Скифская пектораль

– Милая, я, пожалуй, откажусь отныне от ваших услуг, – сказал он.

– Почему? – искренне огорчилась гостья.

– Мой внук нашёл мне другую сестру милосердия и взял с меня обещание больше не делать уколов. Я пообещал ему.

– Разве я плохо выполняла свои обязанности?

– Нет-нет, что вы! Просто отныне мы будем жить по-другому. Мы в корне изменим жизнь, а в ваших услугах более не нуждаемся.

– Я приехала сюда специально ради вас…

– Я вам заплачу.

– Да нет, я не о том. Что я теперь скажу своему шефу? – вконец расстроилась девушка. – Ведь я не выполнила его поручения.

– А вы не говорите. Или скажите, что вкололи мне всё, что надо.

– Я не умею врать, – простодушно сказала она.

Эти слова, а также её голубые глаза, молящие о понимании, поколебали стойкость деда Егора.

– Раз уж я пришла сюда, давайте я сегодня сделаю вам укольчик и, клянусь, это будет последний. Больше вы меня здесь не увидите.

– Но я обещал внуку…

– В последний раз!

И Бобров не устоял перед натиском голубых глаз. Он покорно обнажил руку, дал найти вену. Когда жидкость из шприца стала перетекать в тело, ему вдруг стало очень жарко, словно он горел в пламени костра, так жарко, что он хотел выдернуть шприц из вены, но у него мгновенно потемнело в глазах. А потом словно всё осветилось вокруг, и он увидел большой белый дом с колоннами, на лужайке перед домом стоял стол с самоваром и плюшками, а за столом сидели мужчина в полурасстёгнутом кителе и женщина с толстой косой, уложенной вокруг головы. Его папа и мама. Он ясно увидел их лица, полузабытые за долгие годы. А ещё он увидел себя – маленького мальчика с кудрявыми локонами в белоснежном костюмчике. Он стоял у черты, которую почему-то очень боялся переступить.

Родители, увидев его, обрадовались и заулыбались.

– Егорушка! – позвала мама. – Наконец-то! Мы так давно тебя ждём. Уж самовар простыл. Иди скорее к нам, – и она протянула к нему руки.

Отец тоже звал и манил рукой. Они звали его, и он хотел к ним, но боялся переступить границу. А потом он подумал, как он соскучился по ним, как нужны они ему сейчас и разве может он, встретив их после многих лет разлуки, не пойти к ним. И он оставил колебания. Он перешагнул черту и, протянув руки, побежал по зелёной лужайке навстречу папе и маме…

Глава 7

Снова та же унылая комната для свиданий. Владимир пришёл к сестре и сегодня он с удовлетворением отметил, что её состояние улучшилось. Очевидно, за прошедшие дни она свыклась со своим положением и принимала его как данность. Она оживилась и разговорилась.

– Знаешь, у меня осталось воспоминание детства, – сказала она. – Я была совсем маленькая, на дворе стояла осень, и папа повёл меня гулять. Он сам одевал меня на прогулку, мамы, наверное, дома не было, так вот он напялил на меня сразу все мои свитера и кофты, которые нашёл в шкафу. Пальтишко еле застегнулось. Я была похожа на колобок. Пришли мы с ним в парк, а он встретил своего знакомого и, усадив меня на скамейку, стал о чём-то с ним говорить, забыв обо мне. Я долго ждала, а когда мне надоело, я хотела спрыгнуть с лавочки и подойти к нему. Но так как я была абсолютно круглая и неуклюжая, не смогла спрыгнуть, а вместо этого упала и покатилась по жухлой осенней листве. Я катилась, а перед глазами мелькали то жёлтые прелые листья у самого лица, то голубое бездонное небо, уходящее вдаль, в бесконечность. То небо, то листья, то небо, то листья… Я даже помню запах этих листьев. И помню эти ощущения, когда после необъятной небесной шири вдруг натыкаешься на твёрдую землю с мокрыми листьями. И понимаешь – вот оно и есть твоё. А потом – снова небо и воспаряешь, кажется, то, что было перед этим – какое-то минутное наваждение, которое проходит, а остаётся только вот это небо. И как только ты успеваешь об этом подумать, снова оказываешься носом у земли. Вот так и теперь – мне кажется, что я куда-то качусь, а перед глазами всё мелькает, мелькает… Тогда меня поднял с земли папа, а сейчас где те сильные руки, которые вырвут меня отсюда? Ладно, давай о чём-нибудь другом, – Таня попробовала улыбнуться. – Знаешь, ко мне сюда приходила Лидия. Она принесла целую корзину всякой снеди. Всё, конечно, из супермаркета, но сказала, что какой-то пирог испекла сама. То, что она испекла, было непонятно что, абсолютно несъедобное, пришлось выкинуть. Но она же старалась… Она такая милая и смешная, – тут уже Таня, вспомнив подругу, улыбнулась по-настоящему, от души. – Она настоящий друг. Ко мне никто сюда не приходит, даже из редакции. Все отвернулись. А она пришла. Знаешь, Володя, я тебя очень хочу попросить: пригласи Лидию на ужин куда-нибудь в ресторан. Она так одинока, у неё никого нет. Ей не с кем провести время. У неё совсем нет личной жизни. Подари ей хоть один вечер.

– Танюша, проси меня о чём угодно, только не об этом!

– Но ведь она пришла сюда, в тюрьму. Наверное, ей тоже пришлось переступить через себя. Сходи с ней в ресторан, и мы будем квиты.

– А если она неправильно поймёт? Если она расценит это приглашение как начало романа?

– Если ты будешь соответствующим образом вести себя, она всё правильно поймёт.

– Ну, сестрица, ты пользуешься тем, что я не могу тебе ни в чём отказать. Это удар ниже пояса.

– Да ладно тебе капризничать. Сходить в ресторан куда приятнее, чем в тюрьму. Зайди сегодня к ней домой. Хотя её редко можно дома застать. Скорее Лидию можно найти на работе. Ты ведь знаешь, где она работает?

Владимир понимал, что он не в силах противостоять бурному натиску. Лидия вовсе не являлась женщиной его мечты, и перспектива пообщаться с ней целый вечер его не радовала.

Но разве это сейчас главное? Надо думать о серьёзных вещах.

– Таня, я ездил к деду Егору.

Он увидел в её глазах сначала непонимание, а потом – тот детский ужас, с которым она всегда смотрела на старика.

– Ты – к деду Егору?! И… И он знает обо мне?…

– Да. Послушай внимательно. Мы нашли с ним общий язык. Мы были несправедливы к нему. Он совсем не такой, каким нам казался. Он любит нас. Переживает за тебя. Он даёт деньги на адвоката. Может быть, мы даже сможем настоять на том, чтобы тебя выпустили под залог. Давай-ка я всё расскажу по порядку. Сначала я поехал в Норфолк-холл. Оттуда родом эта девочка, Кэт. Из родственников у неё только дядя по отцовской линии. Так вот с этим дядей мы обнаружили в их замке клад, о котором не знали даже владельцы замка. Это дело рук бывшего управляющего. Кто-то знал об этом. Сам управляющий давно мёртв. Они, те, кто знал, охотились за кладом, но могли его получить вместе с недвижимостью только после смерти Кэт – таковы особенности завещания. Её выследили и убили. А знаешь, что было среди сокровищ? Скифское золото! И в том числе скифская пектораль! Помнишь, я рассказывал тебе?

Владимир видел, что Таня немало удивлена.

– Энрике продал это золото, чтобы выкупить свой замок, который после смерти Кэт выставили на торги. Именно этого требовало завещание. А теперь слушай дальше. Знаешь, чьим оказалось это золото? Деда Егора! Его семья владела землями, на которых расположен курган Огуз, где и были найдены скифские украшения. Получается, что Кэт убили из-за золота, которое по праву принадлежало нашей семье, но было спрятано в её доме.

– Так вот в чём дело! – Таня закрыла лицо руками. – Но если об этом узнает обвинение…

– Остаётся выяснить, кто охотился за скифскими сокровищами.

– Свидание окончено! – раздался чей-то властный голос.

Татьяна всё ещё сидела, опустив голову, закрыв лицо руками, и охранница тронула её за плечо, словно пытаясь разбудить.

– Мы ничего не знали о прошлом, – будто очнувшись, сказала Татьяна. – Мы никогда не интересовались историей нашей семьи. А ведь мы должны были знать. Должны! И тогда всё было бы иначе. Не было бы тюрьмы… А главное – девочка была бы жива. Мы забыли свои корни. Мы отреклись от них. И вот она, кара.

Выйдя из мрачного тюремного здания, Владимир почти физически ощутил желание стряхнуть с себя все те отрицательные флюиды, которыми он заряжался каждый раз, приходя сюда. Он всегда знал, что тюрьма – это гнусный притон для отбросов общества, где им и должно находиться, дабы они не отравляли жизнь добропорядочным гражданам. И вдруг по нелепой, чудовищной ошибке там оказалась его младшая сестрёнка. Та самая маленькая девочка, которую он когда-то кормил манной кашей, которую учил ходить, которую он водил в школу, которая терпеливо ждала его на стадионе, ожидая конца тренировки, та самая девочка, которая стала талантливой журналисткой. И вот такая несправедливость… Он ещё раз оглянулся на тюремные стены. Да, там сидят одни преступники, и Таня среди них. Одна среди нелюдей с грязными помыслами и чёрными делами за спиной. А одна ли?… От этой мысли он даже замедлил шаг. А может быть, там ещё есть невиновные, попавшие туда по ошибке, по роковому стечению обстоятельств. Ещё совсем недавно он мог бы утверждать со 100 %-ной уверенностью, что такого не может быть. Но вот с его сестрой случилось. Значит, бывает? Каждый раз, приходя на свидание, Владимир смотрел в лица других людей, пришедших к своим родственникам, ища в них ответ на вопрос: кто же сидит нынче в тюрьмах? Он видел перед собой самых обычных людей, обременённых теми же заботами, что и остальные граждане, только усиленными болью за близких. Каждый переживал за брата, мужа, сына, отца, кто-то – за дочь, мать или сестру. Наверняка среди них есть такие, как Таня, которые ни в чём не виноваты. Не виноваты, но сидят… Как же это получается? Как может невинный человек нести на себе груз несправедливого обвинения? Как может человек отбывать наказание за то, чего не совершал? И как потом, после тюрьмы, жить с клеймом, зная, что ты его не заслужил? Но ведь случаются же судебные ошибки, это ни для кого не новость. А как жить людям, чьи судьбы перемолоты мясорубкой равнодушных судейских стряпчих? Сколько веков, тысячелетий существует человечество, столько и вершили человеки суды над своими собратьями, не особо заботясь о справедливости. Сколько слёз несправедливо обвинённых пролилось на этой земле! Наверное, это реки слёз, способных переполнить берега Темзы, Нила, Ганга, Амазонки, Волги, Миссисипи…

Но, как говорила Скарлетт О`Хара, «я подумаю об этом завтра». Слишком много неожиданных открытий сделал Владимир за последние дни. Всё это надо хорошенько обдумать на досуге, а сейчас следует заняться делами.

Сегодня надо увидеть Лидию. Он должен выполнить обещание, данное Тане: пригласить её подругу в ресторан; к тому же, он вспомнил, что хотел просить Лидию делать инъекции деду Егору. Так что встреча будет весьма кстати.

Владимир набрал номер её домашнего телефона. Лидии дома не было. Он не стал разговаривать с автоответчиком, а поехал прямо к ней на работу. Очевидно, она в клинике. Как-то раз он был там: заезжали с Таней то ли что-то взять, то ли что-то отдать, то ли о чём-то поговорить. Это были их девчоночьи дела, Владимир не вникал, он терпеливо ждал сестру у входных дверей. Оказывается, та поездка не было лишней: теперь он знал, где искать Лидию.

– Сейчас я позову её, – сказала молоденькая сестричка. – Подождите здесь.

Она оставила его в комнате для медсестёр. Пока искали Лидию, он успел прочитать о мерах профилактики гриппа и дизентерии, о первой помощи при ожогах, отравлениях и несчастных случаях, а также изучить график дежурства медперсонала. Сегодня Лидия должна быть на дежурстве.

– Извините, но я не нашла её, – вернулась сестричка. – Очевидно, она ушла по поручению главного врача Хопкинса. Лидия у нас старшая, поэтому ей приходится то бегать за лекарствами, то разбираться в конфликтах с пациентами, то отчёты готовить. Разные бывают непредвиденные ситуации, и ей, как никому, приходится быть в центре событий.

Владимиру ничего не оставалось делать, как извиниться за то, что отнял время и уйти. Он вышел на крыльцо и, глядя на ухоженные аллейки больничного парка, высаженного вечнозелёными можжевеловыми кустами, подумал ещё об одном человеке, которого хотел бы увидеть.

– Алло! Энрике? Это говорит Владимир Бобров. Мы можем встретиться?… Отметить, конечно, надо, но, я думаю, нам есть о чём поговорить. Произошло столько событий, касающихся наших с вами общих интересов, что нам просто необходимо это обсудить.

Владимиру не очень импонировала обстановка того места, куда пригласил его Энрике. Это оказался паб, где можно попробовать пиво из любого уголка света. Владимир терпеть не мог это пойло, но, чтоб не обидеть Энрике, не отказался от кружки пива. Она так и стояла перед ним нетронутая. А он говорил и говорил. Про деда Егора, про курган Огуз, про скифские сокровища и право собственности на них.