Всё могут короли. Одним росчерком пера. Пять слов на букву "л"

Ингварр и Лара освободили Верманда из-под камней, и обнаружилась новая проблема – даже если им удастся привести его в сознание, идти он не сможет, левая нога была вся в крови и, похоже, раздроблена в нескольких местах. Необходимо было зафиксировать переломы и как-то дотащить парня до его машины (Эспен сообщил её координаты Ингварру, попутно доложив, что джип самого герцога свалился в пропасть).

Ингварр нашёл в кармане Верманда ключи от машины, и отправился туда за аптечкой, надеясь найти в багажнике что-нибудь длинное, плоское и твёрдое, чтобы зафиксировать ногу раненого. Ничего не нашлось, кроме резиновых ковриков. Что ж, придётся соображать шину из подручного материала.

Благодаря нашатырному спирту из дорожной аптечки, Верманд на несколько мгновений пришёл в себя. Успел сказать: «Ваше сиятельство! Вы живы!» и снова вырубился.

Шину Ингварр соорудил из двух слоёв – обернул ногу резиновыми ковриками и зафиксировал, обложив со всех сторон толстыми ветками деревьев. Туго стянул всю конструкцию верёвкой.

Нести раненого на пледе не получилось. Лара даже рассердилась на себя – у неё не хватало сил оторвать тело парня от земли со своего конца. Как же наши девочки-санитарки вытаскивали на себе раненых с поля боя??? Пришлось Ингварру и Ларе тащить Верманда по земле на пледе, запрягшись как двум лошадям. Какие-то несчастные десять метров до машины растянулись на полчаса – дорогу впереди надо было расчищать от мелких камешков, а большие камни обходить по дуге, страхуя перебитую ногу от ударов.

Они с трудом затащили бесчувственное тело на заднее сиденье джипа и стали спускаться по горной дороге вниз. Туда, где как доложил Эспен, только что приземлился спасательный вертолёт.

В вертолёте Лару стали душить слёзы. Чтобы этого никто не видел, она прилегла к Ингварру на колени, накрылась пледом с головой и попыталась сделать вид, что заснула. Но его было не обмануть. Он чувствовал, как вздрагивает её тело, а по брюкам растекается горячее мокрое пятно от слёз. Отходняк, – решил Ингварр и начал успокаивать любимую, говоря какая она смелая, сильная, как он ею гордится, как он счастлив, что они встретились.

Он действительно так думал. Она не канючила, не ныла, даже ни разу не ойкнула. Не висла у него на шее, изображая беспомощность, наоборот, старалась делать всё сама, пытаясь облегчить его участь. Не упрямилась, выполняя чётко, как солдат, все его указания. Он восхищался её силой воли, её самоотверженностью. Хрупкая девушка, по виду – девочка, а держалась так, как не каждый мужчина бы смог в подобных обстоятельствах. Он, наконец, вслух произнёс, что любит её и всё сделает для того, чтобы она его полюбила тоже, согласилась выйти замуж и никогда об этом не пожалела…

Лара ничего не поняла из того, что шептал ей Ингварр, ведь он говорил на своём родном языке (хёртагенском, не путать с норвежским!), который она не знала. И плакала она, не испугавшись того, что могло бы с ними произойти, а от злости на саму себя. Вот так живёшь и думаешь, какой ты смелый, бескомпромиссный, сильный и умный человек. А приходит время испытаний, и ты понимаешь, какой ты беспомощный, и твоя главная задача сводится к тому, чтобы не путаться под ногами и не виснуть камнем на шее у действительно смелого, сильного и умного человека.

Неожиданно Лара вспомнила о Фрее и подумала, как той не повезло, что они с Ингварром расстались. И как повезёт той, которую он полюбит… И уж совсем последней её мыслью перед тем, как провалиться в сон, было: «Всё-таки, возвращаться – плохая примета! Работает…»

Кто их только воспринимает всерьёз, эти приметы, а, главное, прислушивается?

– в переводе «помощник человека»

16

Вот и закончились такие чудесные, нежданно-негаданно возникшие, каникулы Лары в Хёргатене. Три недели пролетели, как один день…

Ингварр оказался гостеприимным и очень внимательным хозяином. Пусть Лара и не всегда его понимала, не в смысле того, что он говорил, а в смысле его настроения, состояния – то он буквально обволакивал её своим обаянием, то был отстранённо-холоден. Иногда ей казалось, что он чуть ли не влюблён в неё, а потом что, всё-таки, показалось.

В Сер-Ян они, в итоге, съездили. Только уже не сами, а с сопровождением, что сильно взбудоражило городок, в котором представители правящей династии не бывали с незапамятных времён, и резко подняло статус Ойстеина Градерсена как горожанина, не говоря уже о популярности его кабачка, в котором изволил откушать Его светлость герцог Ингварр Ольденбургский с гостями и свитой.

Озеро было, действительно, чудесным местом. Оно располагалось в кратере потухшего вулкана и встретило путешественников в хорошем настроении. Вода была голубая-голубая (как глаза Лары, – отметил про себя Ингварр), и по ней прыгали весёлые солнечные зайчики. С озером и придумывать ничего не надо было, чтобы превратить его в туристический объект. Оно и само по себе было прекрасно. Разве что легенду какую-нибудь красивую сочинить о его происхождении? Например, что озеро это и есть зрачок правого глаза Одина, который он отдал грозному великану Мимиру, чтобы обрести мудрость

. При чём тут тогда будет его название Смотрящий Ян, правда, было не ясно, но если хорошенечко подумать, то можно будет их связать.

На озере Лара размечталась, что если бы над ним был мост, то можно было бы прыгать с тарзанки. Ещё и соревнования устраивать – кто сможет коснуться его поверхности ногами, тот и победил.

Ингварр, казалось, никак не отреагировал на эту её идею, но уже через два дня они вылетели на его частном самолёте в Норвегию. Конечной точкой этого мини-путешествия оказался Сторсезандетский мост, который в народе получил прозвище «пьяный» из-за своих сумасшедших изгибов. На самой высокой его точке – 23 метра над уровнем моря, была устроена небольшая площадка для любителей роупджампинга, а попросту – прыжков с тарзанки.

Лара обрадовалась, как ребёнок, впервые получивший подарок на Новый год:

– Ингварр! Ты просто волшебник! Я так давно мечтала об этом! Мои ребята всё: «Да-да, давай прыгнем», и никак не соберутся – то погода не та, то некогда. А я думаю, что по большей части боятся. Я одна тоже трушу, а с тобой вдвоём – как нечего делать!

Ингварр как-то странно посмотрел на Лару, но ничего не сказал, молча пошёл переодеваться. Ларе и в голову не могло прийти, что человек, который так мужественно вёл себя во время обвала в горах, может бояться высоты.

Им обоим поплохело, когда пришлось расписаться за то, что все риски, связанные с причинением вреда собственному здоровью, вплоть до смертельного исхода, они берут на себя, и не они сами, ни их родственники не будут иметь никаких претензий в этом случае к организаторам роупджампинга. Но каждый из них держал фасон и виду не подал. Перед прыжком они взялись за руки и закрыли глаза.

И чего боялись? Ларе, в итоге, было совершенно не страшно. На аттракционах в Сан-Мэрридже покруче было. То ли высота была небольшой, то ли объятия и поцелуй Ингварра, когда их подпрыгивания вверх-вниз закончились, и они зависли в нижней точке, перекрыли ощущение от прыжка…

Поцелуй закончился наверху, когда их подняли. Лара так до сих пор и не поняла, что он означал. А теперь вот и сами каникулы в Хёргатене закончились. Три недели пролетели, как один день…

Ингварр проводил Лару до аэропорта в Осло, откуда она улетала в Москву, поскольку прямых рейсов между Хёргатеном и Россией не было. Как и все люди во время проводов, они испытывали неловкость, не знали о чём говорить. Сказать хотелось многое, но совсем не то, что можно было сказать. «Скажи, что ты хочешь остаться! Останься со мной! На всю жизнь!», – молил Ингварр, а вслух сказал:

– Счастливого полёта!

– Спасибо тебе ещё раз за всё! Это были самые лучшие каникулы в моей жизни, – ответила Лара, а сама думала: «Ну, предложи мне остаться! Остаться хотя бы ещё на недельку! А лучше – на всю жизнь…»

– Мы с тобой договорились приехать ко мне на зимние каникулы, чтобы развестись.

– Да-да! Я помню, – ответила Лара, – по-быстренькому расписались, по-быстренькому развелись!

И Лара пошла на посадку, делая вид, что ей всё нипочём. А сама глотала слёзы: размечталась – «остаться», «на всю жизнь», а тут тебе – бац! Вторая смена! И девичья фамилия! Хотя, фамилию-то Лара и не меняла…

Ингварр был расстроен не меньше Лары. Он так и не понял, почему Лара никак не отреагировала на его признание в любви. Не расслышала в шуме винтов вертолёта? Не поняла, что он сказал? (Он и сам не помнил, на каком языке говорил.) Предпочла сделать вид, что ничего не было, чтобы не обижать его отказом?

– из старинного скандинавского мифа «Асгард и Асы»:

«…Высоко-высоко над облаками, так высоко, что ни один даже самый зоркий человек не может её увидеть, лежит прекрасная страна богов Асгард. Посреди Асгарда подымается вершина исполинского ясеня Игдразиля.  Из-под его корней бьют чудесные источники. Один из них – источник мудрости. Грозный великан Мимир, самый могучий из всех великанов, стережет его воды и никому не даёт из него напиться. Один – отец Асов и мудрейший из них. Когда-то, еще в молодости, он пришел к великану Мимиру и попросил у него разрешения напиться воды из его источника.

– Ничего не дается даром, а особенно ум, – отвечал великан. – Скажи, что я получу от тебя взамен?

– Все, что хочешь, – сказал Один. – Мне ничего не жаль, потому что мудрость дороже всего.

– Тогда отдай мне свой правый глаз, – потребовал Мимир.

Один призадумался, но потом ответил:

– Хорошо, Мимир, я согласен. Умный и одним глазом видит больше, чем глупый двумя.

С тех пор у Одина остался один левый глаз, но зато он испил воды из источника мудрости и для него нет больше тайн ни в настоящем, ни в будущем…»

– Сторсезандетский мост – реальный мост в Норвегии, один из 8 мостов Атлантической дороги и самый длинный – 269 метров из общей протяжённости дороги в 37 километров. Местные жители действительно прозвали его «пьяным», но площадки для роупджампинга на нём нет – это выдумка автора.

17

План по завоеванию Лары закончился. Закончился безрезультатно. Нового не было. Но до января ещё было далеко. «Я обязательно что-нибудь придумаю», – успокаивал себя Ингварр. И ушёл с головой в работу.

Обсуждение кабинетом министров развития туризма в Хёргатене вызвало ожесточённые споры. Будущие министры отнеслись к идее с интересом. Без пяти минут бывшие – возражали. Правда, не единым фронтом. Лидера среди них не было, а министр внутренних дел, основательно просвещённый Логмэром насчёт законов Хёртагена, предпочёл отмолчаться. Так и не убедившие герцога отказаться от туриндустрии министры отправились за поддержкой к герцогине-матери.

Рагнильда не ждала ничего хорошего от разговора с сыном. Их ежедневные встречи за завтраком прервались, когда он уехал со своей невестой по стране, и не возобновились после его возвращения. Когда герцогиня увидела, что стол в столовой накрыт на двоих, как в старые добрые времена, она сразу связала появление второго прибора с визитом министров накануне. И хотя отказалась вмешиваться в их политические дрязги, всё равно чувствовала себя в чём-то провинившейся. И когда Ингварр успел взять в руки такую власть, что даже она – его мать, робела перед ним?

Но вопросов о визите министров Ингварр не задал, спросив мать совсем о другом:

– Матушка! Вы любили своего мужа?

Рагнильда замерла – никогда с сыном они не разговаривали на подобные темы. Она постаралась ответить как можно правдивее:

– Я уважала его… И его чувства ко мне…