Золоту – жизнь, человеку – смерть

– А для кого, сотник, вы меня спасаете, у вас есть прекрасная жена и чудесные дети.

– Для трона! – ответил он. – Кто-то из вас должен оставить потомство для России – русская империя возродится!

А сегодня майор еще раз через сотника предупреждает об опасности, он может потерять голову, это промедление будет стоить жизни его и его семьи.

Он молча ходил. Четыре шага в одну сторону, четыре в другую. Никто не нарушал тишину во время его обдумывания. Он уже свыкся с тем, что он уже не император, что он не повелевает, а иногда выполняет то, что ему говорят. Он привык за эти долгие месяцы часами молча сидеть у окна и ждать, когда позовут на обед, на ужин. Привык, что жена сама стирает ему, себе и детям. Император удивлялся, когда его жена ночью гладила его волосы и говорила: «А наш сынок спит спокойно, не вскрикивает и не разговаривает. Посмотри, как Мария сладко улыбается во сне!!! И с нами стали красноармейцы вежливо обращаться, может, и правда, мы скоро выйдем на свободу».

Тогда он не поверил майору, заела императорская гордость, что какой-то нищий майор, которому императрица подарила на его родине маленький хуторок, может спасти жизнь ему и его семье.

Уже больше года, как он в тюрьме, многие отказались и предали его, а этот идет за ним по пятам спасать жизнь. Кто он, преданный слуга или сумашедший? И откуда у этого слуги огромное количество денег, где черпает энергию и веру в свою победу? На чем держится его вера, на зле или справедливости?

Сотник каждое утро подметал комнаты, мыл полы. Закончив влажную уборку в комнатах, начинал уборку коридора. Он делал свою работу не спеша, но с большой любовью. Часто делая работу, пел и тогда царевич Алексей и царевна Мария открывали двери и слушали его песни.

Иногда пел казацкие песни о несчастливой доле (судьбе) девушки, попавшей в плен к татарам. Царевна Мария обнимала мать и начинала тихо сотнику подпевать. Царевна знала все украинские песни, которые пел сотник, и иногда просила спеть нравившуюся ей снова.

Иногда он шутил: «Скоро вам, моя царевна, все мои казаки будут петь ваши любимые песни. Вот закройте глаза и слушайте, как они поют».

Сначала он пел в полголоса, потом громче и казалось, что он не один поет, а множество казаков. Оканчивалась песня, царевна открывала глаза, и волшебный мир исчезал. Царевна вздыхала и тайком от царицы вытирала слезу, а мать делала вид, что не видит слез своего дитя.

Солдаты ушли на ужин, остался только один сотник, он переодевался и собирался идти ужинать, когда его позвал Николай II.

– Я вас слушаю, ваше величество.

– Ты разговаривал с майором о нашем освобождении, и это действительно возможно, не повторится ли второй Тобольск?

– Я ваше величество всего-навсего связной, к ходу подготовки вашего спасения никакого отношения не имею, и разговора со мною об этом не было. Майор сказал, если вы не дадите согласия в ближайшие дни, то и этот план провалится. К городу идут восставшие Чехословаки.

Наверх поднимались солдаты, император пошел в комнату, а сотник, повесив свою рабочую одежду, вышел за Ковалевским ужинать.

Повариха их весело встретила, поставила ужин, налила по рюмке.

– Ты, Вася, так хорошо поешь с молодой царицей, хоть бы раз нам в столовой спел.

– Хорошо! Слушайте! – начинает петь.

Она ему подпевает, подходят солдаты к двери, чуть приоткрыв, слушают, как они поют.

Царевна Марья во время разговора отца с сотником стояла около двери и слушала, о чем они говорят. По окончании разговора отошла от двери и стала смотреть в окно. Из окна был виден только высокий забор, а чтобы посмотреть вниз, нужно было встать на широкий подоконник. Она иногда это делала, но это ее не утешало, внизу виднелся кусочек земли и тот же высокий длинный забор.

Иногда перед сном заходил сотник, приносил холодной воды и желал спокойной ночи. Но это бывало редко. Двери, ведущие на второй этаж, закрывались, за дверью стоял солдат, охраняя их.

Высокий забор, усиленная охрана и проверка в полночь – все это нервировало заключенных. Александра Федоровна просила отменить полуночные проверки, особенно, когда болел царевич.

– Дайте хоть ночью нам спокойно отдохнуть, говорила она Украинскому.

– У меня предписание и я его выполняю. Распорядок дня и ночи установлен не мною, и я не имею права его менять. При ночной проверке к вам не заходят, бывают только в коридоре.

– Попросите, чтоб не стучали каблуками, царевич вздрагивает и просыпается при ночной проверке.

– Я просидел десять лет, знаю, что такое ночной обход и ночные проверки. Привык и не просыпался, спал, как и все другие заключенные. Привыкнет!

Не дождавшись удовлетворительного ответа, она ушла.

Он просидел десять лет, как это невыносимо и долго. И за что он сидел. Почему ему, бывшему тюремщику, доверили их охранять.

Александра Федоровна начала считать, сколько они просидели в Тобольске, сколько времени их везли и сколько сидят здесь.

Царица тихо заплакала. К плачущей императрице подошла царевна Ольга, она обняла мать, закинув голову назад, положила на плечо. Глаза их встретились. У императрицы они были усталыми, потемневшими и глубоко ввалившимися от бессонных ночей и плача. У царевны глаза были веселыми, оживленными, но напоминали глаза затравленного волчонка.

– Ты всегда была такая крепкая, мы все черпали силу и мужество у тебя, чтоб перенести сегодняшние невзгоды. Возьми себя в руки и не показывай отцу и Алексею, что тебе плохо.

– Мои силы на исходе, чувствую, что покидают они меня изо дня в день, скоро они сломают и меня.

Царица идет к корыту и начинает стирать. Оля с Машей помогают полоскать и вешать белье. Постирав, они вешают в соседней комнате белье на веревку, а воду Маша выносит в коридор. Подходит сотник, забирает ведра и уносит на улицу.. Дверь остается полуоткрытой можно посмотреть, что делается за дверью, отделяющей второй этаж от первого.

Царевна идет следом за сотником, спускается вниз по лестнице, там за второй дверью коридора двор и чистый воздух. Туда запретили ходить уже несколько дней.

Дрожащими руками открывает двери и видит возвращающего сотника с ведрами, а во дворе полно солдат ходит. Она хочет убежать, но почему-то в глазах становится темно, она нащупывает стенку. Лицо ее побледнело, а в глазах застыл испуг.

Василий, увидев царевну, подбежал к ней, взял за руку и осторожно стал подниматься вверх. Закрыв за собой спасительную дверь, отделяющую первый этаж от второго, он ее нежно погладил, потом поцеловал.

– Не делай так больше, моя царевна, запретят тебе и в коридор выходить. Терпи, моя любимая, скоро час свободы придет.

Он вынимает письмо и передает царевне.

– Отдай отцу и скажи, что я говорил с майором о вас. Мы любим вас, мы ваши друзья в горе и радости.

Царевна взяла письмо, прислонилась к Василию и заплакала. Приоткрыв дверь, он посмотрел, нет никого. «Пусть поплачет, легче будет», – подумал он.

Майор извещал, что все готово к его побегу. Осталось его величеству дать на то согласие.

Императрица Мария Федоровна за день до этого известила, что господин Ульянов (Ленин) принял ее и обещал решить вопрос о семье царя Николая II на ближайшем заседании в Смольном.

В обед в комнату царя вошли Ковалевский, Украинский с начальником охраны.

Начальник охраны Четверга Никанор Никанорович низко поклонился всем по очереди, – сначала Николаю II, потом Александре Федоровне, и их детям, царевнам Ольге, Татьяне, Марии и царевичу Алексею.

– По постановлению страны Советов с сегодняшнего дня отменяется титулование «их императорских величеств», то есть вы становитесь гражданами нового государства. С этого дня вас не будут величать «ваше императорское величество, ваше величество Николай II или ваше величество царица всей России Александра Федоровна.

Мы все, я, вы, они стали гражданами новой страны, отныне вы – гражданин Романов Николай, а вы – Романова Александра Федоровна, не царица, а гражданка. Это и к вам относится, царевна и царевич. Вы гражданка Романова Мария – дочь Романова Николая и Александры Федоровны.

Начальник вышел, а вслед за ним пошли Украинский и Ковалевский.

Царевич застонал, к нему подошли царь с царицей и Марья царевна.

– Тебе плохо, царевич?

– Сейчас лучше. Я все слышал, папа. Зря ты надеешься на возвращение на престол и не даешь согласие бежать отсюда. Отбрось свою гордыню, если я вам в тягость, уходите без меня. Мои дни сочтены, вчера врач сказал Украинскому, хоть я и выздоровею, то все равно умру. У меня особая болезнь. Пожалей, папа, маму и сестру, они превратились здесь в прачек, скоро настанет день – станут кухарками. Пока есть надежда на побег, готовьтесь к нему и убегайте.