– Хватит, ребята, уберите оружие! – воззвал он к солдатам. – Вы видели: Ольмер снова напился и начал бузить, мешал обычной погрузке…
– Ты ударил офицера! – сухо выговорил наконец один из них, старший, с упрямым суровым профилем.
Он глядел в упор на Готфрида, который придерживал офицера за выдернутый из-под кирасы шарф. Тонкая шерстяная ткань, по гульдену за локоть – ничего себе штучка. Может, ссуженные денежки не одни лошадки съели?
– Похоже на то…
Ольмер крепко вцепился в удерживающую его руку и явно собирался плюнуть, так что Гёц коротко саданул его кулаком по губам. Без лютости, не сильно – так, чтобы сберечь зубы, но намёк закрепить.
– Сука, да хватит его бить! – прошипел фон Штюрлих. – Это всё одно большое сраное недоразумение! Сейчас мы возьмём его и пойдём разбудим лейтенанта. Он обложит нас всех по матери, но потом разъяснит вам, бдителям херовым, что тут происходит!
– Хорошо бы, – проворчал стражник, возмущённый избиением офицера Гвардии Кальвара.
– Тупица! – приложил его молодой товарищ, да ещё и ударил свободной рукой в плечо. – Нам же по-любому порка светит!
Интендант опустил руки, закладывая большие пальцы за пояс, хмыкнул, расправил плечи – словом, натянул прежний хозяйский облик.
– Может, и не светит. Вы ж ничего не сделали – только стояли и смотрели, как у него ум за разум заходил… – Он покосился на опасно подрагивающий в воздухе меч. – Пойдём к лейтенанту. Вы скажете, что у Ольмера помутнение случилось. Я не скажу, что вы мне в нос клинками тыкали. Ясно?
Стражники переглянулись.
– Ясно, – быстро сказал молодой и поспешил задвинуть меч в ножны.
Третий кивнул и присоединился, пусть не так торопливо; старший медлил дольше всех и недовольно засопел, прежде чем последовать их примеру.
Как прекрасно, что почти все успокоились и достигли взаимопонимания. Только вот посреди этого благолепия кое-кто всё ещё держит офицера за грудки и кулак ему под нос суёт, а кулак и так уж кровью дворянской окроплён. Гёц кашлянул и сердито покосился на Штюрлиха снизу вверх.
– Ах, точно, – он поманил к себе двоих помощников, щёлкнув пальцами. – Свяжите его, заткните рот, посадите в уголке.
Делец наконец смог разогнуться и оглядеться в поисках чего-то, пригодного для вытирания руки. Никакой тряпки рядом не нашлось – в отличие от множества людей, застывших на полпути к тому, чтобы выпотрошить ящики и воспользоваться опасным грузом прямо сейчас.
– За работу! – прикрикнул Готфрид; приглушить голос он теперь не очень-то пытался.
Может ли хоть одно мало-мальски важное дело пройти как надо, без того, чтобы по дороге споткнуться пару раз и зачерпуть из лужи полный башмак?
***
Ольмер застонал. Лицо ему утёрли, но с опухшей бровью, рассечённой губой, обезоруженный, связанный верхом на табурете – боевой петушок со склада растерял много перьев.
– Очухался наконец! – буркнул под нос Готфрид, скидывая с плеч офицерский зелёный плащ с золотым гербом.
Пришлось нацепить его на себя, а своим скромным чёрным плащом – укрыть этого упрямца, чтобы они вместе с интендантом, его помощником и троицей гвардейцев из ольмеровой команды не выглядели совсем по-кретински, таща по улице побитого и спелёнатого офицера с тряпкой в зубах.
Гёц всё равно через каждые полсот шагов молился, чтобы на пути не возник ночной патруль. И сегодня Святой Венцель, похоже, свечу отработал сполна.
Правда, сам Ольмер вести себя смирно ни в какую не хотел, а на лестнице, почуяв вдруг второе дыхание, принялся упираться обеими ногами… и, само собой, снова приложился головой. Слегка. Его почти можно было бы пожалеть, не доставь он такой восхитительный геморрой в такую, казалось бы, простенькую операцию.
– Ублюдки, куда вы меня притащили? – выдавил он, щуря глаза и затравленно озираясь.
– Это же Ясеневый Пост, балбесина, – буркнул фон Штюрлих. – А это – лейтенант Клаус Фулькер. Признал?
Клаус встал со скамьи в углу комнатушки, заслонив плечами лампу. В павшей на него тени Ольмер смог продрать глаза и рассмотреть перед собой человека в таком же нагруднике, с шарфом на шее и утомлённым сосредоточением на лице, что сопровождали лейтенанта на улице, на торжествах, на встрече с капитаном Лодбертом в Застенье и на выходе из бани. Разве что слегка помятая рожа говорила о том, что его едва-едва подняли с постели.
– Лейтенант, – взгляд битого упёрся в вытравленный на кирасе герб. Удобное место – ты вроде бы и не пялишься в пол, как совсем виноватый, но и в глаза не смотришь.
– Ольмер… – устало проговорил Клаус, скрывая герб за сложенными на груди ручищами. – Ты знаешь, что с тобой будет за кавардак, который ты учинил перед интендантом Гвардии Кальвара?
– Только если он не толкает оружие из Арсенала этим крысам из Грушевого Са…
– Так вот я тебе говорю, что не толкает, – сердито прервал его лейтенант.
Ольмер склонил голову на грудь, медленно облизал разбитые губы, тяжело вздохнул.
– Значит, я был не прав. Но это… это просто бдительность, разве нет?
– Это не бдительность, это хулиганство. Разве такое пристало человеку твоего положения и происхождения? – Лейтенант поднял табурет, громко поставил его рядом и присел. – Почему я должен лично посреди ночи бегать и мирить моих офицеров? Вроде бы один должен без разговоров другого слушать? Или я неверно помню наши порядки?
– Этого больше не повторится, – сумрачно произнёс Ольмер.
– Уж я надеюсь. Во что превратится Гвардия, если каждый начнёт тянуть одеяло на себя, вместо того чтобы слушать приказы, как полагается?
– В шайку.
«Скорее, в войско герцога, – подумал Гёц, глядя на понурую физиономию офицера и его отменную кирасу, – Любая шайка о таком железе только мечтает».
– Вот именно. В шайку. А когда вспыхнет новая война, будем друг друга в спины бить?
Нарушитель порядка дёрнул головой из стороны в сторону. Лейтенант вздохнул.
– Сейчас тебя развяжут. Ты извинишься перед герром Георгом. После мы забудем об этом недоразумении, которое нас всех равно позорит. А ты поедешь к себе на недельку, отдохнёшь и поразмыслишь о том, что я сейчас сказал. Это ясно?
Ольмер отозвался не сразу.
– Прошу прощения, герр Георг, – нехотя выдавил он наконец, повернув голову к интенданту. – Я определённо был не в себе, когда огульно Вас обвинил.
Штюрлих и Клаус – оба удовлетворённо покивали. Покончив с наведением порядка, последний повернулся спиной к бузотёру и внимательно уставился на Шульца. Если он и злился оттого, что его подняли с постели и вынудили костерить подчинённого при посторонних, недовольство он скрывал отлично.
– Вы уже вывезли оружие?
Гёц молча наклонил голову.
– Хорошо – я передам Его милости. А теперь, если вы не возыа…
Клаус прикрыл зевок широкой ладонью.
– Пойду-ка я попробую снова заснуть. Пока в городе ещё кто-нибудь не подрался.
Он забрал плащ с лавки и направился к выходу. Интендант со значением глянул на молодого стражника и кивнул на офицера.