* * *
…Халиф опустился посредине широкой запруженной автомашинами улице.
В несколько мгновений вампир превратился в огромное семиметровое чудовище. Он поднял двухметровую ступню и ударил по проезжавшему мимо автомобилю.
Машина превратилась в смятую консервную банку, за ней расхлестали воздух завизжавшие тормоза десятка машин, некоторые их них оказались на встречной полосе – в пару минут широкая улица превратилась в беспорядочную массу столкнувшихся, перевернутых автомобилей.
Крича от ужаса, сбивая друг друга с ног, по сторонам разбегались обезумевшие от страха люди.
Завыли сирены пожарных, «скорых» и полицейских машин.
Вампир, подхватив одну из человеческих фигур, лакал из его разорванного горла кровь.
Отбросив мертвое тело, как насытившийся хищник, Халиф осмотрел взорванный под ногами человеческий улей, разбросал по сторонам огромные руки и, вытянув кверху черную вампирскую морду, издал громкий ликующий крик, крик счастливого существа, познавшего всю свою мощь.
Упоенный своей силой, Халиф расшвырял замершие под ногами автомобили, которые отлетали по сторонам, как легкие спичечные коробки.
В небе закружили вертолеты. Чудовище, легко спружинив, взмыло в синеву. Его красная пасть распахнулась в сатанинском ликующем крике и из нее выбивался острый багровый язык.
Полицейские вертолеты на расстоянии закружили вокруг чудовища, которое, упиваясь полетом, купалось в небесной выси. В какой-то момент оно нырнуло вниз, подхватив с земли автомобиль, вознеслось с ним в небо, зашвырнув его, подхватило еще машину, и тогда кружившие вокруг вертолеты ударили по нему длинными пулеметными очередями.
Пули прошили его тело, но вампир, угрожающе раскрыв пасть, нырнул к одной из «стрекоз» и ударил по ней огромным кулаком. Машина переломилась, как спичка, и рухнула на замерший в страхе и любопытстве город.
Халиф увидел, как второй вертолет идет прямо на него, понесся навстречу сам, вытянув вперед обе руки. Перед самым, уже казавшимся неизбежным, столкновением, «стрекоза» вдруг попыталась вывернуть вверх, но вытянутые руки вампира, вонзившись в ее «брюхо», рассекли ее надвое.
Вспыхнувшие куски металла рухнули на груду столкнувшихся на дороге автомобилей.
В небе появились истребители, но вампир уже не обращал внимание на эти машины, словно они потеряли для него всякий интерес.
Он нырнул к земле, мягко спружинив на огромных ногах, оказался напротив старинной синагоги.
В Бэт-Эль шло празднование Рош-Гашана. Подходило время выноса свитка. Возбужденно молились мужчины, покрытые светлыми талитами, а на небольшом балконе благоговейно щебетали женщины.
Это праздничное небольшое пространство больше всего украшала девочка лет четырех. В светлой рубашке, длинной синей юбчонке, с ниспадающими на хрупкие плечи каштановыми мягкими локонами, она, как солнечный зайчик, беззаботно бегала меж молящихся мужчин, что-то радостно щебетала и, как старушечка, смешно держась за поручни, поднималась на балкон к матери.
Ее мать, молодая женщина лет двадцати пяти, в длинной одежде евреянки, поймала девочку за руку, но солнечный зайчонок, выскользнув из ее руки, снова засеменил к лестнице вниз.
Раввин возвысил в молитве голос, Свиток, качнувшись в руках одного из мужчин, поплыл по залу.
Вдруг с улицы раздались истошные крики. В синагоге на мгновение все замерло, а за ее стенами продолжали рваться пронзительные крики мужчин и женщин.
Мать девочки бросилась к лестнице.
Начавшуюся было суматоху, остановила брошенная кверху рука раввина:
– Шэма Исраэль! – как бы приказал он и, громко читая молитву, направился к двери.
– Шэма Исраэль! – зашептали десятки дрожащих губ.
– Шэма Исраэль! – люди в растерянности боялись смотреть в глаза друг другу.
Раввин, подойдя к двери, распахнул ее, увидев шагнувшее к синагоге чудовище, на мгновенье оцепенел, но в доли секунды в его воспламенившемся мозгу промелькнула страстная раввинская мечта: вот властная рука с ножом занеслась над жертвенником, на котором лежал связанный по рукам и ногам юноша, вот нож уже готов был, ринувшись вниз, пустить жертвенную кровь, но громовой голос отвел мужественную, не дрогнувшую руку…
Глаза раввина полыхнули фанатичным огнем, он закрыл дверь, пророчески оглядев испуганные сникшие тела и вымаливающие надежду глаза, снова величественно поднял руку:
– Шэма Исраэль!
Девочка уже была на руках своей молодой мамы, и они замерли у стены за спиной раввина.
На улице все стихло, но от какого-то сильного удара была снесена крыша, и над головой верующих возникло кровожадно раскрывшаяся пасть чудовища.
Рванулись к небу женские крики, но тут же возникла оцепенелая, тишина, люди стали жаться друг к другу, собираясь в единый затравленный страхом ком.
С балкона снова ударили женские крики, вампир новым ударом вмял в пол, забившиеся в судороге, женские тела.
Женщина прикрыла глаза девочки рукой, припав лопатками к стене, стала медленно скользить к выходу.
Малышка стала капризничать, пытаясь оторвать от глаз ладонь матери.
Чудовище занесло руку, и от нового удара приплющились к стене мужские искаженные лица. Деревянная стена с окровавленным месивом человеческой плоти затрещала и рухнула.
Халиф подхватил и смял в кулаке прикрывавшегося свитком мужчину, и на обезумевших людей упало разорванное надвое туловище, следом от пасти вампира размотавшись, скатилась вниз пергаментная лента Свитка. Исписанная черным шрифтом, она медленно поползла вверх, исчезая в пожиравшей ее пасти.
Из открытой ниши для свитков выпали два, еще остававшиеся в ней. Железная дверца ниши, покачнувшись, замерла.
Женщина, крепче прижав ребенка к груди, бросилась было к выходу, но в ту же секунду чудовище, разорвав ленту Свитка, отбросило ее на рухнувшие стены и вырвало ребенка из рук матери.
– Нет! – она бросилась руками к дочери, но вампир снова увидел замершую дверцу ниши и с размаху бросил ребенка на ее железную дверцу. Тело девочки, напоровшись на острый угол, переломилось и рухнуло на пол. Мягкие каштановые локоны накрыли лицо девочки, но и сквозь них ударили в небо остекленевшие детские глаза.
Мать девочки, пронзительно крича, забилась у стены.
Чудовище, вытянув от блаженства морду, придавило ее огромной ступней, из-под которой вырвался багровый пузырь из окровавленной женской рубашки.
Вытягивая от блаженства окровавленную морду, вминая в руины останки людей, Халиф шагнул к стене с пустой нишей для Свитков, влепил по ней ступней, стена, раскрошившись, рухнула. Огромная пята Халифа поднялась над валявшимися на полу свитками и, ударив по ним, проломила пол.
Свитки исчезли под обломками гнилых досок и кусками обрушенной стены…
…Бесполезно кружили в небе новые вертолеты и беспомощно выглядывали из-за машин полицейские с автоматами.
… Древняя Бэт-Эль, полная светлого праздника, в несколько мгновений превратилась в руины, из-под которых доносились стоны еще рвущихся к жизни, изуродованных человеческих тел.
Под полом рухнувшего балкона возникло страшное копошение, за ним потянулся протяжный затухающий зов, и меж обломков вытекла и жадно потянулась кверху окровавленная рука.
Халиф блаженно загоготал, подцепив ногой странно скорченное тело, швырнул его к этой выбившейся из руин молящей о помощи руке. Безжизненное туловище, перевернувшись в воздухе, напоролось на торчавшее рядом с рукой острие поломанной доски. Руины под трупом опустились, окровавленная рука, последний раз дернувшись, безжизненно замерла.
Над всеми этими руинами возвышался лишь небольшой кусок как-то выстоявшего правого угла Бэт-Эль.
Халиф, ступая по трупам, по еще живым, шевелившимся телам, в несколько шагов достал до этого уцелевшего угла, огромными лапами сорвал его и зашвырнул далеко на улицу.