Он мягко опустил ладонь на костлявое плечо и быстро отстранился. По лицу пилигрима вместе с тонкой россыпью морщин пробежала тень сомнения. Затем оно разгладилось и губы зашевелись вновь.
Не слишком обнадёживает – но ведь на миг дохляк усомнился, стоят ли того лавры Святого. Осталось только вытащить это сомнение наружу из-под одежд упрямства.
– Ты сможешь пойти куда угодно, – продолжал Даголо, внимательно наблюдая за глазами, губами пленника, его пальцами, судорожно стиснутыми в кулаки над головой. – Займёшься чем угодно. Проклятье, да можешь даже снова за кем-то шпионить, мне-то что!
– Эти уста более ничего не изрекут, – последовал угрюмый ответ.
Как мудрёно, и с каким достоинством сказанул! «Терпеть не могу драных заумников», – Карл вздохнул и сбросил с плеч дублет.
– Ладно же, – он махнул рукой Альвино: – Начнём с хлыста.
– Хочешь приласкать его для затравки? – палач хмыкнул и указал толстым пальцем на спину пленника.
Обойдя его сбоку, Карл хмуро уставился на кожу между лопатками и вниз почти до поясницы, покрытую шрамами от плети. Рубцы были и старые, и не слишком – с такого недозрелого святоши станется пороть самого себя, едва на горизонте покажется очередная деваха в непристойной юбке до колена.
Сплюнув, Даголо нетерпеливо повторил жест. Альвино вложил хлыст в его руку, а заодно вкрадчиво произнёс:
– Лупи с оттяжкой, не стесняйся. И не напрягай так кисть. Это не меч, нежнее держи.
Он зябко повёл плечами; почему-то вдруг его гладкую спину окатила волна омерзения. Может просто из-за близости палача? Чесноком и гвоздикой изо рта жирдяя разило так, что борода кольцами заворачивалась.
Потоптавшись так и эдак в поисках удобной позиции, Карл несколько раз сжал пальцы на рукояти хлыста и наконец ударил разок для пробы. Шпион выдохнул; через пару мгновений на его спине вспыхнула свежая полоса. Рука поднялась снова, и снова, и ещё раз; после десятого удара он перестал считать и сосредоточился на том, чтобы иссечь костлявый тыл пленника как можно равномернее.
– Говори, говори, говори! – ровно бубнил Альвино, время от времени склоняясь и стукая паренька по лицу.
Тот сперва застонал, затем издал короткий гневный рык, а после резко вскинул голову и попытался укусить палача за руку. Что именно из сочетания верёвки, хлыста, оплеух, своеобразных голоса и аромата мучителя переполнили чашу терпения? Толстяк, впрочем, не любил оставаться в долгу. Крякнув, он коротко замахнулся и залепил кулаком как следует.
– Пидор! – процедил шпион, выплёвывая в Альвино пару зубов.
Палач оскалился, отступая на шаг назад.
– О! Тогда, может, я пристроюсь сзади? Как тебе, котик?
Мерзкая харя повернулась к Карлу, по чьей спине сходил первый пот – но явно не последний.
– Пора меняться местами, капитан!
Палач отмахнулся от протянутого хлыста, так что Даголо бросил его на стол, ногой пихнул табурет, отвратно скрипнувший по полу всеми ножками, и плюхнулся прямо перед ложным пилигримом.
На потном, перекошенном лице застыл прожигающий взгляд.
– Ты бы дал язычку волю, – посоветовал капитан, спокойно разглядывая покрасневшую ладонь. – А то сейчас…
Кнут пронзительно свистнул, рассекая воздух, и опустился на спину пленника, как молния на одинокое дерево. Паренёк громко вскрикнул.
– Ну, вот видишь. Больно, наверное?
Ещё бы – Карл почти сам почуял, как его превращают в отбивную, а ведь его шкуры толстяк даже не коснулся.
– Дал бы волю язычку-то.
Именно это шпион и сделал, когда следующий удар выдрал из него лоскут кожи.
– Говори. Зачем вас послали?
Крик повысился, занося ногу над границей воя.
– Кого вы успели купить?
По грязной щеке покатилась скупая слеза.
– Гёц Шульц, помнишь его? О чём вы сговорились?
– Что за хрен Шульц?! – простонал паренёк.
– Чем дольше водишь меня за нос – тем больше у Альвино шансов сделать тебе больно!
Даголо стиснул пальцами своё колено. Залепить бы ему разок, чтоб не придуривался! Но ведь пока есть шансы выудить нужные сведения, прикрываясь дружелюбием?..
Палач кивнул и хлестнул ещё, да так, что слёзы из глаз брызнули. Только из одной пары.
– Говори, – тихо произнёс Карл, наклоняясь к уху пленника.
Вышло не так ласково, как хотелось бы, но великой нежности тут и не надобно.
– И я тогда заставлю его прекратить.
– М-м-м… – паренёк мотнул головой.
На одном упрямстве это тельце держалось немыслимо долго – мучители снова обменялись местами, Карл согнал с себя и второй, и третий пот. Но и тогда упёртый засранец предпочёл отрубиться, вместо того чтобы запрокинуть патлатую башку и нечеловеческим голосом завопить: «Довольно! Я скажу!»
Альвино хмыкнул, потирая двумя пальцами ямочку на подбородке.
– Дохляки редко бывают крепкие. Но если попадаются, то хрен перешибёшь.
Даголо сплюнул, бросил запятнанный кровью кнут в компанию к хлысту, и сердито уставился на палача.
– Да не, капитан, ты не ссы. Для таких у меня свои приёмчики.
– Что дальше?
– Поджарим, – уверенно заявил толстяк и потянулся к узлу, что держал тело в подвешенном положении.
Они перетащили шпиона на станок и заново приковали по рукам и ногам, благо теперь он не сопротивлялся вовсе. Ворочать его туда-сюда, слава Единому, труда не составляло. Совсем не как со старшим.
Окаченный водой из ведра, он дёрнулся, вскрикнул, распахнув глаза, потянул удерживающие оковы, но тут же застонал, выгнул спину и почти перестал шевелиться: дала о себе знать исполосованная спина.
– Посмотри-ка сюда! – жизнерадостно позвал толстяк.