– Не знаю… Я не замечал подобных случаев.
– Но вашему псу как-то передалась?
– Может, это оттого, что я сильно его люблю… Может быть, наша благодать сходит только на тех, кто нам по-настоящему дорог? Я не могу этого утверждать наверняка, но мне так кажется…
Лорд задумался. Санхар чувствовал, что он не поверил ему, и слышал обрывки его мыслей, где он называл его хитрецом и лжецом.
В комнате воцарилась неприятная тишина. Лорд молча сверлил Санхара холодным взглядом, а принц боролся с нарастающей головной болью.
К счастью, вскоре пришёл посланный Митоном слуга и сообщил, что комната для гостя готова.
– Я могу идти? – спросил Санхар, поднимаясь.
– Конечно, сударь… Если вам что-то понадобится – не стесняйтесь, просите. Я не хочу прослыть негостеприимным хозяином.
– Благодарю вас, милорд, – сдержанно кивнул Санхар и последовал за слугой.
Комнатка, куда его привели, была небольшой, но вполне уютной, и находилась под крышей башни. Из трёх узких окон открывался великолепный вид на окрестности, но из неё вёл только один выход – на охраняемую стену, а оттуда, через караульное помещение, во двор.
В комнате стояла красивая деревянная кровать, стол, две табуретки, сундук для личных вещей, на стенах висели старые, но добротные гобелены, на полу лежал ковёр. На ночь окна закрывались деревянными ставнями. Возле двери и около кровати торчали из стен бронзовые держатели для свечей и свечных фонарей.
Показав гостю комнату, слуга спросил, не пожелает ли господин ещё чего-нибудь.
– Принеси побольше еды и воды для питья, а когда я проснусь, пусть мне приготовят горячую ванну. И пусть подберут чистую одежду, моя, как видишь, пришла в негодность. Пока я буду спать, пусть меня не беспокоят.
– Слушаюсь, господин, – поклонился слуга. – Еду я принесу через несколько минут. А пока располагайтесь.
Когда слуга ушёл, Санхар вытянулся на ложе. Матрас приятно пружинил, а чистое бельё ароматно пахло.
Анализируя увиденное в замке, Санхар задумался над некоторыми моментами, показавшимися ему странными. Во-первых, с первого мгновения пребывания на острове, Санхар не видел ни одной женщины, ни снаружи, ни внутри замка. Во-вторых, все солдаты, лорд и его приближённые носили короткие стрижки, рабы и слуги, наоборот, щеголяли длинными волосами. Обычно, и не только в Трикоре, но, по рассказам матери и его личному наблюдению, все мало-мальски знатные люди многих стран, отращивали себе длинные шевелюры, как знак высокого положения и превосходства над простолюдинами, которым запрещалось носить волосы больше определённой длинны. В-третьих, прислуга и рабы вели себя довольно странно: жеманничали, говорили кокетливыми голосами и строили Санхару глазки, словно портовые шлюхи. Судя по обрывкам перехваченных у них мыслей, а также уже кое о чём догадываясь, Санхар пришёл к выводу, что в замке лорда Альб-Сонны царят специфические отношения. Вероятно, и сам хозяин, и его окружение, предпочитали однополую любовь. Неужели эти порядки распространились на весь остров? Неужто судьба занесла Санхара на остров мужеложцев? В Трикоре такой вид отношений был не принят, там мужчины предпочитали только женщин, как и в большинстве стран Аквии. Но из рассказов матери Санхар знал, что в некоторых странах существуют иные виды отношений между людьми. Сама Санриза никогда не порицала несовпадающих с её предпочтениями способов любви, говоря, что любовь прекрасна в любом своём проявлении, и каждый сам вправе выбирать, кого и каким способом любить. Такую же терпимость она привила и сыну. И хотя Санхара никогда не тянуло ни к мальчикам, ни к мужчинам, он не осуждал таких отношений. К тому же, принц прожил достаточно долго, чтобы осознать, что в вопросах любви и предпочтений, каждый сам выбирает свой путь. И то, что неприемлемо одному, может быть очень приятно другому.
После сытного обеда, который он разделил с другом, Санхар сбросил рваньё, в которое превратилась его одежда, положил меч рядом с ложем, и отдался во власть исцеляющего сна.
3
На следующий день, чистый, сытый, полный сил и энергии, Санхар, в компании с лордом, разгуливал по замку и его окрестностям. Аксу он велел оставаться в комнате пока его лапа окончательно не восстановится. Заживление ран пса происходило не так быстро, как у принца, ведь Санхар был рождён бессмертным. У Санхара за ночь исцелились все повреждения, нанесённые волнами и рифами, и даже волосы успели отрасти на том месте, где была содрана часть скальпа.
Способность Санхара улавливать и понимать чужие мысли не исчезла со временем, и следующие несколько дней он совершенствовал новое умение. Пока у него получалось улавливать мысли только тех людей, на которых он непосредственно смотрел и которые находились на расстоянии не более двух-трёх шагов. Если взять человека за руку или просто притронуться к нему, мысли становились ясными и отчетливыми, словно человек разговаривал прямо у него в голове. Если человек удалялся, его мысли превращались в неясный шум или невнятное бормотание. Но если напрячь волю и «прислушаться», то расстояние, на котором можно было «подслушать» чужие мысли, увеличивалось. Он также научился отрешаться от чужых мыслей, которые не хотел слышать.
Все эти дни лорд Альб-Сонна, или Торвард, как он просил себя называть, не оставлял гостя своим вниманием ни на минуту. Он занимал его беседами, хвастался былыми подвигами, расспрашивал о Трикоре, горделиво показывал свои владения, которые состояли из небольшого скалистого клочка суши, каким был остров Вин, и жалкой деревушки на восточном побережье, где жили полунищие крестьяне и рыбаки. Санхар заприметил в деревне несколько утлых рыбачьих лодок и один небольшой баркас, и приказал Аксу всё хорошенько разведать и разнюхать: как они охраняются, чем крепятся к берегу, и пригодны ли для плавания. Акс не раз ходил с другом под парусом и на вёслах, поэтому в лодках разбирался.
Гуляя с лордом по острову, Санхар нигде не видел ни большого корабля, ни прогулочной яхты. Если судить по рассказам Альб-Сонны, он был удачливым торговцем и не менее удачливым пиратом. Когда же Санхар напрямик спросил о судне, Альб-Сонна замялся и ответил, что недавний шторм повредил корабль и сейчас он находится на ремонте в сухом доке. Санхар изъявил желание побывать в нём, но лорд ответил, что там не на что смотреть, и вообще, это скучное дело, а двое мужчин могут найти себе занятие поинтересней, чем смотреть, как конопатят щели корабля. Но, хотя лорд говорил это с любезной улыбкой и шутливой интонацией, его мрачные мысли рассказали Санхару, что он не увидит корабля, как собственной спины, и не покинет остров до конца своих дней, или, в лучшем случае, пока не поделится своей неуязвимостью.
В тот же вечер, чтобы развлечь «важного» гостя, лорд устроил торжественный ужин, на который пригласил всех приближённых. Ужин сопровождался песнями и плясками, которые исполняли красивые и юные рабы-евнухи, наложники самого господина и его свиты.
Любимцем Торварда, как Санхар уже знал, являлся Грациан, которого он видел в свой первый день пребывания в замке. Этот красивый юноша с лицом ангела и нежным телом женщины, несколько раз встречался Санхару, но принц не обращал на мальчишку внимания. Юноша же испытывал к вельху определённые чувства, которые тот легко улавливал. Это слегка удивляло и даже раздражало, ведь принц не давал мальчику никакого повода или намёка на какие бы то ни было отношения. К тому же Санхар не привык к подобным чувствам со стороны мужчин. Им часто восхищались, как воином, завидовали его силе и ловкости, ценили умение владеть мечом. Но искреннее обожание, восхищение красотой, любовное желание и страсть он вызывал только в сердцах женщин.
На ужине Грациан появился в облике прекрасной девушки-танцовщицы, одетой в лёгкое развевающееся платье, украшенной цветами и драгоценностями. Санхар закрыл свой мозг для любых влияний извне, как всегда делал в многолюдных местах. Потому не сразу узнал Грациана, пока не увидел его необыкновенные запоминающиеся глаза. Умело подкрашенные, они были особенно выразительны на бледном тонком лице юноши. Танцевал он великолепно: тело легко и грациозно двигалось в такт музыке, плавно изгибаясь в любом направлении. Он словно плыл над плитами пола, и его танец невольно зачаровал Санхара, на мгновение забывшего, что перед ним не прекрасная девушка, а неполноценный юноша.
Лорд заметил заинтересованность гостя и, толкнув Санхара локтем, хитро прищурился:
– Правда, чудесное создание?
– Да, он очень хорош… – ответил принц.
– Я нашёл его в нищей деревушке на Гритланде и купил у родителей за пару золотых. Ему тогда не было и семи. Я лично воспитывал его и сделал тем, кем он теперь есть. Грациан воспитан, послушен и гибок не только на танцполе, но и в постели… – двусмысленно улыбнулся он. Санхар промолчал в ответ, так как эти подробности его не интересовали.
После танца лорд приказал Грациану спеть для гостя. Юноша взял аккордо и спросил:
– Что господа желают послушать?
– Пой, что хочешь: у тебя все песни об одном – о нежной и высокой любви… – небрежно махнул рукой лорд.
Грациан бросил на хозяина короткий взгляд, и Санхар заметил, что в нём было мало любви, а проскальзывала скрытая ненависть. Санхар не осуждал раба: если бы из него сделали игрушку для грязных утех, он бы, наверное, убил своего мучителя.
Грациан растянул меха и запел старую алданскую песню. Санхар сразу узнал этот язык: ведь его мать много лет прожила в Алдании, хорошо знала этот язык и научила ему Санхара, как и другим языкам, которыми владела. Потому, в отличие от присутствующих, он прекрасно понимал, о чём поётся в песне. А дерзкий раб пел старинную алданскую песню о свободе, о том, что рано или поздно он осуществит свою мечту и вырвется на свободу, улетит как птица, покинувшая опостылевшую клетку, и никогда не вернётся назад. «Свобода! Как сладко это слово! Я мечтаю о тебе снова и снова, и когда-нибудь обрету тебя!» – пелось в припеве, который юноша повторял с особым упоением. Санхар с улыбкой слушал его, а когда песня закончилась, единственный из присутствующих наградил певца аплодисментами. Затем, спустившись с помоста, на котором стояли накрытые для гостей столы, приблизился к юноше и произнёс по-алдански:
– Странная песня о любви… Ты уверен, что твой господин не знает, о чём ты поешь?
Грациан побледнел, и его глаза распахнулись от удивления. Санхар обошёл вокруг юноши, наслаждаясь вызванным его словами страхом, а затем наклонился к уху и прошептал:
– Не бойся, я ничего ему не скажу. Но впредь будь осторожен в выборе песен…
Когда он вернулся на своё место, Торвард с подозрением спросил:
– Вам знаком этот варварский язык, принц?
– Я знаю много языков, Торвард, и алданский один из них.
– И что вы ему сказали?
– Что мне понравилась песня, и я не отказался бы послушать её ещё раз.
– Вы серьёзно? – удивился лорд.
– Да… Я знаю, что Грациан ваш любимец, и если мой поступок как-то оскорбил вас, прошу прощения…
– Пустяки! – засмеялся лорд. – Грациан мой любимец, потому, что он мой первенец, так сказать… Но сейчас у меня есть мальчики помоложе и понежнее. Если Грациан вам понравился и вы хотите… пообщаться с ним – пожалуйста, я совсем не против. Он в вашем полном распоряжении.
– Благодарю, милорд… – только и смог пробормотать обескураженный Санхар. Он не ожидал от Альб-Сонны такой щедрости и, конечно же, не желал общаться с наложником теснее, чем на этом вечере, но отказ вызвал бы ненужные подозрения.
Санхар думал, что до конца ужина лорд забудет о своём щедром предложении, или передумает делиться любимым наложником, но когда, отяжелевший от съеденной пищи и выпитого вина, вернулся в свою комнату, там его ждал Грациан. Санхар удивился:
– Что ты здесь делаешь?
Акс бесцеремонно обнюхал чужака и брезгливо сморщил нос: обилие благовоний, которыми измазал себя юноша, ему не нравилось.
– Хозяин прислал меня к вам… – пробормотал юноша, потупив взор.