– Да это же прививка от болезни Masern, – громко по-русски подсказывает она мне, как само собой разумеющееся.
Клава в тот день была у врача с дочерью Татьяной, девятилетней девочкой, которая, прижавшись к матери, не выпускала её руки из своей. У нас завязался разговор на русском языке. Из него я узнала, что семья моей новой знакомой проживает с нами в одном ?bergangswohnheime (переселенческом лагере). Общим оказалось и то, что Клава с мужем, двумя детьми и родителями мужа, приехали в Германию, как и мы, в конце 1992-го года, только их большая семья – из Казахстана, а мы с мужем и тремя детьми – из Западной Сибири. Жили они в Советском Союзе материально хорошо. Муж Клавы, Александр, – инженер по профессии. Сама она – бухгалтер. За плечами обоих – большой трудовой стаж. Дети радовали успехами в школе. Ради их будущего родители были готовы на многое.
И мне – это понятно. Ведь я – одна из тех, кто пропустил события, происходившие в стране Советов в 90-ые годы ХХ века, через свою плоть и кровь. Именно тогда я приняла сознательно решение – оставить землю, в которой родилась.
Да, в те годы, когда решалась судьба страны, которой сейчас нет на карте, коренным образом менялись и судьбы людей. В то время немцы, депортированные в Казахстан и в Сибирь во время Второй мировой войны, потоком уезжали на историческую родину предков. Семья за семьёй покидали они обжитые места, которые уже стали малой родиной для их детей.
Решение покинуть насиженные места – принимали вместе и в этой большой семье из Казахстана. Родители мужа Клавы, Яков и Агнес, хорошо помнили, как семнадцатилетними они были высланы в Карагандинскую область. Впоследствии не любили рассказывать о трудностях, пережитых в спецпоселениях и под спецкомендатурой. Главное – выжили. Наверное, так было изначально предопределено. Друг друга на чужбине, в казахстанских степях, нашли – в этом уже был их счастливый случай. Поженились. Шестерым детям жизнь дали. Кроме сына Александра у них ещё пятеро дочерей, и все с семьями проживают в Германии. Агнес и Яков всю жизнь посвятили детям и рады, что те прирастают корнями в новой земле.
Дядя Яков сыграл важную роль и в жизни моей семьи в Германии. Однажды утром я встретила его в коридоре «общежития», в котором проживало двадцать семей переселенцев, с газетой «Badische Zeitung» в руках.
– Вот смотри, здесь недалеко сдают квартиру и, на мой взгляд, недорого, – обратился он тогда ко мне.
Нам с мужем стоимость квартиры показалась тоже невысокой: 950 марок в месяц, вместе с оплатой за воду и отопление, за четыре комнаты – 95 квадратных метров общей площади. К тому времени мой муж уже работал в небольшой строительной фирме. Мы всё ещё ютились во временном жилье. Когда-то нужно было решаться «выплывать» из лагеря в нормальную жизнь. Кстати сказать, никто нас не торопил покидать это однокомнатное жильё, но никто из работников лагеря, а они являлись представителями социальных учреждений, не предлагал нам помощь в нахождении другого жилья или в нахождении работы, чтобы была возможность оплачивать новое жильё. А мой срок получения пособия по безработице – заканчивался.
Я взяла тогда из рук дяди Якова газету, позвонила по указанному номеру телефона и, – о, счастье! – нам назначили время для знакомства с хозяевами и осмотра квартиры, а ещё через несколько дней сообщили, что выбор пал на нас. В той квартире в согласии с хозяйкой, местной немкой, фрау Мойрер, мы прожили первых семь лет, пока не приобрели собственное жильё.
На какое-то время наши пути с семьёй Клавы и Александра разошлись, но мы по-прежнему проживали в одном городе. Иногда встречали друг друга на улицах и в магазинах, на праздниках и ярмарках, часто проходивших в городе.
Так прошло двадцать пять лет, и я вновь встретила Клаву, но не одну, а рядом с молодой женщиной, в которой не сразу узнала её дочь Татьяну. Мы разговорились. Мне было интересно узнать, как устроилась на немецкой земле эта семья, глубоко ли пустила свои корни.
Клава рассказала, что муж Александр все эти годы работал на бетонном заводе, куда устроился сразу после окончания шестимесячных курсов немецкого языка в том далёком девяносто третьем. В настоящее время он – пенсионер. Да, и заслужил это звание не только по возрасту, но и по общему трудовому стажу. А это – не шутка: в общей сложности – сорок пять лет, из них 23 года тяжёлого физического труда рабочим на бетонном заводе в Германии. Сама Клава, забыв о своей прежней профессии, работает все эти годы по монтажу приборов бытовой техники на фирме, относящейся к концерну Metallbau. В её трудовом коллективе много наших общих знакомых по переселенческому лагерю.
На мой вопрос: А как дела у сына? – Клава ответила:
– Ему сейчас тридцать шесть лет. Окончил десятилетку, затем гимназию. Учился в университете в Германии по специальности Maschienenbauingeneur. Уже несколько лет работает по профессии. В настоящее время проживает в городе Neckarulm, женился, порадовал родителей рождением внучки.
Дочь Татьяна тоже рассказала о себе. Она закончила Вerufsschule (техникум). Но работать по профессии практически не получилось, потому что вышла замуж. Потом появились сыновья-двойняшки, стало не до работы. По роду деятельности мужа, он тоже из переселенцев, пришлось пожить несколько лет в России, в Москве и не только в столице. Потом родилась дочь. «Приняли решение – переехать поближе к родителям. Построились рядом с ними. Теперь, вероятно, останемся здесь навсегда».
Сейчас Татьяна с мужем находятся в поисках преподавателя русского языка для своих детей. Пришло время серьёзно обучать сыновей родному языку мамы и папы, дедушек и бабушек. Дети любознательны не по годам. Родители не сомневаются в необходимости сохранения в семье русского языка. У них даже не появляется противоречивых суждений на эту тему. Ведь не оставаться же детям в будущем в безызвестности о своих корнях? Ведь не захотят же они быть людьми, не помнящими родства? Запомнились мне и слова Клавы: «Дети и внуки должны знать язык родителей. Это счастье, что они умеют говорить по-русски и понимают своих сверстников в России». С этим я совершенно согласна. Появилась даже шальная мысль: «А почему бы не открыть школу русского языка? Теперь у меня на пенсии времени хоть отбавляй. Если есть спрос, значит, и успех не заставит себя ждать».
Такие уж мы – переселенцы-аусзидлеры! Никакого нам нет покоя ни в России, ни на новой родине.
Наше продолжение – в детях.
О Хильде Минор
На фото: Хильда Минор
Хильду Минор хорошо знают в нашем городе. Благодаря своему общительному доброжелательному характеру, она завоевала уважение и почёт жителей. Да и прожила Хильда здесь уже более двадцати лет, являясь постоянным участником дружеских встреч и опорой многочисленной родни.
В октябре 2017-го года Хильде Минор (в девичестве Бах) исполнилось девяносто лет. Всех родных, проживающих в Германии, пригласила она в гости, где прозвучали песни детства, голоса друзей, слова любви и признания детей, внуков и правнуков. Она, рассказала всем, что родилась на Украине в посёлке Штайнбах, где все говорили на немецком языке. Мать играла на пианино, у неё был прекрасный голос. А они – четверо сестёр и брат – пели вместе с ней и учились играть на музыкальных инструментах. В большом доме бабушки и дедушки всегда звучали старинные немецкие песни.
Но наступил 1938-ой год. Отец Хильды, он из немцев Поволжья, был арестован и расстрелян за принадлежность к немецкой национальности. Хильде исполнилось тогда десять лет. К тому времени она закончила два класса начальной школы, в которой преподавание велось только на немецком языке. Потом немецких учителей арестовали, а на смену им пришли украинские. Хильда не знала ни слова по-украински, на том её образование закончилось. Уроки стала давать ей сама жизнь. В 1941-ом году семью выслали из родных мест. Хорошо запомнился Хильде длинный, продолжавшийся в течение нескольких месяцев, путь в казахстанские степи. А когда девушке исполнилось шестнадцать лет, её вырвали из семьи и отправили в так называемую трудармию, в город Тула. Там, вспоминает Хильда, «они посадили нас за колючую проволоку как опасных преступников и содержали под надзором собак. Мы должны были спускаться вниз, в штольню, где добывают уголь. Дважды тогда я была на грани смерти, но Бог ещё не хотел забирать. Мы были молоды, а сколько стариков умерло…».
В трудармии девушка вышла замуж за Иоганна, парня немецкой национальности. После того как с ним произошёл несчастный случай, и он не смог больше работать в шахте, начали подумывать о переезде. А когда появилась реальная возможность воссоединения в Сибири с родными мужа, депортированными туда во время войны, семья Минор переехала к ним в Красноярский край. К тому времени у них уже было четверо детей: дочь и три сына. Там многие годы Иоганн работал сварщиком, а Хильда – разнорабочей. Но и эти хорошие времена закончились. Муж умер в 1975-ом году.
Хильда Минор хорошо помнила слова матери: «Если у вас появится возможность, уезжайте на вашу родину в Германию, не оставайтесь в России». Эти слова – сбылись. Сёстры и брат фрау Хильды, да и все её дети проживают сегодня семьями в Германии, в Шварцвальде: Виктор с Любой – в городе Лёфинген, Вилли с Надеждой – в городе Хербольцхайм, Иван с Ниной и Анна – в городе Кенцинген, недалеко от матери. Все они с первого же года проживания на новой родине трудятся на предприятиях близлежащих городов. Старшая дочь Анна уже год на пенсии. Она отработала в Германии на фирме, на контроле компьютерных схем, ни мало, ни много, а почти двадцать лет. Её дочь Таня, выучившись на парикмахера, а затем, сдав экзамен на мастера, уже больше десяти лет работает по этой профессии. Муж Татьяны тоже трудится. В семье растут сыновья-двойняшки. Анна помогает дочери в воспитании внуков, которые в ней, как и в прабабушке Хильде, души не чают. Внуков у бабушки Хильды – десять, столько же правнуков. А сегодня я услышала от неё, что скоро появится на свет и первый праправнук. «Наше продолжение – в детях», – это любимые слова. Хильды Минор. Не смотря на возраст, она не забывает их поздравить с днём рождения. Даты надёжно хранит в памяти. Только по выросшим внукам бабушка замечает быстрый бег времени. Она гордится всеми. Да и как не гордиться. К примеру, сын Ивана, Сергей, овладел профессией механика, работает на станках с программированным управлением, а дочка Лена, выучившись на экономиста, больше десяти лет работает на фирме менеджером в отделе маркетинга. Их сын, Александр, радует всех своими спортивными достижениями. Ему – 14 лет, а у него уже чёрный пояс каратиста, даже в газетах пишут о его победах.
Бабушка Минор рассказала мне и о внучке Наталье, дочери сына Василия. Закончив гимназию, она поступила в университет в Штутгарте. Там проучилась шесть лет. В настоящее время работает технологом на большой фирме в городе Фрайбург. А у внука Ивана с Леной, брата Натальи, полтора года назад, на радость всей родни, родились тоже двойняшки – Филипп и Эрик.
Фрау Минор не сомневалась, что все приедут на праздник её поздравить, поделятся радостями, новыми достижениями и споют для неё её любимые песни. Ведь дети, их жёны и многие внуки обладают музыкальными способностями и хорошими голосами. Хильда сама всю жизнь поёт под собственный аккомпанемент на гитаре старинные немецкие и русские народные песни, оставшиеся в памяти с детства.
«Так прорастают наши корни и получают своё продолжение в детях, внуках и правнуках», – любимые слова Хильды Минор. И – по праву!
* * *
Хильда Минор ушла из жизни 12 апреля 2019 года. Но память о ней жива в сердцах тех, кому посчастливилось её знать.
Мы – потомки меннонитов
Телефон зазвонил неожиданно. Незнакомец представился:
– Мы с вами, Ирене, познакомились на сайте «Одноклассники». Я помогаю Вам в составлении Вашей родословной. Но, может быть, я выбрал неудачное время для разговора?
– Ну, что Вы! У меня для Вас, Василий, всегда найдётся время.
– Ирене, вы спросили меня по электронной почте, откуда я родом и что знаю о меннонитах как о религиозном течении? Я решил ответить Вам по телефону, так как в нескольких словах на эти вопросы не ответишь.
Так начался наш разговор на расстоянии в несколько сотен километров. Как выяснилось, мой новый знакомый проживает с семьёй в Германии с 1994 года. Днём он занят на работе, а любимое занятие в свободное время – это изучение истории предков, меннонитов по вероисповеданию. Как раз в этом и пересеклись наши интересы.
Василий родился, как и его мама, в Сибири, а его бабушка с маминой стороны – в Оренбуржье. Его отец родом из Донецкой области на Украине, а все другие предки родились в Хортице и Молочной и их дочерних колониях на территории Екатеринославской и Таврической губерний юга России или, ранее, в Германии, Западной Пруссии, Польше, Голландии, Австрии, Швейцарии. Это явилось второй точкой соприкосновения наших интересов.
Отец моего собеседника умер в 37 лет. Судьба оказалась к нему жестокой. Не пожив, не вырастив детей, не узнав, как сложится их судьба, он ушёл в мир своих прародителей, оставив детям искорку своего сердца. И она разгорелась. Его сын заинтересовался судьбой родителей и узнал о них много, а также, что они, их родители, деды и прадеды во многих поколениях были по их вероисповеданию меннонитами. Он нашёл необходимые сведения о своих предках и составил свою родословную на основе множества документов и источников. Увлёкся изучением материалов о людях, объединённых одним религиозным течением. Он восхищён ими – сильными, волевыми, умными, трудолюбивыми. Мой новый знакомый не остановился на этом, он начал помогать и другим отыскивать их исторические корни.
Родословной моего отца я интересуюсь давно. Воспоминания детства вели меня по жизни в поисках его следов. Написала очерки «Незапрограммированная родословная» и «Немного о прошлом», задумала написать книгу о братьях и сестре отца, проживавших много лет, вплоть до переезда в Германию, в Оренбургской области. Именно туда привели и моего нового знакомого следы предков. На моё предложение помочь, он ответил согласием, а я, в свою очередь, выслала ему имеющиеся у меня данные о моей родне. Забегая вперёд, скажу: «И – он помог, прислав мне сведения о моих предках более чем за 200 лет!».
А во время описываемого мною сейчас разговора была проложена тропинка к поиску их следов. Кое-что, из услышанного в тот день, мне было известно и раньше, но некоторые моменты требовали разъяснения. На мои вопросы собеседник сразу находил ответы, которые в свою очередь пробуждали во мне природой заложенное любопытство. Словами: «Мне кажется, мы все между собой родня, – он разжигал во мне желание немедленно углубиться в прошлое. – И наши с Вами корни могут соприкоснуться в одном из поколений. Ведь тогда, как и сейчас, создавались новые семейства, рождались дети, а у наших предков их было много».
«Да, да, – подтвердила я его слова. – Так в семье моего деда, Исаака Исааковича Креккер, который был из семьи меннонитов, было девять детей, двое умерли малолетними, но остальные выжили и вернулись в Германию, в места предполагаемого проживания их предков».
– С какого момента можно вести отсчёт возникновения этого религиозного течения? – спросила я моего нового знакомого.
– На этот вопрос есть точный ответ, – ответил он мне. – На анабаптистском конгрессе в 1536-ом году был принят манифест о неприятии насильственных методов преобразования мира. Выразителем таких воззрений стал голландский католический священник Менно Симонс, с уважением относившийся к реформам Мартина Лютера.
– Да, да, я читала об этом в книге Егора Гамма «Миролюбовка – наша Родина». Это – воспоминания такого же, как мы с Вами, потомка меннонитов. Простым доступным языком он рассказывает о том, как и в Нидерландах, и в Германии меннониты жестоко преследовались и постепенно переселились в Северную Германию – в прибрежные районы Северного моря, в нынешний Гамбург, Алтону, Олденбург, в Западную Пруссию и Польшу.
Так мы подошли к вопросу: Сколько же лет проживали меннониты в Западной Пруссии, до того, как они начали переселяться на территорию России? Из книги Егора Гамма я уже знала, что в Западной Пруссии и в Польше они прожили примерно 200 лет. Здесь у них окончательно сложился диалект «платтдойч / простой нижненемецкий».
– Почему меннониты поменяли место жительства и перебрались в Россию? – спроcила я моего нового знакомого.
– Во-первых, чтобы освободить сыновей от воинской повинности, вновь введённой прусским королём, так как меннониты придерживались по вере заповеди – не брать в руки оружие и не занимать государственных постов, а, во-вторых, им понадобились новые земли, – ответил он, ни на минуту не задумываясь. – Ведь семейства разрастались, а земля у них по наследству передавалась одному из сыновей. Многие мужчины, не получившие в наследство земельные наделы, становились ремесленниками. Позже они и их взрослые сыновья уезжали в другие места в поисках работы. За пару веков, когда меннониты, в основном из Голландии, и их потомки селились в прибрежных районах Балтийского моря и поймах рек в Польше и Западной Пруссии, их количество сильно увеличилось.
Прошло ещё почти столетие. Светские школы, межконфессионные смешанные браки, да и не только это, разрушали устои меннонитских общин. Нужно было принимать кардинальные решения. Всё было не так-то просто в те времена. И нужно хорошо знать историю, чтобы ответить на вопрос: почему не только меннониты, но и немцы всех конфессий начали перебираться на редко заселённые земли юга России, на побережье Чёрного и Азовского морей, да и на Волгу, в районы сегодняшних Саратовской и Самарской областей? Ведь именно в то время Россия столкнулась с проблемой освоения земель, завоёванных у Османской империи. Тогда появились один за другим два манифеста Екатерины Второй. Первый, обращённый к немцам, а второй – ко всем иностранцам, с приглашением их в Россию. Во втором, выпущенном в июле 1763-го года, переселенцам были гарантированы конкретные льготы, в частности, касающиеся вероисповедания в соответствии с религиозными законами и традициями. Кроме того, там был пункт, оказавшийся решающим для меннонитов: «Никто из прибывших в Россию не принуждается к несению государственной или военной службы». Прибывшие на новые земли освобождались на 30 лет от налогов. Для более поздних переселенцев-колонистов земля поступала в их вечное распоряжение с правом передачи по наследству. Кроме того, в манифест Екатерины Второй было включено положение, в соответствии с которым колонисты подчинялись непосредственно короне империи и, как свободные граждане, могли в любой момент покинуть Россию.
– Теперь я понимаю, – перебила я собнседника, – почему мои предки-меннониты из Западной Пруссии покинули обжитые места и отправились в дорогу. Вероятно, через Данциг они шли в Екатеринославскую губернию на юг России, в нынешнюю Днепропетровскую область в Украине. Ведь здесь, на речке Хортице, была образована первая меннонитская колония.
– Да, Ирене, но… – услышала я тут же его возражение. – Ваш прадед Исаак Исаакович Креккер с семьёй числится в списках колонии Молочная, располагавшейся на реке с одноимённым названием в Таврической губернии на юге России. Позже эта колония стала центром жизни меннонитов большого региона на Чёрном и Азовском морях. А в конце девятнадцатого века меннониты тронулись дальше, вглубь России. Там они образовали колонию Новая Самара в Самарской губернии (сегодня эти сёла относятся к Оренбургской области) и заселили земли Оренбуржья во многих сёлах колонии Деевка в Переволоцком районе.