Властитель груш

– К Сольцу?

– Нет, мать моя, к епископу! – неназванный издал смешок – хотя, может, и ветры пустил. – Кто ж ещё у нас это говно возьмёт? А?

– Да не…

– Значит, к Сольцу.

Новый звук. Скрежет хлама, туго набитого в нищенский мешок.

– Давай, пшли. Таз не забудь! Можа, туда ешшо чё по дороге шлёпнется.

Готфрид выждал, прислушиваясь к неровным шагам, и быстро прокрался вдоль стены. Из-за следующего угла он проводил взглядом оборванцев с мешком, тазом и чудесно обретённой парой грошиков. Теперь уж никто не мешал прильнуть к заднему окошку, благо ставни и там отсутствовали.

За таким же грязным стеклом комнатку – нет, кухоньку – освещал огонь в очаге. Лицом к огню склонился над чем-то худой мужчина в белой рубахе. Больше никого не видно… Правда, и всю кухню отсюда не разглядеть. И потом, будь там прямо сейчас какой-нибудь крысиный совет, разве не хватило бы им ума загородить или завесить окно чем-нибудь?

Помедлив немного, Гёц направился обратно к двери. Оба оконных проёма слишком малы, чтобы легко и быстро через них проскользнуть – а стройный Альфи превышает его ростом и порядком уступает в ловкости, так что улизнуть этим путём не сумеет. Выжидать же связного на улице, чтобы сцапать обоих…

Пожалуй, лучше устроить засаду внутри, откуда гостю от Карла сложнее уносить ноги.

Глубокий вздох. Два быстрых удара костяшками пальцев по двери.

Внутри громко упала железяка.

«Один, два, три…» – при всей неожиданности Валету хватит счёта до десяти, чтобы взять себя в руки и отпереть. И не хватит, чтобы тихо протиснуться в окно, пока пришелец, стучащий не условным стуком, свернёт дверь плечом.

«…девять…» – медленно, с жалобным скрипом дверь отворилась. В тёмной щели возникло бледное вытянутое лицо Ренера, каждый глаз – размером с золотую имперскую марку.

– Гёц? – ошарашенно спросил он, осматривая пришельца с ног до головы. – Ты чего тут?

– Я войду?

– А-а-э-э-э…

Шулер рассеянно вытирал пальцы о большую грязную тряпку, повязанную навроде фартука.

Гёц ждал. Терпеливо. Молча. С плотно стиснутыми зубами и острым немигающим взглядом. Альфи опустил плечи, прекращая мяться.

– Н-да… Да. Да, входи.

Готфрид плотно закрыл дверь и последовал за помощником, уже скрывшимся на кухоньке. Пришлось поспешить, чтобы не дать высыпать в огонь краденые бумаги или что-то в таком духе; тем не менее, в каждой ноге дельца словно взвелась пружина, а рука легла на пояс, поближе к кинжалу номер один. Едва ли Альфи решится в него пальнуть – но с такого расстояния даже Альфи не промажет.

Валет не метался, ничего не прятал и не жёг, а просто стоял на полпути между табуреткой и очагом да рассеянно крутил в руках небольшой ножик. На грубой деревянной треноге свисала с крюка выпотрошенная и почти ошкуренная тушка животного – небольшого, размером с кошку.

Собственно говоря, это и была кошка.

Когда Гёц снова осознал себя стоящим в дверях маленькой пыльной кухни в лабиринте срединного Грушевого Сада, вокруг не изменилось решительно ничего, вплоть до позы нервно теребящего фартук Альфи, но времени точно прошло немало. Неловко кашлянув, он заставил себя раскрыть рот; оттуда вывалилось только:

– Это что ещё за хрень?

– Это… кошка, – медленно ответил Валет, обводя взглядом тушку на крюке, потроха, шкурку, башку и хвост в тазу рядом, лужицу крови на полу.

– Я вижу, что кошка. Хрен ли она тут делает? Хрен ли ты тут делаешь?

– Я-а… ну-у-у… – Он вздохнул. – Ну, в конечном счёте… Я обед готовлю.

– Из кошки?

– Да. Из кошки.

Носком башмака Готфрид подтянул табурет, чтобы не запачкаться в крови, и тяжело опустился на него. В сущности, пятнадцать лет назад, до их знакомства, босой оборванец Альфи почитал за большую удачу схарчить бродячую кошку с пригоршней картофельных очистков и тем, что удалось отсечь от полусгнившей луковицы. В сущности, это не зазорно и для здорового мужика, которым он стал теперь, живи он под крылом у Тиллеров в Ржавом Углу или каком-нибудь Сральнике.

Но на Альфи ладно сидели портки за талер, обувь за два и целая белёная рубаха из тонкого хлопка – за три. На мясной шкале положения и достатка второй человек в команде Треф находился очень сильно выше кошатины.

– Мать твою!

Делец тщетно пытался восстановить в голове всю вереницу тяжких подозрений, вдоль которой он прошёл от дома Дворбака до переулка в полусотне шагов от Серебряного Пути, повернул раз пять или пятьдесят и оказался в этом месте.

– Ты-то чего здесь забыл? – хмуро спросил Валет.

Голос его немного окреп; он бросил ножик на стол и уже достал откуда-то большую разделочную доску.

– Увидел, как ты топаешь к Палаццо с мешком на плече и дёргаешься, как будто спёр чего, – проворчал Гёц, поднимая глаза от таза. – А что ещё прикажешь мне решить? «Вот мой кореш Альфи, знатный котолюб, пошёл прогуляться перед работой?»

– Вот так номер! Так я что же, тоже теперь… э-э, под пристальным вниманием?

– Не начинай, – он отмахнулся, наклонил голову и устало провёл ладонью по лицу, с небольшим усилием надавив на прикрытые глаза. – Как по-твоему, есть у меня причины замечать всякую странную хрень?

– Да уж, пожалуй, – понемногу на лицо Альфи возвращалось обыкновенное его выражение – уверенно хитрое и слегка нахальное. – Тебе бы накатить чуток. У меня с собой полбутылки с винокурни Лелоя, из новой партии. Глотнёшь?

– Давай сюда.

– Может, немного жаркого с лучком?

– Проклятье, нет!

Дельца передёрнуло так, что он едва не выронил протянутую бутылку.

– Я тебя не осуждаю, но…

– Вот уж спасибо, – хмыкнул Валет.

– Тебя в Вихре хреново кормят?

– Да нет…

Он привычными и уверенными движениями принялся разделывать тушку на части, управляясь с ней не хуже, чем перекошенный Вилли Мясник с поросёнком.

– Просто хочется иногда откушать… Эдакого. Вкус детства, ха! – хохотнув, он утёр нос запястьем. Нож слегка дрожал в его пальцах. – Но ты сам говорил: странная хрень для дел вредна. Так что я решил не светиться.