– Так зачем располагать клуб в зоне рубежа? – Виктор не представлял, чем руководствовались отправившиеся за пределы отформатированной цивилизации.
– Там лучше ощущается свобода. Ныне он обрёл таковую ещё больше, – Филипп озвучил лишь предположение, ведь подобные вопросы другу не задавал.
– Лицемерие, если он исполняет требования общества, от которого бежал.
– В его старом клубе ограничений было немного.
– А я уже не ощущаю обделённости и в черте городов, – Виктор не усматривал в новом мировом порядке фактор, чрезмерно регулирующий реализацию мечтаний.
– Ты сократил диапазон желаний, – Филипп будто искал минусы в той действительности, которая выступала и его также.
– А ты?
– И я.
– Тогда, чем ты возмущён?
– Иногда мне хочется погрузиться в атмосферу непредсказуемости.
– Анархии. И ты нашёл её дислокацию?
– О нет, на территории СЛ также действуют законы и правила. Инфрамисты (Примечание: Вымышленное определение от латинского Infra mio – ниже меня) не так скованы как мы в своих действиях.
– Их так величают? Это что-то латинское?
– Да.
– Тебе не нравится то, что предлагает общество?
– Мне чего-то не хватает.
– Мне тоже.
– Неожиданно.
– Но я этим не тягочусь.
Глава 20
Она нуждалась в полумраке, он тяготел к свету. Разные, но нуждавшиеся друг в друге. Она прижалась к его спине, обхватив руками за торс так, словно опасалась быть оторванной от него. Он гладил кисти её рук, она прижималась к нему ещё сильнее. Так Эрика вела себя только в тех случаях, когда была расстроена. Константин предпочитал не задавать лишних вопросов, довольствуясь тем, что говорило тело. За немалый срок жизни он успел убедиться в том, что оно не лгало. Оно было куда красноречивее слов, а точнее человеческой сути, заключённой в нём.
– Сегодня я не хочу нежностей. Мне нужен секс. Просто секс.
– Как скажешь.
Он был готов исполнить любое желание Эрики, но не так, как она того хотела. Константин резко привлек её к себе. Он мог прижать её с большей силой, но это значило причинить боль. Но именно этого она ждала, чтобы заглушить что-то внутри, возможно, в душе. А уж как болит душа, он успел убедиться. И уж точно жёсткий секс не был действенным лекарством. И он обманывал её, оставаясь бережным, не допуская того, чего она так настойчиво просила.
– Почему? – Она прошептала свой вопрос.
– Не спрашивай того, на что у меня не имеется ответа, – ему и самому хотелось проявить большую страстность, но не сейчас.
Эрика прижалась к мужчине с чувством, совершенно не подходящим заявленным намерениям. Определённо, она нуждалась в близости, но не телесной. Ему никогда прежде не удавалось прижимать кого-то к душе. То ли он никогда настолько сильно не любил, то ли не возникало такой потребности. И об этом он задумывался, как о чём-то недостижимом. С Эрикой стало доступно то, что не доводилось совершать прежде. Константин слегка отстранил от себя женщину, без сомнений не испытывающую возбуждения, взял в свои ладони её лицо и поцеловал в лоб.
– Я посижу с тобой рядом. Просто поспи. Не одна. Точнее не сама. Тебе нужна такая ночь.
Эрика не стала противиться, ей внезапно захотелось испытать умиротворённость. Ей нравились контрастные ощущения: сила мужских рук и бережные объятия.
Глава 21
Как же жаль становилось молодость. Пребывая в этом состоянии, человек не допускает мысли, что оно быстро сменится чем-то промежуточным, а после завершится старостью. Беспечность молодости усиливается иллюзией, а потому время тратится неразумно. И только в среднем возрасте становится горько от осознания упущенных возможностей, доступных в большей мере в юные годы.
Именно этим и занимались две самонадеянные особы, наделённые утончённой красотой. Он не сомневался, что девушки не допускали и мысли о том, что постареют. Он знал точно, что это произойдет. И от этих раздумий становилось не грустно, а больно. Если бы молодость длилась бы подольше, хотя бы для женщин, он смог бы ощутить большую радость от жизни.
Феликс направился в гостиную, куда несколько минут тому назад вошли Арина и Алина. Ему следовало предупредить их о напрасности того времяпровождения, в котором они находили отраду. Сёстры день ото дня предавались беседам и чтению, и всё это происходило под крышей, пусть и просторного и комфортного дома, но всё же вне пределов общества.
– Дорогие дочери, мне необходимо быть услышанным.
Обе девушки внимательно посмотрели на своего воспитателя, по крайней мере, так они его величали за глаза, полагая, что он того не знает. И ошибались. Феликс ничуть не обижался на приёмных дочерей. Они стали ему родными, пусть и без кровных уз. А вот уже они могли его воспринимать, как считали приемлемым для себя.
– Я не отберу у вас много времени. И прошу задуматься об этом понятии.
– Отец, что происходит? – Арина опасалась подобных разговоров ввиду того, что близкий человек достиг весьма преклонных лет.
– Молодость не верит в то, что время скоротечно. Когда же человек начинает осознавать эту данность, обычно уже достигает зрелости. И это худший период жизни, ведь молодость осталась позади с её временным запасом, а старость ещё не наступила, но уже напоминает о себе.
– К чему ты клонишь? – Алина не считала себя должной следить даже за настенными или наручными часами. Уж точно время мало её беспокоило.
– Время мстит тем, кто его растратил напрасно. Мстит страшной болезнью. Не существует болезни невыносимее одиночества. С годами она сложнее поддаётся излечению. – Феликс тяжело вздохнул, и вовсе не для усиления эффекта от того, что сказал. Он с трудом обсуждал подобные темы.
– Отец, но я не чувствую себя одинокой, даже наедине с самой собой, – Арина не пыталась успокоить взволнованного воспитателя, а лишь поделилась персональным ощущением.
– И я, – Алина и вовсе не чувствовала себя покинутой, а именно такими она воспринимала одиноких людей.
– Потому, что я заполнил собой ваши жизни. Я не хочу, чтобы моя родительская любовь потеснила из ваших сердец чувства к избранникам. В противном случае, дочери мои, вы останетесь одинокими. И вы будете меня ненавидеть, и может даже проклинать любовь мою к вам и вашу ко мне.
– А если ни я, ни моя сестра не готовы искать кого-то гипотетически близкого? – Арине стало жаль Феликса, не как отца, а как человека преклонных лет.
– Дочери, вам только кажется, что с поиском партнёра можно успеть. Для этого может потребоваться много лет, порою и целая жизнь. И даже в этом случае возникает риск не успеть. Прошу вас не растрачивайте молодость. Зрелость предваряет затухание жизни. А старость медленно убивает. Уж мне-то можете поверить.
Феликс предпочёл оставить дочерей в просторной гостиной. Помещение, обладавшее долей величественности, подчёркивало изящество Арины и Алины. Утончённые девичьи фигуры придавали красоты дому, в котором Феликс готовился доживать свой век с одиночеством. Ему повезло отыскать дочерей. Они сделали его счастливее, ведь с ними пролетали дни его никому не нужной жизни. Если бы не эти девочки, он бы и остался человеком, лишним на празднике жизни. Он так и не испытал радость взаимной любви, но смог ощутить привязанность детей. А теперь ему следовало оттеснить от себя повзрослевших дочерей, чтобы те не упустили возможности найти персональный путь. Впрочем, таковой он намеревался для них проложить.
Глава 22
Слова не требовались: впечатление всецело отражалось на лице человека, доверившегося риску. Что же, он и ожидал, что испытает нечто новое или позабытое старое, а последнее больше отвечало его ощущениям. Когда-то он проводил много времени за игорными столами, причём тогда себе казался человеком, пресытившимся жизнью, тяготевшим выставить себя тем, кем и являлся, почти богатым, в меру циничным и относительно одиноким, а точнее не интересным какой-нибудь красавице. А ведь женским вниманием он был не обделён. Хотя не он, а то, что мог предоставить. И ныне он не скатился в бедность, хотя это понятие, как и богатство, утратило прежний оттенок, и более не представлялось характеристикой личности.
– А знаешь, я зря тебя сюда привёл.
– Чего это?