Царица Израильская

– Ладно… Приступим к делу! – Идрис стал у огромного на всю стену окна и пальцем поманил Майкла.

Тот послушно подошел и, глянув, остолбенел: там, за стеклом, распахнулось огромное пространство, которое точь-в-точь, хотя в меньших размерах, но повторяло площадь у Стены Плача и саму Стену. Словно каким-то образом сейчас, за этим окном, оказался кусок Иерусалима. Площадь была пуста, лишь несколько человеческих фигур, что-то сооружая, копошились в центре ее.

– Теперь, надеюсь, Вы видите, как интересен иудаизм арабу…

– Это невозможно! – оцепенело глядел Майкл.

– Ну, что вы… Разве может профессор биофизики произносить такую фразу!.. Все возможно! Все! Ибо во всем пребывает Бог! А может… Дьявол!

– Чего вы ищете? – в ноги Идрису спросил Майкл.

– Мо-ти-вация! – заерничал Идрис, но, выждав паузу, вдруг возбужденно выпалил:

– Язык Бога! Язык, на котором говорит Бог! Вот высшая тайна! Все эти ваши психотропные бредни и остальная чушь – это все детские игрушки, которые бросает вам Творец для потех!.. Язык Бога – вот что нужно понять! А именно еврейский мозг затаил в себе эту тайну-ТАЙНУ ЯЗЫКА ТВОРЦА! И потому даже годовалый еврейский ребенок, еще хорошо не осознавая, что стоит перед его глазами, так смеется, так радуется, когда видит какой-нибудь кусок Торы! И это были Вы! Мозг этого ребенка знает эту тайну! А, значит, знает тайну Ковчега!

Майкл, опустив голову, снова вспомнил телеинтервью:

«Хаймалка по духу патриотка еврейства, – говорил он женщине-репортеру: «… стоило ей увидеть древнееврейский шрифт, как она тут же невольно улыбалась. И вы знаете, какая это была радостная улыбка: словно она узнавала что-то знакомое и родное…»

Майкл взглянул на лежавшую на столе газету.

«Грубая и странная ошибка… – подумалось ему. – Впрочем, журналисты могут так переврать… А, может, это воля Господа Бога…»

– Эй, профессор! – резко позвал Идрис.

Майкл вскинул голову:

– Да, я слушаю, Вы говорили… ковчег.

– Да, ковчег! А Вы знаете, чем на самом деле был Ковчег Завета?

– Да, есть мнение, что Ковчег Завета был генератором энергетических полей.

– Не только… Через Ковчег Творец говорил с евреями… Дьявол Гитлер неспроста искал его… А он понимал в таких вещах…

Профессор длинно посмотрел на Идриса:

– Если суммировать: «шрифт»… «Ковчег Завета»… и… подсознание «ребенка» хранит об этом информацию… – профессор вдруг насмешливо взглянул. – Вы хотите заглянуть в мое подсознание…

– Я понимаю, что Вы обладаете еврейской иронией. Вы, евреи, так млеете от своей ироничности, но на самом деле за этой вашей ироничностью стоит лишь ваш вечный страх: вы не хотите и не можете постоять за себя. Да и вся ваша культура отсюда: от страха! И все так называемые ваши еврейские либеральные ценности!.. – и он желчно передернул:

«…и корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе; и лев, как вол будет есть солому…» – глаза Идриса загорелись ненавистью. – Когда шакал знает, что он шакал, он хочет чтоб и лев солому жрал… Но Бог с ним!.. А насчет подсознания, Вы оказались правы. Я хочу заглянуть в него. Даже не заглянуть, а вывернуть его, как старую шляпу…

…Майкл настороженно взглянул, а Идрис расхохотался:

– Да, мой дорогой профессор, испытать кое-что Вам придется. Я бы даже сказал пережить… Но Вы ведь тоже опыты проводите… Бедные крысы!.. А ведь как они похожи на людей!.. Еще коньячку? Да вы садитесь, Майкл, присядьте…

Профессор сел на прежнее место в углу и глухо спросил:

– Чего вы хотите?

– Ну вот… Знакомый вопрос… – и вдруг проникновенно открыл. – Запуск! Вам нравится это слово – Запуск?! А я обожаю его! Запустить подсознание! Как говорил Великий Тим – «вступить в контакт с клеточной мудростью»!.. Знаете? – Тантра, суфизм, танцы, пост… Но еще самоистязание, электрошок, секс!.. А еще болезненные физические процессы: например, делать на теле надрезы! Или еще лучше подпиливать зубы!

– Ты не посмеешь, Дьявол!

Идрис метнулся к нему и, чуть пригнувшись, задышал почти у самого лица Майкла:

– Для того, кто ищет Бога, не существует таких соплей! – и передернул. – «непосмею». Посмею! Тут и сметь нечего! Просто мне нужно было то, что нужно было. Ритуал! – он подошел к окну. – А теперь у меня есть все! – и он показал пальцем на Майкла. – Еврейский мозг, который меня устраивает, живой человеческий материал и пространство, где я совершу Великое Жертвоприношение!.. Заинтересовать Бога! Вот что главное! Сотворить нужную матрицу! – и он кивнул на «площадь» у «Стены Плача». Идрис взял недопитый бокал и как бы опомнился:

– О, пардон, профессор! – достав из бара свежий бокал, плеснул в него коньяку и поднес Майклу:

– Сатана! Дьявол! Сатана! – Тот наотмашь ударил по нему торцом ладони, бокал отлетел в сторону и раскрошился о стенку.

В ту же секунду возле Майкла оказался Халиф, заломил ему кисть, профессор закричал, на мгновение потерял сознание.

Очнувшись, увидел Идриса: тот сидел на краю стола с бокалом в руке. Вампир стоял у двери.

– С возвращением! – Идрис приподнял бокал. – Как самочувствие?.. Но ведь нельзя же так обращаться с таким божественным напитком…

Майкл с ненавистью отвел глаза в сторону.

– Ну, хорошо, профессор, на сегодня, пожалуй, достаточно! Через несколько минут Вы сможете отдохнуть, а сейчас я обязан поделиться с Вами Моим планом Великого Ритуала! Великого Жертвоприношения!

И он исподволь стал открывать ему задуманное. Скоро, говорил он, весь мир станет под знамена неоисламизма! Вся нечисть будет сметена с лица земли. Скоро будут освобождены все великие города и в первую очередь – Иерусалим, который и станет его великой столицей! – он церемонно бросил рукой в окно, за которым распахнулось пространство – копия Стены Плача. – Иудейское племя, наконец, будет сброшено в море. Все ваши так называемые святыни, вся память о вас будет начисто искоренена и стерта с лица Земли. И в честь этого на Святой Земле, у Камней Истины (так будет назваться Бывшая Стена Плача) будет устроено Великое Жертвоприношение.

Для этого на площадь будут пригнаны два-три их десятка, оставленные для этого Великого Ритуала. Они будут одеты так, как столетие назад мы, мусульмане, повелевали им одеваться! На них будут напялены высокие шутовские колпаки, на шее каждого тяжелые гири, перепоясаны они будут желтыми ремнями, а женщины их будут обуты в разноцветные башмаки: на одной ноге черный, на другой красный. Так мы, мусульмане, повелевали им одеваться, чтоб отличимы были они от нас – правоверных! И так они одевались! Эти ряженые будут волочь по земле мешки со своими последними книгами. А впереди них будет идти их раввин и читать книгу – эти раввины любят вести свое стадо на заклание с открытой книжкой. Но никогда еще Всевышний не был с ними. Чуть позади этого раввина будет идти связанная по рукам Жертва. Так пройдут они семь кругов, потом снесут свои мешки в центр площади к жертвенному камню, вывалят их нутро. Тогда зажжется факел истины, и они сами начнут сжигать свои книги. И потом сами эти шуты будут отданы в руки ликующей толпы: пусть народ потешается над их шутовским видом и рвет их на части. И потом настанет самый Великий час: связанную жертву положат на жертвенный камень, и самый доблестный мой воин сотворит самое великое в истории жертвоприношение. И это будет великий миг: вся память об этом рабском иудейском племени будет стерта с лица Земли…

Но не успел Идрис закончить, как на «Пульте» взорвался громкий и болезненный смех: Майкл, закатив голову, истерично хохотал и хлопал ладонями по обеим коленкам.

Идрис глуповато улыбнулся, но тут же, приняв насмешливый вид, сделал вампиру знак рукой: убрать!

Халиф схватил профессора за шею, сорвал со стула и поволок к двери.

– Урод! Ты больной! Маньяк! – вырываясь из клешни вампира, захлебываясь, закричал Майкл. – Маньяк! Маньяк!

Он пытался сорвать с шеи мохнатую руку чудовища, но тот, приподняв его над полом и понес легко, словно пойманного за холку кролика.

– А есть и еще кое-какие способы «запуска»! Например, сильная душевная травма… – вслед ему зло рассмеялся Идрис. – Хотя бы лицезреть смерть самого дорогого существа!.. А лучше – не одного!..

– Ты не посмеешь, мразь! – рванулся Майкл, но вампир уже протащил его сквозь дверь и поволок по длинным тускло освещенным коридорам.

– «…по-сме-ешь…не посмеешь…» – вслед профессору, насмехаясь, передернул Идрис и когда закрылась дверь, повернулся к окну, за которым завершалась подготовка к «Великому Жертвоприношению».

Идрис по-наполеоновски скрестил на груди руки, глаза его надменно замерли, словно он видел огромные толпы, суеверно падающие к его ногам.

Но вдруг ему подумалось о жене, вспомнились далекие с ней ночи, горячее, страстное тело Фатимы, ее вскрики. Кажется, это было в каком-то далеком, давным-давно отлетевшем прошлом: в последнее время он и вправду как будто забыл о ней… Ему представилось, как он мог бы сейчас сорвать с нее одежды, завладеть ею, ему увиделись ее твердеющие в любви розовые соски-виноградины. Тело затопила жаркая волна.

В дверях появился вампир. Идрис, кивнув ему: за мной, вышел из-под подполья в полуподвал своего дома и легко, словно в нем проснулся двадцатилетний юноша, вбежал по ступенькам в гостиную. Фатимы там не оказалось, не было ее ни в кухне, и ни в ванной.