Спрессованные в алмазы

по телефону. Вернее, говорил по телефону переводчик, молодой парень, только окончивший институт. В отли-13

чие от всех остальных нуворишей, её отец вёл очень

строгий образ жизни, близко к себе не подпускал кра-шеных «переводчиц» и «референток», а секретаршей

у него работала солидная женщина с многолетним

опытом работы, уже бабушка.

Наргиз смотрела на отца и понимала, что, несмотря

ни на какие вопросы, восхищается им, приехавшим

когда-то в столицу простым деревенским парнем

из глухого ахалкалакского села и достигшим всего

только благодаря самому себе.

– Акоп Левонович, они все бумаги уже получили

и сейчас рассматривают вопрос о командировке к нам

своего представителя. – Парень вежливо попрощался

и вышел.

– Наргиз-джан, мой друг Гриша очень плох и хочет

перед смертью видеть сына женатым. Он просил твоей

руки в отсутствии Давида, но тот приезжает послезавтра, и, если ты не возражаешь, они на следующий же

день после приезда Давида придут с обручением. Наргиз опустила голову.

– Наргиз, если ты не хочешь выходить замуж

за Давида, скажи сейчас. Может, у тебя есть кто-то, кто

тебе нравится?

Наргиз молча покачала головой и добавила:

– Я согласна.

Ко дню предполагаемого обручения готовились ос-новательно. Наргиз же не покидало ощущение, что

она, согласившись, совершила ошибку. Это ощущение

усилилось, когда она увидела Давида, растолстевшего, с круглым лицом и наметившимися залысинами, – да, 14

прошло много лет с тех пор, как она видела его в последний раз.

Его приход всех очень удивил: где это видано, чтобы жених в день обручения пришёл раньше всех и по-желал говорить с невестой наедине? Но на это была

причина.

– Наргиз, я должен сказать тебе… Это очень

неприятно, но если не сейчас – потом будет поздно. Я

пробовал по телефону отговорить отца от этой затеи

с женитьбой. На ком надо жениться – всё же решает

мужчина, а не родители. Но он и слушать меня не хотел, кричал и ругался в трубку. А вчера, не успел я войти в дом, как мне заявили, что завтра у меня обручение. Что за азиатчина!

Давид брезгливо повёл плечами и продолжил:

– Если бы он был здоров, я нашёл бы силы сказать, что уже женат и у меня есть ребёнок. Но это был

шок – видеть его таким больным. И я не смог. Если

сможешь, скажи это сама перед всеми. Или ответь отказом. Или, если хочешь, обручимся, потом разорвём

обручение – повод всегда можно найти. Наверное, ум-нее всего – обручиться сейчас… Господи, страна азиа-тов – была, есть и будет.

Его спесь, снобизм, который появляется у всех

немного поживших в США, а главное – «азиатчина»

вырвали Наргиз из состояния многолетнего оцепенения. Перед глазами встали свежие могилы в школьном

дворе, женщины с канистрами и вёдрами на санках, бородатые парни, танцующие на крыле поверженного

ими штурмовика, и она ответила:

15

– Sorry, American boy. Здесь, конечно, тебе не место.

Хорошо, что моя страна избавилась от всех крыс, которые хлынули куда посытней. Думали, мы здесь все

умрём? А мы – победили! Без вас. И возрождаем страну – без вас. Обручиться с тобой, даже фиктивно, – это

замарать своё имя рядом с именем труса и дезертира.

Пусть я – азиатка! И я тебя, американца, сейчас с треском выгоню. И все узнают, что я тебе отказала. И не потому, что ты женат, а потому, что ты – ничтожество.