но являлся будто бы созданным здесь в стародавние времена каменным истуканом посреди травяного великолепия.

– В себя ушел? – понимающе спросил его Ворон, участливо склоняясь над раненным, не обратив на удар от тела человека никакого внимания.

– Да… Уфф… – Сергей потерял дар речи. Руку, в плечо которой пришелся основной, удар нещадно саднило и выкручивало. Обмякшая, безжизненная кисть указывала либо на сильнейший ушиб, либо на самый настоящий перелом.

– Это хорошо, Сергей. Отрешение и созерцание внутреннего не один раз сможет помочь тебе абстрагироваться от влияний внешнего мира. Но в данной ситуации подобное отрешение могло погубить тебя. Фишка лишь в том, что при всем при этом ты никогда не должен терять контроль над внешней ситуацией. Как бы глубоко ты не был внутри контроль и еще раз контроль всего происходящего снаружи. Запомнишь?

Сергей, сквозь боль, слегка приподнял безжизненную кисть и легко потряс ей перед лиловыми глазами учителя:

– Контроль и еще раз контроль, – повторил он сквозь стиснутые от боли зубы, – запомню! И еще месяц повторять себе буду, пока перелом не зарастет!

– Перелом… Ворон задумчиво уставился на повреждённую конечность, – перелом это хорошо. Иногда перелом может научить чему-то лучше, чем самый находчивый учитель. Только ты меня не слышишь, Сергей. Перелом это внешнее, реальное, материальное, если тебе так понятнее. Но внутри тебя рука всегда цела, пока цел твой внутренний фантом, – неожиданно, встав в полный рост, старик перевел тему в другое русло, – Посмотри вокруг, дорогой друг, – Ворон раскинул руки, призывая Велесова обратить внимание на окружающее пространство.