Вечно молодые

– Ну, в этом я бы не был столь безоговорочно уверен. Это может не так страшно выглядеть, но иметь ужасающие последствия. – На секунду его рот дергается в хищной гримасе. – Ты просто привыкнешь. Плохие парни пытаются надрать тебе зад, и ты их уничтожаешь. Все! – делаю вид, что не слышу его и продолжаю рисовать невидимые загогулины на стекле. – Если бы они попали мне не в плечо, а в грудь, и я бы умер на месте, что тогда? – он знал, что я отвечу еще до того, как стал даже подумывать о том, чтобы задать этот вопрос.

Делаю глубокий вдох и поднимаю глаза на него:

– Я бы застрелила всех до одного!

Его голубые глаза на фоне заката кажутся очень теплыми, как вода океана, в котором я даже не успела искупаться. Может, я могу искупаться в нем?

– Вот именно, благодаря тебе я еще жив! И это сумасшедшее чувство. Потому что я никогда не был столь близок к концу!

Я больше не смотрю на него, я просто вижу, что он дышит, до сих пор его грудь подымается, он живой. Я выполнила свои обязанности перед ним, и дала стать чудовищем ради этого себе.

Сажусь в угол подоконника, упираясь в стену спиной. Он садится напротив, как мое отражение. В течение нескольких минут мы пялимся друг на друга, и лишь один Бог знает, что твориться в его голове.

– Титановые нити? Ты серьезно? А если бы я до этого не дралась, не тратила энергию. Ты представляешь, как я могла навредить Кирку?

– Ты бы не навредила!

– А если…

– Ты. Бы. Не. Навредила!

Он отворачивается в окно. Я прижимаю колени к груди. Так и сидим, наблюдая как солнце садиться за лес. Оно должно утонуть в этой чертовой реке.

Он разрушает тишину, когда оно уже почти скрылось и комната погружается во мрак:

– Ты знаешь, что означает твое имя?

Я уставилась на него непонимающими глазами. А он все еще смотрел в окно.

– Прости, что?

– Значение твоего имени… тебе оно известно? – Он говорил тихо-тихо, как будто если нас кто-то услышит – нам конец.

– Я не понимаю, о чем ты и нет, я не знаю, что значит мое имя. Я вообще не уверена, что кто-то задумывался, что оно должно что-то значить, нарекая им меня. И главное – нет доказательств, что оно реально мое.

– Это женская вариация имени Самуил.

– И?

– Оно означает «Слово Божье».

Я просто хлопаю глазами и не нахожу ничего умнее чем выпалить:

– А сейчас ты жаждешь рассказать мне о своем имени. Валяй! – он переводит взгляд на меня. – Что означает твое?

В сумерках его глаза бликуют странными оттенками, от лазурного до темно-фиолетового, и он прожигает во мне…

– «Тот, кто охраняет слово Божье»

На секунду мы замираем, пока я перевариваю его слова, и он снова произносит:

– Какая ирония! Не правда ли?

Я смотрю на него, и сжимаю губы. Хочу что-то еще сказать… Но в итоге просто спрашиваю:

– Зачем ты мне все это сказал?

– Чтобы ты была в курсе.

– В курсе чего?

– Я защищаю слово Божье и титановые нити – не предел моей фантазии!

– Игорь…

– Сэм?

Как я у него записана в телефоне? Бездушное создание? Он оказался, чертовски прав. Именно такой я хочу быть сейчас. Не хочу, чтобы его слова что-то во мне задевали.

Такой красивый, насколько человеку вообще разрешено быть. Я ловлю свою руку застывшей на полпути к его лицу, потому что мне хочется дотронуться до его щеки. Его лицо озаряется подобием улыбки, как будто он читает мои мысли, и я чувствую, как щеки вот-вот покроются краской, которую я потом не смогу выжечь из его памяти даже кислотой или адским огнем.

Он резко подается вперед и тащит меня за руки. Пока проклинаю, что надела платье, он располагает мои ноги, вокруг своего торса, и мы оказываемся лицом к лицу. Нас разделяет всего несколько сантиметров и одно дыхание на двоих, а я все еще не ору и не крою его матом, хотя в своих размышлениях над тем, если он когда-то захочет ко мне приблизиться, я его избивала.

Сейчас я не двинулась ни на сантиметр. Я просто слежу за его губами, за тем, как они приближаются ко мне. Как меня озаряет его дыхание, его запах, похожий на какие-то терпкие специи, и я не знаю, с чем это сравнить, чтобы понять, что в нем заключено.

Я вдыхаю и выдыхаю. Пытаясь подавить трепет, который грозиться вырваться наружу, как будто мои внутренности заменили бабочками.

Когда его губы касаются моих, во мне происходит атомный взрыв в районе солнечного сплетения, и я не понимаю, как он может этого не заметить. Из меня должен повалить дым, потому что я сожжена им изнутри. У меня нет внутренних органов, и я всего лишь дух без тела. Он проводит языком по моей верхней губе, слегка прикусывает нижнюю. Думаю, что, наверное, именно за этим до меня приходило огромное количество девушек, но полностью в клочьях уйду только я.

Его руки скользят по моим мокрым волосам, прижимая за затылок к себе и перемещаются на спину.

Не то чтобы я помнила, какими бывали поцелуи обычно, точнее я не помнила ни одного, а в этом мире мне еще не приходилось практиковаться, но его поцелуй был похож на ванильное мороженное. Слишком сладкий и мои зубы сводит от холода, когда я пытаюсь вспомнить, как он обычно себя вел. Я принимаю дозу лучшего наркотика в мире, и пока он бежит по моим венам, я не помню этого дня, не помню о том, кто я такая и что натворила. Он – мой антидепрессант, разработан таким образом, чтобы я никогда с него не слезла.

Он резко отрывается от меня, хватает футболку, которую так и не надел и уходит прочь. Я сижу и хватаю воздух на этом гребанном подоконнике.

Почему он так себя ведет?

– Что за… хрень? Тот, кто охраняет… как там меня зовут, не должен себя вести как дерьмо, или я не права?

Он застывает, пока протягивает голову в горловину футболки. Я вижу, как он взвешивает свое решение, и решаю надавить:

– Мне нужны ответы! Прямо сейчас!

– Хочешь ответов? – злобно скалится он. – Получи: ничем хорошим для сирен подобное не заканчивается!

И выскальзывает за дверь, оставляя меня одну в этой огромной безумно холодной комнате.

Глава 8