Властитель груш

– Так Вы младшая дочь герра Хайнца?

– О, да. Шестая из семи. Мой отец истинно благословлён Единым. И я вдова к тому же. Я, видимо, не благословлена. Мой покойный супруг предпочёл скончаться, но не увидеть, с чем обвенчал его дядюшка.

– Ох, нет, я уверен, что Вы совсем не так дурны…

Как ему казалось, он вполне умело обратил в слова угасающую надежду. Какое-то время.

– Вы так любезны! – вот теперь она точно над ним смеялась, хотя самого смеха Карл и не слышал. – Как мне и говорили, Вы большой мастер обхождения с девицами!

– Простите, фройляйн. Я, гм, довольно… невежествен в общении с людьми… Вашего круга.

– Вот как! А как же мужчины вроде Вас общаются с девицами внутри своего круга?

Карл застыл на месте. Быстро же его загнали в угол! Такие вопросы он мог ждать, пожалуй, в разговоре за чаркой со Стефаном, Эрной, Лелоем или даже проклятым Королём Треф – но уж точно не в домашнем садике «наедине» с девицей, которую он вроде как должен очаровать.

На миг ему показалось, что матушка костерит отца за следующей колонной. Отвратительно невовремя.

– Это какая-то проверка, я полагаю?

– О, какая прелесть! – воскликнула девушка вместо ответа, подобрала юбку и порхнула к огромному алому цветку.

Длинные лепестки в мелких пятнышках свисали с высокого и тонкого, как пика, стебля – просто удивительно, как ни один не обломился.

– Фройляйн фон Терлинген любит цветы, – хмуро заметил герр Виллиберт, подойдя ближе.

«Прямо как маменька», – не к месту припомнил Карл, тряхнул головой и поспешил за патрицианкой.

– Может быть, кавалер подарит мне его?

– Охотно, – быстро проговорил мужчина. На всякий случай он оглянулся на рыцаря и лишь затем осторожно вынул из-за пояса кинжал.

– Благодарю, – кокетливо произнесла Верена, поднося цветок к вуали.

Ненадолго завеса прогнулась внутрь и очертила тонкие губы и кончик носа.

– Да, разумеется, это проверка, – продолжила она, опуская цветок; казалось, теперь она следит за отблеском солнца на клинке. Интересно, как долго позволено ухажёру стоять с ножом в руках перед дамой?

Карл поспешил спрятать оружие сейчас же.

– Весь этот день – одна большая проверка. Может быть, у моего отца и есть сложности с тем, чтобы пристроить всех дочерей… Но если он надумал выдать одну из них за будущего барона Грушевого Сада, он рассчитывает на его лояльность.

Одна нога Карла наконец коснулась дна.

– Что ж, – заметил он чуть увереннее, – могу Вам поклясться, что друзьям я верен до последней капли крови. И в особенности тем из них, кто может поддержать меня так, как Ваша семья.

– Неужели у Вас есть враги? Соперники в споре за наследство?

– У всех они есть, – мужчина пожал плечами. – У Вас наверняка тоже. Разве что у моих… зубы поострее.

Он усмехнулся: шутка того стоила, даже если её никто не понял. Девушка вежливо хмыкнула и обратилась лицом вглубь сада, перебирая стебель пальцами.

– Мой отец говорит, – раздался задумчивый голос из-под вуали, – часто дешевле купить самих врагов, чем войско, которое их разобьёт.

– Ваш отец – очень мудрый человек.

Ему показалось, что под завесой сверкнула улыбка.

– Какой тактичный ответ! А Вы по натуре завоеватель, а не дипломат, да?

Карл ненадолго взял паузу, потирая подбородок. Размышлять о том, каким вождём он хочет быть, сегодня тоже в планы не входило.

– Мне приятно так о себе думать, по крайней мере.

– О, думать так бывает приятно, даже не будучи Вами. – Он не успел рассудить, очередная ли это насмешка, когда Верена произнесла: – Позволите мне небольшую историю?

– Конечно же, рассказывайте!

– Когда мне было девять, я оказалась в страшной вражде с двумя моими сёстрами – они тоже не успели выйти из вздорного возраста, – неторопливо начала она, охотно ступив на дорожку, которую Даголо предложил ей жестом. Пусть в цветах он ничего не смыслил, зато хорошо знал, в каких местах сада они были самыми большими, пахучими и яркими.

– Видите ли, всех благородных девочек учат музицировать. А когда в одном доме сразу три девочки получают в руки флейты и лиры, каждая хочет, чтобы её музыка была самой громкой и чарующей, чтобы отец похвалил её больше других.

Она взяла паузу, переводя дух, и мужчина нашёл возможным ввернуть:

– И как же Вы одержали верх?

– Я? – девушка фыркнула. – Я бы никогда не смогла. У меня короткие пальцы и меньше всего терпения. Если бы вражда продолжалась до последнего, я бы, несомненно, оказалась посрамлена, и большее, что мне бы удалось – это перерезать все струны Зельде. Моя матушка остановила войну прежде, чем всё зашло слишком далеко. Она предложила разложить на троих пьесу Штайнфеля и впечатлить отца совместными усилиями трёх инструментов. Так, чтобы результат звучал гармонично, и каждая получила равную долю внимания.

– Прекрасная история. И Ваша матушка, похоже, так же мудра, как герр Хайнц.

– Прекрасный способ разрешить ссору трёх девчонок, Вы хотите сказать? – теперь смешок звучал вполне отчётливо.

– И это тоже, – Карл усмехнулся.

– А велика ли разница? Три девчонки, двое мужчин, город и герцог – каждый хочет чего-то и тянет одеяло к себе, пока оно не порвётся на части. И остаёшься ты с драным одеялом, и думаешь, что лучше прикрыть – ноги или плечи.

– Значит, по-Вашему, надо просто предложить выход, который и врага насытит, и меня не ущемит?

– Когда Вы сами это сказали, оно стало звучать ещё разумнее, не правда ли?

– Вот бы насытить кого нужно было так же просто, как сказать, – хмыкнул Карл. Любопытно, что такого он может предложить Шульцу, не слагая при этом с себя корону и не объявляя завоевательный поход на другую часть города?

Однако чем дольше он думал об этом, тем чётче становилось в голове не слишком мудрёное обстоятельство: говоря откровенно, он не очень-то хорошо понимает, чего Гёц вообще хочет. Этот проклятый коротышка никогда ни на что не жаловался, разве что пару раз мягко намекал отцу, что вот это уж точно чересчур – вполне справедливо. Чего он добивается своими шашнями сейчас?

Вывод, конечно, напрашивался простой: он просто жадный хафеленский ублюдок, которому до смерти надоело шестерить на валонских господ, так что он и задумал тихо и без жалоб подмять всё под себя. В сущности, упрекнуть тут можно только за то, что он, быть может, ради своей цели задницу кайзеру продал.

С другой стороны, до сих пор Король Треф возвышался надо всем Грушевым Садом как памятник терпению и миролюбию: в случае чего, предлагал всего лишь один на один порешить вопрос на кулаках, а не созывал всех ребят с палками и ножами. Настолько ли он не любит войну, чтобы согласиться на уступки меньшие, но зато без кровопролития?

– Герр Даголо, я почти слышу скрежет Ваших мыслей, – заметила девица и коснулась пальцами его локтя.