Летиция, или На осколках памяти

Двадцатидвухлетний Дима прыснул от смеха:

– Ну, это когда мой друг упадет раз и навсегда, или будет на «пол шестого», слышала о таком, а может и видела? Признавайся. Наверняка. Даешь ты здорово, судя по всему. —

Лидка покраснела, хорошо, что было темно, а ведь Дима недалек от истины…

Все усложнилось с приходом осени. Темных дней, конечно, стало больше, но вместе с тем пришли холода, дождь, да и кусты в парках поредели, обнажив ветки и все вокруг.

Лида в этот раз ждала Диму из командировки долго, почти месяц и все это время была верна ему. Если раньше она, как бабочка, порхала от одного к другому, особо не задумываясь, то повстречав Диму Ильина, стала неожиданно для всех, и в первую очередь для себя, однолюбкой. Он! Только он! Конечно, большую роль сыграла летная форма и его оригинальный способ познакомится с ней, а также щедрое угощение в буфете кинотеатра, потому, что нет ничего противнее жадных «ухажеров», заплатить за девушку в трамвае, для них уже проблема. Дима не был мотом и кутилой, но если приглашал куда, то это было красиво. Проходя мимо торговки с цветами, покупал для Лиды букетик флоксов или сирени и не было в тот момент девушки счастливее ее. А она одаривала его крепкими поцелуями и ласками, сводящими парня с ума, темперамента и фантазии ей было не занимать. А уж ханжой Лида не была никогда. Классической литературой, с ее постоянными примерами о том, что девушка не должна уступать, иначе жди беды, Лида заморочена не была, по причине того, что книг не читала вообще.

Дожидаясь возвращения любимого из долгой командировки с Севера, Лида пребывала в приподнятом настроении и ноябрьский хмурый, холодный дождь ей не помеха. Она приготовила для Димы сюрприз! У доброй, уступчивой Нинки Кондрашовой мать куда-то уехала на несколько дней и Лиде не составило труда уговорить Нину предоставить им с Димой ночлег на время отсутствия матери. Смутившись, она дала им ключ от квартиры, а сама поехала к своей крестной в Марьину рощу.

У Лиды захватило дух! У них с Димой целых три ночи вдвоем и никто им не помешает!

Сердце девушки трепетало, когда она получила от любимого телеграмму:

«Приезжаю 4-го Белорусский прибытие 16—00 поезд №16 вагон 12».

В тот день был дождь стеной, но Лида, одетая не по погоде в модный белый пыльник, стояла под порывами осеннего ветра, дожидаясь поезда.

Тогда еще ходили паровозы с гудком, неожиданно выпускавшие пар прямо под ноги встречающих, пугая детей и собак.

И вот, вдали показался паровоз с огромной трубой. Черный с красным, сверкая колесами, он приближался к месту прибытия – на Белорусский вокзал столицы. Не так давно это было место расставаний, именно отсюда шли поезда на фронт, но с окончания войны уже прошло больше одиннадцати лет и вокзал стал местом встреч, постепенно утратив о себе грустные воспоминания.

Наконец, паровоз, дал протяжный, громкий гудок, на прощанье обдав встречающих облаком пара, затормозил и остановился. Лида побежала к вагону №12, неосторожно наступая на лужи и расталкивая на своем пути людей. Скорее, скорее успеть увидеть его! А Дмитрий уже сам бежал ей на встречу с небольшим чемоданом в руках, который бросил себе под ноги и протянул руки, чтобы крепко обнять девушку. Они стояли, прижавшись под дождем, не обращая внимания, что с промокшего матерчатого зонта Лиды вода стекает ему за воротник кожаной куртки и холодные струйки бегут вниз по телу парня. В такие моменты все это не имеет значения, но хранятся они в памяти порой всю жизнь!

Глава 12 Материнские ошибки

Сразу после вокзала они поспешили на квартиру Кондрашовых, по дороге зашли в продовольственный магазин, чтобы купить что-то к столу. Не забыл Дима и о бутылке шампанского, так любимого его Лидочкой, и о шоколадке для нее же. Сердце Лиды пело: «Нина сказала, что мать приедет только через несколько дней, у Димы после командировки три увольнения и она договорилась на работе о предоставлении ей отгулов. Пришлось, конечно, поднаврать о больной тете в другом городе, но начальницу Любовь Семеновну устраивало: срочной работы в данный момент не было, отчетность в порядке, а в будущем, она при случае не забудет напомнить Лиде об этих трех днях „отгулов“ и сумеет нагрузить ее работой по полной. Но и какое счастье, что мать Нины, Хима Георгиевна в отъезде! Как все славно сложилось!»

Все бы хорошо, но Лида сделала одну большую и непростительную ошибку, она ничего не сказала матери о том, что будет отсутствовать дома эти три дня. Странно, почему ее, не по годам изворотливому уму, не пришла мысль сказать матери о внезапной командировке или что-то еще в этом роде. Она просто не пришла и ее не было дома уже два дня. Валентина знала, что сестра жива-здорова и находится с Димой. Несмотря на природную честность и простоватую, бесхитростную натуру, чтобы успокоить мать, Валя сама придумала версию о командировке, но Ксения уже была не на шутку растревожена: – А, вдруг, дочь убили? – И она достала из ящика бумажку со служебным номером телефона Лиды. Прибежав в ближайший уличный телефон-автомат и набрав номер бухгалтерии, Ксения, на взводе, без всяких предисловий, буквально закричала в трубку:

– Где моя дочь? —

Волнение перекрыло дыхание, затуманило мозг.

Когда на другом конце провода переспросили о ком речь, мать, не сбавляя оборотов, выкрикнула в трубку:

– Как о ком? Это бухгалтерия? Речь о дочке моей, Лиде Макаровой! Она уже два дня не ночевала дома. Она на работе? Позовите ее! —

И впрямь: – «Простота хуже воровства!» Дошло и до начальства, подняли фиктивные «отгулы»… и только предусмотрительность опытной начальницы Любови Семеновны спасла Лиду Макарову от краха. Любовь Семеновна была ушлая и умела прикрывать и заметать следы. Этим она спасала не раз и не только такую мелкую сошку, как Лида, а и куда более серьезных людей. Неоценимое качество для карьеры в бухгалтерском деле во все времена. Недаром про бухгалтеров бытует старый анекдот:

«При утверждении на должность главбуха, у одного из претендентов спросили:

– Скажите, сколько будет дважды два? —

Он, не задумываясь ответил:

– А сколько надо? – и именно этого человека взяли на руководящую должность, в отличии от остальных, кто ответил согласно таблицы умножения.

Когда телефонная трубка перешла в руки начальницы отдела Любови Семеновны, она спокойным тоном ответила взволнованной матери Лиды:

– Ваша дочь на основании заявления взяла три дня отгулов. В заявлении указана причина – болезнь тети в Можайске. Думаю, она там. В крайнем случае, опросите ее подруг прежде чем звонить на работу. – и попрощавшись, положила трубку.

Ксения, немного остыв, начала обегать подружек, но все только головой качали, уверяя, что не знают где Лида, она им ничего не говорила. И мать, наконец, придя в себя и уверенная, что ее Лидку не убили, вернулась домой.

На улице уже стемнело, в ноябре рано темнеет, а Лида с Димой, после очередной порции бурной любви, расслабленно лежали на огромной кровати Химы Георгиевны, на ее пышных подушках, под ее пуховым атласным одеялом. В комнате было темно и тихо. Вдруг, среди этого спокойствия и умиротворения, Лида отчетливо услышала, как кто-то ключом открывает дверь в квартиру.

Сердце девушки упало в низ живота… По силе воздействия, так с ней бывало только во время занятия любовью с Димой, но с противоположным эффектом. Сейчас ощущение было, как будто ее сбросили с горы в пропасть, и она летит, летит и все никак не достигнет дна бездны. Если во время любви ее, после падения, резко подбрасывало вверх к облакам, то сейчас она падала в пропасть с нарастающим ужасом неминуемой гибели. Первая мысль была:

– Кто это? Может воры? Может Нинка по простоте душевной кому-то взболтнула, что мать уезжает? – и сердце Лиды объял трепет страха. Она посмотрела на лежащего рядом Диму. Он спал.

В комнате зажегся свет. На пороге стояла мать Нины – Хима Георгиевна. Дима проснулся, удивленно глядя на незнакомую женщину, а та, оценив обстановку, сказала:

– Досыпайте до утра. Я лягу в комнате Нины. —

И, погасив свет, закрыла дверь спальни.

В квартире воцарилась тишина и утомленные любовники вновь быстро заснули. На рассвете их разбудил стук в окно и голос матери:

– Хима, моя проститутка у тебя?! Лидка, б… дь, вернешься – ноги тебе выдерну!

Она что-то еще кричала под окнами, пока, разбуженная Хима, накинув на себя поверх халата пальто, не вышла на улицу к разбушевавшейся Ксении. Затем все стихло, Хима вернулась и вновь улеглась спать, а Дима с Лидой, одевшись, выскользнули из квартиры, тихо закрыв за собой дверь.

Они шли молча по пустынной улице. Стал накрапывать осенний холодный дождь. Серый, унылый рассвет. Каждый думал о своем, но с этого раннего утра между Димой и Лидой словно пробежала черная кошка, и в ушах парня долго звучали слова матери Лиды. Они били словно хлыст, обжигали его душу, как крутой кипяток. Так началось его охлаждение к девушке, он впервые почувствовал, что в нем что-то умерло. Быстро простившись и даже не поцеловав на прощание, он заскочил в трамвай, а Лида, словно побитая, побрела домой, забыв раскрыть над собой зонтик, позволяя дождю намочить ее белый пыльник.

Глава 13 Остывший ужин

Дома Лида, не раздеваясь легла на топчан, накрывшись с головой одеялом. В нетопленной комнате было холодно и сыро. Мать и сестра ушли на работу, брат в ремесленное училище. Промерзшая до костей на холодном осеннем ветру, в промокшем насквозь пыльнике, Лида никак не могла согреться, даже обложившись подушками, набитыми перьями от домашних кур. А встать и растопить печь не было сил.

– Завтра на работу. Уткнусь в оборотки с их бесконечными столбцами из цифр и на время забудусь. – Впервые Лиде захотелось выйти на работу в свой выходной. Она не заметила, как заснула, наконец, согревшись под толстой периной.

К вечеру пришла с работы мать, затопила печь, поставила на плиту чайник. Затем пришли сестра и брат. Борьке уже пятнадцатый год пошел, но он все на правах младшенького любимца матери. Евгений Петрович по-прежнему похаживает к Ксении. В семье он уже стал своим, да и подросшие дети привыкли к нему, а за Бориса он взялся всерьез. Поклялся его матери, что сделает из парня классного специалиста по ремонту бытовых холодильников, которые уже появились в домах горожан, особенно москвичей. Училище сотрудничает с саратовским СЭПО и специализируется на холодильниках «Саратов». Евгений Петрович, как и положено его еврейской натуре, человек обстоятельный и капитальный, что касается обучения. Борька из шалопая «в жопе шило» остепенился и стал, наконец, учиться делу. Как мать, Ксения была благодарна любовнику, что тот взял его под свое крыло, в отличии от родного отца, которому дела нет до старших детей, в его новой семье уже подрастают сыновья-погодки.

Валентина помогла матери собрать на стол нехитрый ужин. Когда все было готово: на столе из кастрюли шел пар от отварной картошки, на тарелке лежала порезанная чайная колбаса, недорогая, но очень вкусная, в плетенке – толстые ломти хлеба под вышитой Валей салфеткой. Отдельно стоял синий эмалированный чайник с крутым кипятком, рядом фаянсовый со свежей заваркой черного байхового чая. Мать любила крепкий, для этого ставила заварной чайник на маленький огонек газовой конфорки и томила отвар. Газ в их барак провели перед самой войной, до этого были керосинки и примусы, что часто приводило к пожарам. Подводка газа в жилые дома Москвы встречалась как манна небесная. В домах покрепче, с водопроводом немногим счастливцам устанавливали ванны с газовой горелкой – это, вообще, был предел мечтаний москвича! Остальные в свой единственный выходной – воскресенье отстаивали очереди в баню. Очереди, очереди, повсюду очереди: в ясли-сад, на получение жилья, даже зайти в переполненный общественный транспорт: автобус или трамвай, надо было отстоять очередь и часто, буквально перед носом, захлопывались двери, а водитель, прежде чем тронуться с места бурчал под нос:

– Автобус не резиновый, а они все лезут и лезут. —

И так каждый день на работу и обратно. Может поэтому Валентина и пошла работать на тот же завод «Знамя революции», где когда-то работал ее отец. Конечно, после техникума не самая лучшая работа для девушки в заводском гараже, с его вечным запахом бензина, пропитавшим насквозь одежду и даже волосы Вали, но близость к дому была решающим фактором: дневная смена начиналась в семь тридцать и можно было поспать немного подольше утром и, главное, не опоздать на смену. Это не в министерстве у Лиды, где рабочий день начинался в девять, но и заканчивался в шесть вечера, а еще и дорога на двух видах транспорта. Лида иногда жаловалась, что выходит из трамвая с оттоптанными ногами, притом, что пассажиры – почти все сплошь «белые воротнички», едущие в свои конторы и учреждения. На персональных автомобилях развозили лишь номенклатуру высокого ранга, а средние и мелкие служащие добирались самостоятельно, часто в давке и толчее. Городского транспорта не хватало, ходил он редко, а о личных автомобилях и мечтать не приходилось, для рядового инженера, врача, учителя – это запредельная роскошь, несбыточная мечта!

– Лида, вставай! Одни все съедим! – Валентина подошла к сестре, с головой накрытой одеялом и откинула его. Ее обдало жаром, Лида, казалось, не дышала. Валя потрогала пылающий лоб сестры и взглянув на брата, скомандовала:

– Беги к телефону, вызывай скорую! Поешь потом, Лидка помирает! —

Голодный Борька, схватив со стола кусок колбасы с хлебом, опрометью выскочил из дома и побежал звонить в телефон-автомат. Добежав до ближайшей будки, увидел кем-то срезанную трубку, висящую на рычаге с болтающимся проводом. Борька знал, что это дело рук местного вандала Кныша, таким образом вымещающим свою злобу на родителей-пьяниц, на парней, подсмеивающихся над его малым ростом и хилым телом, на девчонок, нос от него воротящих. Милиционера не приставишь к каждой будке, камер наблюдения тогда не было, но местные ребята знали, что это дело рук Кныша. Начинал с мелких пакостей и порчи всего вокруг: от среза телефонных трубок, ковыряния перочинным ножиком кресел в кинотеатрах, куда он, за неимением денег, незаметно пробирался одному ему известным путем, до потрошения монетоприемников с двушками в телефонных будках. Делал он это в темное время, часто по ночам с фонариком, что и помогло, в конечном счете, милиции застукать его на месте преступления. Так и пошел Кныш по этапам: сначала в колонию для несовершеннолетних, а потом по мере взросления в места более серьезные и отдаленные. Подбивал он и Борьку «ходить на дело», но тот, выросший среди женского окружения, на это был не способен, да и характер у него не таков. А мать Ксения разве, что не молилась на Евгения Петровича, который и делу научил, и от дурных поступков отгородил.

Борька побежал в отделение милиции, упросить дежурного позвонить в скорую. Ему повезло, в этот вечер дежурил Сан Саныч, который сам вызвал скорую по адресу Макаровых. Она прибыла удивительно быстро и забрала Лиду в больницу с подозрением на воспаление легких.

Когда машина скорой уехала, они, неполным составом семьи, без Лиды, наконец, сели за стол ужинать. Картошка остыла, чайник тоже. Мать Ксения, перекрестившись, со вздохом сказала: