– Можно пригласить тебя на танец?
– Нет! – говорю я.
– Да! – говорят три предательницы, которые не понимают, что творят.
– Прекратите! – яростно шиплю я.
– Да ладно тебе. Я не кусаюсь!
Конечно, ты только стреляешь из пистолета в лоб. Или намекаешь на то, что ты можешь это сделать.
Его улыбка – море очарования. Я чувствую, как три сирены растекаются в лужицу на другом конце стола.
Рука все еще протянута ко мне, а я смотрю на него просто ошалевшими от ужаса глазами. Он продолжает улыбаться, протянув ладонь еще ближе. Я продолжаю сидеть столбом.
– Не тормози, Сэм! – толкает меня в плечо Мел, от чего я огрызаюсь в ее сторону:
– Моя спина! Не можешь запомнить?
И вот я сижу, обхватив один бок, и пытаюсь сделать так, чтобы боль не превратилась в слезы. Глубокие вдох и выдох и поиск положения, в котором я могу прийти в себя. Я понимаю, как жалко выгляжу, сгорбленной и скулящей, но решаю посмотреть на него. Темный недобро прищуривается, оценивая ситуацию, и как бы спрашивает: «Что это за херня?». Да, мне очень больно. Так больно, что искры полетели из глаз. Он цедит сквозь зубы:
– В таком случае, я настаиваю! – и, не дожидаясь моего очередного отказа, тащит меня за руку на танцпол.
Я оглядываюсь, скалюсь, показывая сиренам средний палец. Все трое в ответ поднимают большие и лыбятся во все 32 зуба. Они почему-то решили, что, если я найду себе какое-то увлечение, будет в целом повеселее.
Темный парень тащит меня сквозь толпу:
– Я надеюсь, ты умеешь танцевать.
Он резко дергает меня к себе, впиваясь рукой в спину, чем доставляет мне весь спектр ощущений. Но даже не морщится, когда я ору у его уха от боли:
– Полегче!
Моя макушка едва достигает его губ даже на огромных каблуках. Я не смотрю на него, но не могу не заметить, что он довольно улыбается.
– Я всего лишь хотел понять, насколько все плохо…, и ты чертовски милая, когда не можешь контролировать ситуацию.
– По твоим словам, я чертовски милая, даже если к моему лбу приставить пистолет.
Он улыбается и немного подталкивает меня, двигается под музыку.
– Болит спина?
– Что ты тут делаешь?
– Ушиб?
– Чего тебе надо?
– Травма?
– Почему ты уверен, что я тебя не сдам?
Он прокручивает меня под рукой нежно, давай время сгруппироваться, и мы продолжаем двигаться под тягучую музыку почти на месте, пока его губы, практически касаясь моего уха, шепчут:
– Потому что ты мне должна! А теперь расскажи, что с тобой.
Наблюдаю, как три хитрющие сирены переговариваются между собой, хихикая как школьницы, тыкают в нас пальцем. О, если бы вы знали, на что меня толкаете.
Быть должной темному парню свою жизнь – ужасно. Я вздыхаю и нехотя говорю:
– Я шлепнулась со стены. – Он как будто даже не удивлен.
– Было высоко?
2 этажа, но я вру:
– Не помню!
– Какая сторона?
– Правая… – неуверенно отвечаю я.
Его рука скользит вдоль моей спины. Забираясь под складки платья в районе молнии, я застываю и невольно ахаю. Когда он нащупывает эпицентр боли.
– Воу… тебя что, никто не лечил?
Настроение вокруг нас меняется, как только его глаза напоминают огненные щели. Как будто он злится, осознавая то, что я предоставлена сама себе.
– Само пройдет! Есть более важные… о даааа!
Я прикрываю веки от того, как лед затекает в район ушиба, полностью игнорируя, что это значит его руку на моей коже. Моей. Голой. Коже. Он продолжает медленно вести меня за собой по танцполу, аккуратно обходя остальных танцующих, пока я с закрытыми глазами пытаюсь устоять на ногах. Я нечленораздельно мямлю:
– Ты – вода… – он усмехается:
– А ты – бог причинно-следственных связей и милашка, но мы это уже выяснили.
Я хихикаю, словно пьяная, так приятно получить дозу обезболивающего.
– У тебя трещины на ребрах. Ты в курсе?
Нет. Возможно, мне про это говорили, но я не обратила внимания. Ходить и дышать могу, остальное – не важно. Потом заживет.
Я просто игнорирую его вопрос.
– У тебя может быть ушиб внутренних органов, или кровотечение, или…
– Забей! Просто продолжай это делать…