– Ты и не представляешь себе, насколько много значит для меня твое возвращение! – прошептала я.
И это – правда. А затем, слова уже были не нужны.
– Так все-таки, зачем ты сюда пришла, Инь? – Хорек снова задал этот вопрос, как только мы сумели немного отдышаться. – Я очень хотел бы верить в судьбу или предопределение, или хотя бы в то, что каким-то древним богам надоело слушать мои мольбы и проклятия. И я готов убить любого, кто встанет между нами. Но ведь, зачем-то ты сюда пришла? Если тебе, всего лишь, был нужен арсенал, так мы можем поделиться.
Опять эти неудобные вопросы. Я поерзала на софе и повернулась к нему лицом, постаравшись не вылезти при этом из-под двух влажных курток, где я только-только начала согреваться:
– Нет, я не за арсеналом вернулась. А вот, ты-то, явно, за ним пришел. Давай-ка, рассказывай, что там у тебя приключилось, ведь, это все на самый крайний случай оставляли!
– Ну, это длинная история, ноги издаля растут, – Алексей явно замялся, как бы не зная, с чего начать.
Или решая, чего и сколько мне стоит рассказывать.
– Ну, так давай с самого начала! С кем именно ты, там, в горах оказался? – спросила я, обрадовавшись, что удалось переключить разговор со своей персоны, и поудобнее устраиваясь у него на плече.
Хорек тяжело вздохнул и вновь покрепче прижал меня к себе:
– В итоге, мы там оказались впятером: я, Кот, Лис и, конечно, Дин и Че. Вообще-то, это благодаря им и рекомендациям Мастера, мы с остальными «ведущими» в Рязанском училище и оказались. Сами-то, Дин и Че в Афганистан попросились сразу после того, как в вузе офицерское звание получили. А в Рязани ускоренные курсы переподготовки проходили. По нашему старому профилю. А затем – в горы. А после училища и мы к ним присоединиться сумели.
Я зло фыркнула в ответ:
– Молодцы, «направляющие»! Да, им за такую протекцию ноги мало переломать!
Тут Алешка весьма ощутимо вздрогнул и горячо заговорил, глядя мне прямо в глаза:
– Зря ты так, Рысь! Это для нас не самым плохим вариантом оказалось! Мы ведь, все равно бы туда попали. Хоть ты про вуз и говорила, но туда-то, с нашими знаниями, то ли возьмут, то ли нет, а в училище с нашей подготовкой – с руками отрывали. И попадали мы оттуда не просто в пехоту, а, как бы в элитные войска. И опять же, под крылышко ветеранов уже. А это значительно повышает шансы на выживание. И Че, в целом, хорошим ведущим оказался. Правильным, как ты. Он-то, в нашем с ним последнем походе, на себя все худшее и принял. Посчитал, что раз командир, то он за всех в ответе, если что не так. Его чутье никогда не подводило. И в тот раз, как чувствовал, что незачем нам на то место встречи возвращаться. Но приказ есть приказ. Так Че, все же, нам велел в укрытии посидеть, а сам вперед пошел. Его-то первым взрывом и накрыло.
Я аж подскочила на софе и, вцепившись Хорьку в плечо, закричала:
– Что с ним? Он жив?
Алешка вновь обнял меня за плечи и попытался успокоить:
– Да, жив он, Инь! Его ж, так просто, не убить. Хотя, сам он, на данный момент, за благо это не считает. Ему тогда позвоночник сильно повредило, в госпитале полгода провалялся, теперь едва ходит. Хорошо хоть, я в тот же госпиталь попал, сумел его там поддержать. Нас с ним комиссовали сразу после госпиталя, а через несколько месяцев наши войска из Афганистана, и вовсе, вывели. Дин с ребятами в числе последних уходили. И тоже после этого из армии ушли. А здесь мы с Че мастерскую по починке мотоциклов сорганизовали. Он, ведь, в этих железных конях каждый винтик знает. Ну, и машины починяли, заодно. Но как-то все чаще задумываться начинали, что не там и не с теми мы воевали. Уж, очень здесь, за время нашего отсутствия, все изменилось. Вся страна словно с ума сошла, ничего святого, кроме денег, не осталось. А молодежь пошла – сплошные отморозки, без чести и совести, куда там мы в свое время. Бьют себя в грудь: «Мы, мол, спортсмены!» А сами обирают мелких предпринимателей. Такие вот, уроды, на нашу мастерскую и «наехали». Платите или мы ее сожжем. Да, я бы ее сам вперед сжег, чем им платить, но у Че тогда совсем никакой зацепки в жизни не останется. А тут еще такая незадача: Дин с ребятами из города уехал. Решили все вместе по стране поездить, мотоциклы обкатать, которые восстановили, наконец. Мы с Че вдвоем остались. Я через «байкеров» весть своим попытался послать, да, когда еще дойдет. Сегодня вечером эти бритоголовые опять приезжали, пригрозили, мол, если не договоримся, то завтра они мастерскую и сожгут. Вот, я сюда и кинулся: вдруг осталось, чем их встретить. Если и не отстоим мастерскую, хоть не так обидно будет. А здесь ты, как раз, оказалась.
Он шумно выдохнул и замолчал. Выговорился. Я же стряхнула его руки с плеч и принялась натягивать не успевшую высохнуть куртку:
– Тогда, какого черта, мы тут сидим? Собирай «железки» и поехали к Че. До завтрашнего вечера еще уйма времени, успеем что-нибудь придумать. А нас теперь трое, так это – целая армия, притом ветеранов. Выстоим, куда там каким-то малькам с нами тягаться! А там, глядишь, и Дин с ребятами подтянется.
Хорек тоже вскочил, но отрицательно замотал головой:
– Я не хочу тебя в это втягивать, Инь! Это – не твоя война!
Я только возмущенно фыркнула в ответ:
– А кто тебя спрашивает? Мой статус «ведущей стаи» никто не отменял, и не тебе приказы мне отдавать! Мне в этой жизни тоже терять особо нечего, а еще одни руки и умная голова вам пригодятся.
Алешка ухмыльнулся во весь рот и, рявкнув «Есть, командор!», вприпрыжку поскакал вниз по лестнице. Как много в нем еще осталось от того мальчишки, которого я когда-то в Структуру привела. Раз, путь указан – надо действовать! Или мне, просто, всегда легче давалось решения принимать? То, что дано от рождения, никуда не уходит. Не зря, видно, Белый Волк меня «ведущей», а затем и «направляющей» выдвигал. Я застегнула до конца куртку и, нащупав в кармане цветок и тюбик, тоже спустилась вниз. Жизнь продолжается!
Старенькая темно-синяя «копейка», на которой приехал Хорек, оказалась, несмотря на ее ржавый корпус, весьма резвым созданием. Пока мы ехали по пустынным темным улицам, Алешка рассказал, что они с Че собрали ее практически из металлолома. Что и неудивительно. Они с Че – парни рукастые и грязной работы никогда не боялись. Не то, что та нынешняя молодежь, которая хочет всего, сразу и побольше. А также, чтобы ручки работой не замарать. Ну, зачем же, действительно, горбатиться, если все, что тебе нужно, можно просто отнять. Особенно, если именно так вся правящая верхушка поступает. И вот, этот-то жизненный подход мы так старались донести до нашего народа из свободной Европы и Америки в период перестройки и гласности? Донесли! И народ таки перестроился! А те, кто не сумел или не захотел, выходит, дураки и лохи?
Такие невеселые мысли бродили у меня в голове в то время, что я слушала рассказ Алешки об их злоключениях после возвращения на родину. Единственное, что им совместными усилиями удалось-таки выбить из государства, в уплату за честное «исполнение интернационального долга», это крохотную однокомнатную «хрущевку» для Че, взамен частного дома в бывшем нашем районе, снесенного в то самое время, пока он был на войне. Да и то, получилось это лишь потому, что ребята всей группой ходили по кабинетам, стуча кулаками и потрясая наградами. Сам Че на такое никогда бы не пошел, он за высокую идею воевать уходил, хотел нести свободу и равенство всем угнетенным. Но жить в смежной «двушке» с матерью и семьей младшей сестры – тоже не подарок, не до жиру, быть бы живу. В этой новой квартирке они с Алешкой сейчас и обитали. Бывший командир и его адъютант. Или больной и сиделка. Кому как больше нравится.
Для Хорька этот вариант также взаимовыгодным оказался, так как его многолюдному семейству после той четырехкомнатной квартиры, что выделили еще в «эпоху застоя», ничего больше не перепало. И теперь она превратилась в шумную коммуналку, где, даже и без умершего пьяницы-отца, приткнуться было негде. Не очень нас, всех, прежний строй устраивал, но этот новый, и вовсе, не подарок.
На второй этаж пятиэтажной «хрущевки» Алексей, как на крыльях, взлетел, несмотря на тяжелую сумку. Я поднималась гораздо медленней не потому, что навыки бега потеряла, просто, на душе было неуютно. Перед глазами стоял прежний, веселый и бесшабашный, Че, который всегда искрился энтузиазмом и выдумкой, мой верный друг и соратник. Именно у него я искала поддержки в тяжелой жизненной ситуации. И неизменно находила. А теперь, видимо, пришел мой черед долги возвращать. Поэтому, когда Хорек, открыв своим ключом дверь, оглянулся на меня, я улыбнулась ему в ответ и бодро шагнула вперед.
– Хорек, где тебя, черт подери, носит?! – услышала я уже в крохотной прихожей и увидела Че, который тяжело поднимался со стула, опираясь об угол облупленного кухонного стола.
– Рысь! – он тоже увидел меня и шагнул вперед.
И пошатнулся. Но не упал. То есть, почти упал, в мои объятия.
– Ну, здравствуй, «связной»! С возвращением! – прошептала я, уткнувшись носом ему в шею и крепко обняв руками.
– Здравствуй, «ведущая»! Сколько лет, сколько зим! А ты совсем не изменилась! – ответил Че, отодвигая меня, чтобы рассмотреть получше. – Вот, только виски поседели, – добавил он, отодвигая с лица выбившуюся из пучка прядь волос.
– Чья бы корова мычала! – парировала я.
И правда, как много седины появилось в твоих жестких волосах, которые опять успели отрасти до плеч, мой верный связной. Но в целом, его невысокая, но сухая, жилистая фигура осталась прежней. Вот только, в глазах поселились усталость и боль. Но с этим-то я знаю, как бороться, проверено на себе. Для начала – не замечать и толкать вперед, а там, глядишь, и прежнее вернется.
Сзади громко звякнуло железо, видать, Хорек бросил на пол тяжелую сумку.
– А встречу, как бы, обмыть полагается! Или у вас ничего, кроме чая, не водится? – нарочито бодро спрашиваю я, оглянувшись на Алешку.
– Обижаешь, Рысь! – ухмыльнулся тот. – Че в этом деле – большой специалист!
Нырнув под мойку, Алексей вытащил оттуда большую оплетенную бутыль:
– Чистый, как слеза! Двойной перегонки!
Ну, конечно же, самогон. Со времен горбачевской «антиалкогольной компании» он теперь почти в каждой квартире поселился. Прикрываясь добрыми намерениями борьбы с крепленым суррогатом, в стране активно вырубали виноградники, вот, народ и приспосабливался, как умел…
– А вот, с закусью – хреново! За хлебом-то я забыл забежать! – расстроился Хорек, открыв двери полупустого кухонного шкафчика.
– Но что-то же, даже у вас должно было заваляться! – предположила я, обернувшись к Че.
– Что-то должно. Постное масло еще осталось. И мать как-то раз пшенку приносила, но мы ее варить не умеем, в сплошной комок вечно слипается, – смущенно чешет он в затылке.
Мужчины, что с них взять!
– Уже кое-что! А если у вас еще найдется пара картофелин и луковица, то будем варить кулеш! – бодро отвечаю я.
Кулеш – это коронное блюдо моей прабабки, которая пережила две мировые и одну гражданскую войны, а также голодные 20-е годы в Поволжье. Тогда не то что собак и кошек, но, по ее словам, и людей есть не гнушались. Кулешом она называла полужидкое блюдо, в которое кладут крупу и все, что найдется в доме, а также все те травы, что удается собрать в окрестностях. Не очень сытное, зато горячее. И семью выручало во все голодные годы. «Если в доме нет еды – сварим кулеш!» – это была ее любимая присказка. Кто бы мог подумать, что это умение понадобится мне в отсутствии глобальной войны, холеры и вселенской засухи. Но перестройка похуже войны оказалась. Как говорится, ломать – не строить! Вот только, и на выходе – обломки!
Луковица, действительно, нашлась. Вместо трав, для вкуса, пошел бульонный кубик. А четыре крупные картофелины Хорек, поторговавшись, выменял у соседа по площадке на стакан самогонки.
– Хороший он мужик, только пьющий. Зато, картошки летом много насажал. А самогон у Че лучше получается! Даже первач. У нас с ним бартер, – рассказывал Алексей, снимая кожуру тонкой длинной стружкой.