– И как тебе до сих пор не опротивело то, что ты делаешь? – он подходит ближе, разглядывая новое творение.
Тот только хмыкает в ответ, не прерываясь.
– Это не ответ. – Назарий решает на этот раз серьезно с ним поговорить. Ведь если Фролыча все устраивает, нужно ли что-то менять? Пусть и дальше работает на скрягу-папашу, если это можно назвать работой, а не словом похуже. Только вот незадача: его положение слишком шаткое. Отец в любую минуту может сделать с ним, что пожелает, например… убить.
С него станется.
Кто знает, прибегал ли он к услугам киллеров и сколько раз. Назарий не в курсе, но отец с его деньгами, властью и ненавистью к людям способен на многое.
Так что его угрозы касательно Фролыча нельзя игнорировать.
Ведь если он даже просто выгонит его, то добьется, чтобы его засадили в психушку или какой-то интернат для бомжей, если такой вообще существует. Он не даст ему расхаживать по белу свету и рассказывать всем, что Валерий Романович Мельников – большой аферист и лжец.
Но есть и другой путь, и выход. Назарий уверен. Главное, чтобы Фролыч перестал довольствоваться малым и понял, что он в опасности.
– Прекрати! Остановись и послушай. – Назарий придерживает его за руку, чтобы тот обратил на него внимание. – Эта… твоя… работа…
– В этом вся моя жизнь, – цедит тот с явной неохотой вообще с кем-либо говорить. – Кому как тебе не знать.
Назарий с трудом давит возмущение, чтобы оно не выплеснулось жгучей волной на человека, который ни в чем не виноват.
– Ты бы мог получать намного больше, чем те копейки, которые тебе отслюнивает мой отец.
– Не думал об этом, – отмахивается тот.
– Да ты просто раб! – кричит Назарий и сам же пугается этих слов. Внутри что-то больно сжимается от осознания, что это правда, и от того, что он совсем не хотел на нем срываться. Ну почему Фролыч даже не пытается бороться? Это бы облегчило задачу. Но он ничего, совсем ничего не делает, чтобы перестать зависеть от своего «босса».
– Меня все устраивает, – тот подтверждает его опасения.
Назарий, берет стул и садится напротив.
– Папаша вообще собрался тебя выгнать из квартиры и ничего не оставить даже из того, что твое по праву. Я не хотел тебе говорить, но… Лучше знать правду, чем жить в иллюзиях.
Фролыч поднимает темно-синие глаза с тяжелыми воспаленными веками. Наконец, он его услышал.
– Я сделал что-нибудь не так? – в усталом голосе звучит сарказм.
– Все не так! Хотя бы то, что отец даже за человека тебя не считает.
– Вот как, – философски замечает Фролыч, продолжая работать. – А я уж было подумал, что он решил меня оживить.
– Не смешно. – Назарий встает, прохаживается, заложив руки в карманы. – Ты прекрасно знаешь, он никогда этого не сделает,.
– Тогда к чему весь этот цирк? – Фролыч хмурит густые кустистые брови. – И вот что, иди отсюда, ты мне уже надоел.
– Я просто хочу тебе помочь. – У Назария снова появляется что-то щемящее в душе, но он отгоняет это прочь. Он бы рад поговорить с Фролычем о чем-то хорошем, незначительном, отвлеченном… но не может. Во всяком случае – сейчас.
Ведь, кажется, в его жизни все хорошее закончилось. Он обязан жениться на Алене, а взамен отец потерпит Фролыча еще какое-то время. Но как долго? Никто не знает. А Назарий к тому времени будет связан узами, расторгнуть которые – себе дороже.
Он ни за что об этом не скажет Фролычу. Он должен сам разруливать свои проблемы, как обычно. Даже если Назарий и мечтал когда-то, что тот станет его отцом, на деле это оказалось бы бесполезно: Фролыч не мог его защитить. Он и себя защитить не в силах.
– Ты мне очень поможешь, если не будешь мешать, – ворчливо отзывается тот, снова с головой окунаясь в работу. – Я должен успеть сделать заказ вовремя.
Назарий грустно отходит от него. А ведь он прав. Прав во всем. Он делает все, что может, чтобы выжить, глушит себя работой, не обращая внимания на то, кому достаются ее результаты, и просто живет одним днем.
Это то, что он может.
Назарий знает: Фролыч слишком беспокоится из-за своей внешности. И впрямь, его лицо может напугать слабонервных, но только потому, что его выражение слишком уж угрюмое, а иногда – отчаянное. Не самые привлекательные эмоции, и шрамы тут не при чем. Но проблема еще в том, что Фролыч сам не чувствует себя уверенно, сам обходит людей стороной, сам редко выходит – сам выбрал такую жизнь.
Ведь никто не запрещает ему пойти и, к примеру, сделать паспорт. Первый шаг к свободной независимой жизни.
Но он не пойдет. Он как будто не верит, что у него есть будущее. Оттого и держится за то, что имеет.
Назарий с удовольствием бы остался, несмотря на нелюдимый характер временного хозяина маленькой квартирки. Все же, он намного роднее и ближе отца. Но надо идти, пока папаша его не хватился. Все же ему не следует знать, где его сын пропадает часами – врать про библиотеку, как раньше, теперь уже глупо.
Уходя, Назарий внутри себя искренне и безотчетно завидует детям, которые живут в детском доме. У них, по крайне мере, есть выбор.
Слишком дорого
7. Слишком дорого
Вернувшись домой, Назарий застает отца в холле. Ну почему тот как всегда не вовремя появляется! Будто нарочно подкарауливает момент. Отец может по глазам распознать, где он только что был. В лучшем случае начнет говорить какие-то гадости, а в худшем – снова грозиться выгнать Фролыча и оставить его без гроша за душой.
В руке у отца рамка с фотографией. Он смотрит на нее и как будто ничего не замечает. Даже когда Назарий случайно задевает ногой полку для обуви, и та неприятно дребезжит, тот не поворачивает головы.
Не нужно быть слишком проницательным, чтобы догадаться, что это за рамка. Вряд ли там фотография матери Назария, которая лет десять назад уехала в Германию, попала в автокатастрофу и умерла на месте. Почему она туда поехала – отдельная история. Просто отец выгнал ее за какую-то ерунду – она недостаточно хорошо похвалила его картину. Он тогда еще рисовал и пытался как-то раскрутить свое творчество, но ничего не вышло. Видимо, таланта оказалось мало.
Когда отец устроил жуткий скандал, начал всерьез угрожать, жутко кричал и ломал мебель, мама схватила Сару и убежала, даже не попрощавшись с Назарием. Видимо, взяла то, что успела: Назарий пытался на нее не обижаться, хотя он по сей день не понимал, почему она взяла только его сестру и совсем не подумала о нем. Но да ладно, о мертвых плохо не говорят. Так вот она как-то добралась до соседнего города, где жили дальние родственники, взяла денег взаймы и полетела в Германию к родителям. Как ее пропустили с ребенком в аэропорт без письменного разрешения от отца – загадка. Наверное, поэтому отец и не верит, что его дочь погибла вместе с женой, когда в автобус врезалась фура. Он упорно считает, что ребенка она оставила тем самым дальним родственникам, чтобы ему насолить, а в Германию уехала одна.
Отец внимательно разглядывает то самое фото – как обычно, – на котором изображена Сара. Ей там три года – фотография сделана как раз накануне семейного скандала.
– Снова звонил, снова пытался пробить линию, – бормочет он, не глядя на Назария. – Эти немецкие родственнички сведут меня с ума. Они явно что-то скрывают, иначе чего бы им уходить от разговора?
– Вряд ли они скажут тебе правду, – вежливо поддерживает разговор Назарий, только чтобы тот не устроил допрос, куда он ходил.
– Я уверен, что моя дочь жива, а эти негодяи нарочно путают следы, – продолжает отец, взмахивая рамкой. – Вот я доберусь до них, и тогда меня ничто не остановит.
– Теперь ты думаешь, что она живет с ними в Германии? – Назарий давит подступивший зевок. Эта тема тянется из года в год, но никогда не надоедает отцу. Тот даже пытался поехать в Германию, но его не пропустили, и спрашивается, из-за чего? Из-за скандального характера! Умудрился поругаться с контролерами и еще какими-то высокопоставленными лицами – и все, прощай поездка. А потом его с головой захватил бизнес… Но тема о Саре всплывала неоднократно, причем отец умудрялся говорить одни и те же слова с завидным постоянством.
– Откуда мне знать? – раздраженно отвечает тот. – Может быть, и там. Но, возможно, она застряла где-то у нас, и ее сдали в какой-то детдом. В детдом – при живом отце! У меня бы она ни в чем не нуждалась, я ее всегда любил, несмотря на то, что ее мать так со мной поступила. – Он понижает голос и становится сентиментальным, чем вызывает у Назария приступ тошноты. – Моя Сара не могла меня забыть. Я уверен, она помнит, как я читал ей книжку, как мы вместе рисовали, и как я водил ее в парк и покупал мороженое… Я бы все отдал, чтобы ее вернуть и позаботиться о ней, как должно. Да, она уже выросла, но это неважно – ведь даже взрослым детям нужен папа.
– Да, взрослым детям нужен папа, – рассеянно повторяет за ним Назарий. «Нужен папа», – продолжает вертеться у него в мозгу. Отца с каждым годом все больше и больше накрывает одиночество. Но кто в этом виноват? «Я подумала, что ты сможешь найти моего папу», – врывается другой, звучащий в голове голос, тихий и шелестящий. Это говорила та девушка на перекрестке в сумасбродно блестящей куртке, с открытым и доверчивым взглядом слишком больших, немного пугающих своей небесной чистотой голубых глаз.
«Сима, пойдем!» – Это голос Олега, который беспокойно посматривает в ее сторону и готов броситься на помощь по первому зову. Серафима. Ангельское имя. Оно, впрочем, ей идет.
«Ты ведь мне поможешь?» – снова она. Снова эти беззащитные глаза и непоколебимая вера в то, что иначе и быть не может. «Поможешь?..» – эхом отдает в душе.
Кто она такая? Если из детдома, то почему гуляет одна по улицам? Зачем нарисовала его портрет, да еще с такой точностью! Когда они виделись, когда? Загадка. Еще странно, что Олег ее давно знает – он ведь вел себя с ней, как с близкой подругой, даже очень близкой… Впрочем, у него много странных знакомых, чего только стоит та пропавшая Тамила или бомж Федот, которого Олег регулярно подкармливает в ночлежке. Ладно, это сейчас не важно. Сима. Вот почему-то она не выходит из головы, а ее взгляд будто преследует. Да что это с ним такое, в самом деле!