Спрессованные в алмазы

время, она уже знала, о чём пойдёт разговор.

Тяжелобольной друг отца, зная о близкой кончине, настоял на приезде сына Давида из-за границы, куда

тот благополучно сбежал от войны, для того чтобы женить его. Женить на Наргиз. Видеть Наргиз своей

невесткой друг отца мечтал уже давно, везде и всюду

объявляя об этом, как о деле уже решённом. Но сначала Наргиз должна была поступить в университет, затем

блокада и война, которую нужно было отсидеть Давиду

в безопасном далеке, – объективные и субъективные

причины не давали претвориться его мечтам в явь.

Но вот военные действия закончились, и Давид должен был вернуться со дня на день.

Давид никогда не нравился Наргиз, особенно после

его отъезда, который она считала дезертирством. Она

вправе судить именно так, потому что вся её семья

не покинула родину в час тяжёлых испытаний.

Правда, лично её эти испытания как бы обошли

за крепкими стенами отчего дома, где всегда был свет

11

от движка во время многонедельных отключений

электроэнергии, где всегда было тепло и всегда был

горячий обед. Она цепенела, видя из окна отцовской

машины километровые очереди за гуманитарным ке-росином в серые морозные январские дни, женщин, волокущих двадцатилитровые канистры с этим бес-ценным грузом, свежие могилы вчерашних школьни-ков во дворе своей школы – последняя дань уваже-ния народа погибшим на войне сыновьям.

Она цепенела, когда при ней ругали воров, грею-щих руки на обнищании народа, на разграблении всего того малого, что осталось после развала Союза.

У неё были молчаливые вопросы и к себе – смогла бы

она сделать хоть что–то сама, например, просто купить хлеба в это время? Был вопрос и к отцу, который

так и остался незаданным: а откуда это всё у нас?

Наргиз хорошо помнила то время, когда заканчива-ла школу – многотысячные митинги с пламенными ре-чами о демократии, исторической справедливости, ле-денящая душу правда о погромах армян в Сумгаите

и Баку, трагедия Спитака и Ленинакана. Именно в это

время отец, обыкновенный начальник обыкновенного

СУ – строительного управления, купил участок земли

под собственный дом. Состояния теряются и нажива-ются во время крушения империй. Рушилась империя, страна, миллионы оставались ни с чем, теряя всё нажи-тое, которое умело подбирали и использовали сотни.

Развал Союза Наргиз встретила двадцатилетней

студенткой, в уже выросшем, как по мановению волшебной палочки, собственном двухэтажном доме

12

с камином, зимним садом, биллиардом и баром

в подвале, двумя гаражами с двумя машинами. Тогда же отец открыл банк, президентом которого стал

старший брат Наргиз Левон. Когда Наргиз закончила

университет, в самый страшный 1993 год, год самых

кровопролитных боёв и перехода на национальную

валюту, в пересчёте на которую проданная за рубли

автомашина оказывалась равной ячейке яиц, отец подарил ей валютный счёт с круглой суммой.

Но делать деньги она не умела и не любила думать

о них. От цепенящих душу вопросов она убегала в книги, в свою любимую биологию. Другого ничего своего

у неё не было. Не было личной жизни. Кто из простых

смертных мужчин решился бы приударить за ней, по-ухаживать. От неё шарахались, как от прокажённой.

Одиночество в замкнутом кругу угнетало Наргиз, не представлявшую, что можно сделать, чтобы вырваться из тисков изоляции. И показалось, что замужество с Давидом – это единственное и естествен-ное решение её проблем. Пусть за нелюбимого замуж, пусть за «дезертира», зато будет уже что-то

своё.

Наконец она услышала приглушённый шум въез-жающей в гараж машины, выглянула в окно из своей

комнаты на втором этаже – приехал отец. Скоро

в комнату постучал Минас:

– Наргиз-джан, папа ждёт тебя.

Когда Наргиз вошла к отцу в кабинет, тот говорил