С чего начался этот интерес он, кажется, уже и не помнил, но это было, как наваждение: если психология по-настоящему затопила все твое существо и у тебя есть деньги, тебя закрутит по всему белу свету: только бы по-настоящему соприкоснуться с той Божественной тайной, что называется СОЗНАНИЕ и МОЗГ. Именно она, эта тайна, как ничто другое, манила к себе, порою, как казалось, подпускала к себе настолько близко, что чудилось: вот-вот нечто взорвется, разлетится на миллион кусков и перед тобой, как храм, откроется эта единственная вещь, ради чего стоит жить: тайна сознания и мозга…
Так Идрис оказался в Большом Камне, приобрел дом, открыл в нем частную практику врача-психотерапевта.
Через какое-то время соседи стали продавать свой дом; что-то подсказало Идрису купить его и перестроить под мечеть.
Так и сделал. Как-то быстро сколотилась небольшая община (может, потому, что он был врачом, но, может, отчего-то и еще) но люди пошли, и это было началом.
…Закончив молебен, Идрис прошел к себе в дом. Он мог войти в него прямо из мечети: благо здания стояли стена к стене.
* * *
На Идрисе одет великолепный темный халат. Лениво вытянув ноги, он сидит на диване в своем доме.
Перед ним, на низком квадратном столике – голубая пиала и фаянсовый чайник с зеленым чаем.
Идрис, смакуя, потягивает чай, закатывая маслянистые глаза. Появились мысли о приближавшемся еврейском празднике Дарения Торы. Вот бы увидеть его затопленным в крови…
…Ненависть к евреям… Он поймал себя на этом, но по давней привычке не отступать ни перед какой мыслью, занялся ею. Эта была странная и, кажется, необходимая ненависть. Имело ли значение, откуда она? Она жила в нем и все!
Она была такой же неотъемлемой частью его существа, как сердце, мозг, руки. А что питало ее – какое это имело значение?!
Она могла быть привита с самого рождения, могла просто течь по его жилам еще в материнской утробе, могла стекать еще со времен праотцев. Но все же в глубине души он знал, что эта была неистребимая ревность к тому, что евреи обладали той тайной Божественного, которая так манила его к себе всю жизнь.
Что-то случилось в горах древней Палестины – Мориа и Синае. Именно там, в том пространстве свершился какой-то прорыв к надчеловеческому, и там нить контакта с Божественным залегла в иудейское существо.
Но почему именно они – эти евреи?! Эта мысль, возникнув много лет назад, раздавила душу, как каменная глыба может раздавить человеческую плоть.
Еврейский мозг, продираясь сквозь злобу времени, затаил в себе знание трансцендентного, и Бог являет тайну через них, евреев.
Но если человек может все, то, значит, можно вырвать эту тайну из бесовской еврейской души!.. Только надо знать, как говорить с Богом… надо знать язык, на котором говорит Творец! Нужно уметь заинтересовать Всемогущего! А это возможно! И он фанатично верил: Всевышнего можно заинтересовать! Только нужно и можно научиться этому! Хоть у самого Сатаны, но научиться!
Идрису у с дышалось, как отчетливо прозвучало в мозгу «Сатана», но может, он невольно произнес его вслух…
…Идрис сидит перед зеркалами: истинный эмир! На нем атласный королевский халат, на пальцах массивные сверкающие перстни. Вокруг Идриса суетится прислуга: полуобнаженные наложницы, повиливая ладно сбитыми бедрами, вьются вокруг, примеряя то одну, то другую чалму. Наконец, выбрана темно-коричневая, и те же темноокие гурии усаживают Идриса на королевский трон, услужливо подправляя полы его халата.
Но вот в какой-то момент чьи-то руки столкнули к трону черную мохнатую фигуру, и у его подножия упал на колени Дьявол. Он медленно поднял от пола козлиную губастую морду, вопросительно снизу-вверх посмотрел на Идриса и, поднявшись, отвесил глубокий поклон:
– К твоим услугам, о Великий!..
– Разве я тебя звал?! – с полуугрозой спросил Идрис.
– Я умею быть с теми, кому нужна помощь… – уклончиво ответил Дьявол.
– …Мне нужна помощь Сатаны?!.. – Идрис подпустил в голос гнева.
– Помощь Знающего…
– Ты – знающий?! – усмехнулся Идрис.
– Я – тот Единственный, кто говорит «Нет!», когда Бог говорит – «Да!». Я – тот Единственный, который говорит «Должен!», когда Бог говорит – «Не сметь!». Я – тот Единственный, который говорит «Жизнь!», когда Бог говорит – «Смерть!»
– Не слишком ли… для обыкновенного… рогатого…
– Все может быть… Но только, чтоб заинтересовать Бога, прежде нужно заинтересовать Дьявола!
Идрис посмотрел на него длинным, пристальным взглядом.
Сатана присел на ступеньку перед троном и уже тоном торгаша продолжил:
– Если ты решил покопаться в тайне еврея, то мы можем на короткий срок подружиться!
– А почему на короткий? – усмехнулся Идрис.
– Ну, ты же знаешь, Светлейший: если я скажу на «длинный», то и получится на… короткий…
– Ты ко всему еще и наглец!.. Но говори: чего ты хочешь взамен?
– Но я тебе это уже сказал… Минуту назад…
Идрис на секунду задумался.
«Если Бога нужно познавать через Дьявола…» – внутренне усмехнулся он и вслух поддел:
– Ну что ж, «…умеющий быть…» – «…на короткий… так на короткий…».
Сатана, словно давно уже знал итоги этой сделки, в секунду оказался сбоку Идриса, острым длинным когтем надорвал над его плечом халат и прижал к оголившемуся плечу раскаленную печать.
Кожа задымила, Идрис, закричав от боли, обнажил выросшие в секунду клыки, и бросился на Сатану, но на его месте оказалась пустая клетка, железные прутья которой тут же с грохотом опустились.
Идрис знал, что теперь он крыса и разъяренно впился в решетку.
Откуда-то на золотой трон полилась нефть, Сатана поднял над рогатой головой зажженный факел и швырнул на залитый нефтью трон. Вспыхнувшее пламя, подобно красной тигрице, метнулось в лицо крысы. Та издала мерзкий дьявольский визг, вжалась в стенку клетки, но языки огня уже пожирали ее…
…Идрис открыл глаза: жена его, Фатима, склонившись, боязливо толкала в плечо. Идрис решил, что это был сон и сейчас он просто сидит на своем диване, в своей квартире.
Придя в себя, он оттер взмокший подбородок. Ему стало легко, будто мимо прошла страшная беда.
А вспомнив «сон», и всякую в нем чертовщину, громко и, как бы с иронией к себе, рассмеялся. Все бы хорошо, но вид озабоченной Фатимы насторожил: она, словно чего-то боялась, и не решалась об этом сказать. Взгляд жены скользнул в сторону локтя и только теперь Идрис увидел, что халат над его плечом разорван.
На секунду оцепенев и вспомнив «сон», острый коготь Дьявола, он вдруг с силой влепил ладонью в плечо. Ладонь медленно поползла вниз, складки халата вокруг разреза разошлись и обнажили похожую на наколку маленькую фигурку зайца. Печать Дьявола!
Идрис в упор посмотрел на жену. Она упала на колени и сбивчиво заговорила:
– Идрис, клянусь Аллахом, не знаю… пощади меня! Я ничего не слышала! – вдруг сорвав с плеча платок, все так же на коленях, стала лихорадочно оттирать пол.
И только сейчас Идрис заметил темноватые следы копыт.
«Дьявол!»– Идрис оцепенело наблюдал за ползавшей на коленях и испуганно причитавшей женой.