Страж Монолита 2. Фантастический роман

– Да открой же ты зенки, уронишь! – крикнул дед еще раз через окошко.

Между двух ящиков образовались угольки глаз кровососа. – Ишь ты, шельмец… – открывая дверь избы, нарочито сердитым голосом пожурил Лесник. – Не может он, видите ли, без фокусов. Самовыражение ему подавай!

Кровосос невразумительно хрюкнул, поставил ящики возле стола и ретировался в сарайчик.

– Значит, Егорушка, чтобы танки через всю защиту… ну ладно, кой-чего удумать мы можем… – раскладывая светящиеся сгустки энергии и потирая руки, негромко сказал дед.

Часа через четыре вернулись Бобр и Пенка. Сталкер нес забитый до отказа рюкзак, полный указанных Лесником артефактов, каждый из которых за недостатком контейнеров был завернут в черный или зеленый лист лопуха, еще несколько были приторочены к поясу Пенки.

Нужно отметить, что лопух в Зоне обладал особыми полезными свойствами, известными многим мало-мальски мотающим на ус сведения о Зоне сталкерам. Кроме того, что он изолировал свойства завернутого в него артефакта, естественно, пока лист был сырым, он также был и индикатором. Лопух не рос на почвенных аномалиях, собственно, и зыбь нередко оставляла пятачок земли под лопухом нетронутым, и легко указывал на гравитационные аномалии, оказавшиеся недалеко от него. Поэтому, если сталкеру вдруг приспичивало, то, естественно, он выбирал именно лопушиные заросли, оставляя там свои «артефакты» сомнительной ценности. Верхние, еще не вошедшие в силу листья имели темно-фиолетовый цвет. Именно такие листья были достаточно пластичными и долговечными для переноса артефактов, ну и, конечно, были чудаки, которые из всего в Зоне пытались делать лекарства.

Вот, например, сталкер Скалиоз, мелкий, с искривленным вправо позвоночником, с круглыми очками, имеющими разные стекла на минус четыре и минус шесть, пришедший в Зону не за хабаром, а за народными средствами. Скалиоз делал вытяжки из всего что угодно, варил лебеду, осот, камыш, иногда, к слову, выходили очень недурственные препараты. Но учитывая то, что свою домашнюю химию Скалиоз проводил под вдохновением, то есть как минимум под тремястами граммами белой, постоянным рецептом, а равно как и стабильным лекарственным эффектом, его чудо-препараты не обладали. Сварит, бывало, какую-то бодягу и давай на себе экспериментировать, или на добровольце, которого собаки покусали или у которого ранение легкое. Иной раз залечит и правда по-быстрому и укус, и порез, да так, что в округе все ахают, а другой раз вскочит наш больной от жжения чудо-компресса или еще от чего, что там с ним делается, и давай по всей деревне новичков за лекарем гоняться, матеря его на чем свет стоит. Но Скалиоз не унывал, все в народную медицину верил, вот и добрался однажды до лопухов. Набрал, значит, вершков, тех в которых силы побольше и в цвете стоят, и заварил. Говорит: «Сейчас себе здоровье так поправлю, что вовек не кашляну». И правда – не кашлянул. Как отвара выпил, целых три дня не кашлял, сидел на бревнышке, вцепившись в белую фарфоровую чашку, потел как в бане и глазами глуповато хлопал. Ни пальцем, ни бровью пошевелить не мог – так его проняло. Мужики сначала хотели антишоковое колоть, да передумали. Пульс нормальный, дыхание ровное, а то, что потеет он так, что по утру от него туман идет, так это рецептура такая. Здоровье, значит, вырабатывает. Но смену, конечно, назначили. Через каждые два часа в него по литру воды заливать да хихикать над лиходеем, спрашивая у Скалиоза о самочувствии и прочих радующих душу сурового сталкера мелочах.

В Рыжем Лесу лопух был редким гостем, поскольку сам Рыжий Лес неохотно уступал клочки земли для произрастания чему-либо. Единственный куст лопуха, который был найден, Пенка общипала почти вчистую, оставив лишь метелку наверху да пару нижних, желтеющих широких листьев. Таким образом, перед Лесником в природных и рукотворных контейнерах одна за одной оказались за два десятка «жемчужин», почти два десятка «мокриц», несколько «батареек» и «грави».

– Ну что так долго! – пробурчал заждавшийся их прихода Лесник, оглядывая не столько артефакты, сколько сталкера и Пенку. – Давай, Пенка, помогай. Та-а-к, Егорка, ну смотри теперь, чего это мы будем делать. Бомбы из этого не получится, но сработает как надо.

С этими словами он взял «мокрицу» – артефакт размером с кулак, действительно с виду похожий на это влаголюбивое насекомое, светло-сизого цвета с выступающими белыми прожилками с одной его стороны, похожими на плотно прижатые к телу лапки, и аккуратно приложив большой охотничий нож посередине артефакта плавно нарастающим давлением с влажным хрустом разделил его надвое. Что-то пискнуло. На срезе в центре артефакта блеснула влага, причем сам артефакт в разрезе оказался многослойным, начиная с твердых внешних слоев, постепенно делающихся все мягче и влажнее к центру.

– Это «мокричка», – любовно глядя на срез, сказал Лесник, – редкая штука, Пенка с тайника моего достала, у меня их много там было, как знал, что пригодятся. Образуется на месте выгоревшей жарки. Жарка, значит, как отгорит, землю под собой высушит всю на метр или больше, так потом на этом месте и расти ничего не может, пока Зона «мокрицу» туда не посадит, она, значит, место обратно увлажняет, разглаживает, лечит, стало быть.

– А какая аномалия в том месте появляется, чтобы «мокрица» выросла? – спросил Егор, следивший за манипуляциями Лесника, затаив дыхание.

– Да по-всякому, иногда изнанка «мокрицу» родит, иногда зыбь, если небольшая да недолгая, иногда и киселек после себя оставит. И артефакты, соответственно, по цвету малехо отличаются. После изнанки вот как эта белая почти, после зыби – серого больше, а если киселек после себя мокрицу оставил, так и зеленым отдает, но я такие не беру, там у нее посередке еще, бывает, окислы остаются, только нож съест да стол попортит. А еще хорошо ее в кадке с водой притопить да потом этой водой огород поливать, милое дело, понимаешь, разок польешь, а потом еще месяц без поливу можно.. и землица рыхлая становится, жирная… Так о чем я? – замечтавшись о своем вернулся, к Бобру Лесник. – Основное свойство мокрицы, ну, окромя того, что землю восстанавливать, это значит проникающее свойство предметов усиливать. То бишь как-то так делается, что то ли процессы на молекулярном уровне быстрее идут, то ли еще что, но с собой ее носить крайне противопоказано – всю защиту от аномалии, на нет сведет. Вот потому я их, где находил, пособирал да в старую сосну засунул, думал, для огородов пустить, ан нет… не вышло. Ясно?

Егор кивнул. Отложив одну половинку разрезанной «мокрицы» в сторону, Лесник выкатил из лопушиного листа идеально круглую, размером с мяч для пинг-понга, перламутровую «жемчужину». До сегодняшнего дня Бобр только однажды видел этот артефакт, и то только у Лесника, но сегодня Пенка показала ему, где они растут. «Жемчужины» образуются в земле, под электрами, в тех местах, куда чаще всего попадают разряды этой аномалии, и, соответственно, добыть их можно, только разместившись в слепом пятне электры и рассчитывая время между разрядами выковыривать артефакт с трех-пятисантиметровой глубины. Не мудрено, что никто из сталкеров и не подозревал о таких сокровищах, которые они, возможно, топчут ногами. «Жемчужина» представляла собой идеально круглый, спекшийся из различных, содержащихся в почве минералов и веществ гладкий шар, который с непривычки трудно ухватить руками.

– Вот, Егорка, – негромко объяснял Лесник, – это «жемчужина». Она, значит, действие любого артефакта многократно усиливает. Значится она под электрой вроде конденсатора такого, все разряды в себя впитывает, а вот если ее к какому-то артефакту по уму включить, который физически раскрывается… ну, не лечебный то бишь, так тот артефакт уже после активации в такую аномалию превращается, что сразу, стало быть, из семечки в дерево получается. Усек?

С этими словами дед аккуратно подцепил шарик «жемчужины» и вдавил внутрь влажного пятна «мокрицы».

– Та-а-ак, – по-хозяйски протянул Лесник, – Теперь дело за активным артефактом. Выбирай, Егор, с чего начнем, «грави», «батарейка», «огненный шар»? – спросил Лесник.

Бобр пожал плечами.

– Ага… – задумавшись на секунду, сказал Лесник, – давай «батарейку».

Взяв ребристый, ромбовидный, отсвечивающий синими и белыми внутренними переливами артефакт, Лесник деревянной палочкой, сделанной из черенка волчьей лозы, прищурив один глаз, несколько раз нажал на что-то внутри артефакта, а затем с видимым усилием сдавил его руками. Раздался громкий хруст, напоминавший давно забытый хруст снега под ногами, и «батарейка» сложилась практически в четверо, став размерами чуть больше «жемчужины», но многократно усилив сияние.

– Вот, сталкер, видишь? Теперь батарейка так просто не сработает, закрылась она, но зато уже другой дороги, как после открытия в аномалию переродиться, у нее нету.

Аккуратно вложив уменьшенный артефакт во вторую половину «мокрицы», Лесник соединил обе половинки артефакта вместе. Мокрица соединилась с влажный всхлипыванием, засияв изнутри синими и белыми переливами через свою полупрозрачную оболочку.

– Ну вот, – примеривая вес сборки на руке, сказал Лесник, – один гостинец готов. Кило два-три будет, как стабилизируется. Теперь только сдавить ее как следует или ударить, вот и сработает гостинец-то, – подмигнул сталкеру дед. – Ну что, Егорка, ты все видел, давай следующую ты собирай. Как артефакты схлопывать, я тебе покажу, нечего время терять.

– А она это… не включится? – боязливо покосился на сборку сталкер.

– Это? Нет, не включится, «мокричка» их лучше любого контейнера держать будет, спят они там, стало быть, ну, конечно, пока не встряхнешь как следует, – ответил Лесник.

Егор согласно кивнул и достал свой нож, повторяя движения за дедом. Работа закипела. Вечером, часа через четыре, вдоль стены красовалось восемнадцать сборок, три из которых были намного большего размера, чем остальные. Эти особые сборки Лесник указал использовать лишь в особом случае.

До Выброса оставалось меньше суток. «Около двадцати часов, – подумал Егор, ранее зафиксировавший время на старинных механических часах, неприметно стоявших на подоконнике за занавеской. – Потом большой бой, большая драка… странно, что же это меня так разморило? – безуспешно борясь с сонливостью, рассеянно подумал Егор. – Наверное, приготовления… да хотелось с Пенкой поболтать, хорошая девчонка… красивая… что-то есть в ней такое… такое… но, видимо, завтра… если… никаких если, завтра», – не замечая, как он укладывается на постеленный на скамью матрас, и проваливаясь в сон, подумал Егор. Он не мог видеть, что за стенкой стояла Пенка и, направив на него свою руку, что-то пришептывала, закрыв глаза. Несколько раз на ее белом лице скользнула странная, отстраненная озорная улыбка, но затем излом снова делал усилие и продолжал нашептывать, ведя руку следом за двигающимся за стеной телом. Через пару минут подошел Лесник.

– Ну что, уложила? – негромко спросил он.

Пенка кивнула.

– Правильно, нечего ему ночь-полночь шастать. Завтра найдется, куда себя девать. Пошли, Пеночка, чуешь, прибывают наши? Встречать пойдем да определять.

Лесник, надев фуфайку, плотнее устроив шапку, на голове вышел из избы, за ним бесшумной гибкой тенью проскользнул силуэт Пенки. Не разговаривая, они двинулись в чащу, из которой, сливаясь в общем шуме, доносился рев, визг, треск сучьев и грохот многотонных туш. Зона собирала свою армию.

13. Армия Зоны

Егору снилась какая-то жаркая и душная баня, из которой сидящий на верхней полке в парилке Егор никак не мог спуститься вниз хотя бы на одну ступеньку. Вокруг него, несмотря на то, что он точно в парилке был один, странным образом постоянно крутились какие-то огромные, толстые, дышавшие жаром еще больше, чем раскаленные до свечения камни, потные мужики, от которых неприятно пахло. Сама каменка почему-то оказывалась то спереди, то посередине парилки, то вообще непонятным образом меняла свое местоположение, и жар от нее проникал в мозг, горячей монетой вызывая раздражающее жжение. Во сне он делал несколько безрезультатных усилий спуститься на нижнюю скамью и вроде бы начинал движение вниз, но, как только Егор садился на эту нижнюю скамью, она почему-то вновь оказывалась верхней. Кожа уже болела от горячего сухого пара, мозг, казалось, отсоединился от оболочки и плавал, оголенный в ставшем непомерно просторном черепе, изредка болезненно касаясь внутренних стенок коробки. Егор не выдержал, скривившись от ставшего совсем уже неприличным и каким-то шумным жара, плюнул, потянулся к двери и… поморщившись, Бобр проснулся.

Приятная прохлада, дождливое, хмурое утро встретило его в домике Лесника, но жар, существовавший в мозгу, не отпускал его, кроме того, тот же запах, теперь определяемый как запах свинофермы, действительно витал в воздухе. С одной стороны, утихнув, но с другой стороны, став более явным. Застонав, сталкер сел. Его костюм висел рядом, перекинутый через спинку стула, из-за окна слышался негромкий, но многоголосый, словно вокзальный, шум. Закрыв глаза, сталкер внутренним зрением увидел вокруг домика кольцом сотни и сотни мутантов, светившихся теми же цветами, что светились камни в каменке-парилке в его сне. «Ах вот кто мне голову печет…» – догадался Егор. Встав и слегка пошатываясь, будто пьяный, а на самом деле ощущая, что исходящая от мутантов энергия действительно физически раскачивает его, играя шутки с глазомером, не позволяя несколько раз схватиться рукой за комбинезон, наконец сталкер с трудом оделся и одуревший от такого количества присутствующих и окружающих его сознаний направился на кухню. Лесник стоял возле стола и нарезал хлеб своим охотничьим ножом. Его лицо было хмуро и сосредоточенно.

– А, проснулся… – произнес он. – Аккурат к завтраку.

– А где Пенка? – окинув комнату взглядом, спросил Егор.

– Пенка уже ушла.

– Как ушла? Еще же не скоро? – внезапно реальность назревающего боя надвинулась на сталкера.

Он, почувствовав упадок сил и слабость, тихо сел на табурет. Ощущение предстоящего события, подтверждением которого служило многоголосое перерыкивание мутантов, заполнило и одновременно опустошило мозг. Откуда ни возьмись в голове возникла картинка прорывающегося танка: машина шла сквозь толпу израненных, посеченных осколками и разорванных крупнокалиберными пулеметами мутантов. Железного зверя, покрытого гарью, кровью, выкидывавшего из-под гусениц комья земли и стрелявшего на ходу из главного орудия и пулеметов, невозможно было ни остановить, ни причинить ему вреда. Егор моргнул и встряхнул головой, отогнав видение.

– Э-э-э, Егор, вижу, совсем тебе худо. Это все от друзей наших. Скопление, видишь, какое, оно-то на меня и давит, а тебе и подавно… На вот, возьми.

С этими словами Лесник подал сталкеру артефакт какой-то неправильной угловатой формы, светившийся насыщенным красным светом.

– Это «джокер», редкая вещь, одна из последних, была заварушка в Зоне… вот оттуда и осталось. Влияет на все: на психику, на здоровье, на аномалии; если калибр мелкий, то как «мамины бусы» сработает, но ты все равно не увлекайся. Прицепи.

Бобр согласно кивнул и разместил артефакт во внутреннем кармане комбинезона. Сразу стало легче, постоянный шум внутри головы утих, теперь стало четче слышаться, что делалось снаружи, волновое воздействие со стороны мутантов ослабло и силы вновь начали возвращаться к нему. Оценив взглядом произошедшие перемены, Лесник продолжил.

– Пенка еще с утра по темну ушла, ей места обойти надо да схорониться успеть, чтобы солдатиков да танки над собой пропустить, потом времени не хватит, да и приметно будет. Две сотни охотников за ней да пара чернобыльцев в помощники. Насилу удержала и увела отсюда, пока не передрались.

– Кто с кем?

– Кровососы с кабанчиками, у них это семейное, – Лесник хмыкнул.

Чувствуя наступающую адреналиновую тряску, сталкер несколько раз судорожно сглотнул, только на третий раз ему удалось проглотить стоявший в горле спазмировавший ком.

– Да ты не бейся так, не бейся, – успокаивал его Лесник, ставя перед ним шипящую сковороду. – На вот, поешь, полегчает, а потом пойдем твоих смотреть.

Бобр кивнул и начал закидывать в себя жареную картошку с салом и какой-то сероватой кашицей, зажаренной на другой половине сковороды, впрочем, не чувствуя вкуса, иногда охая, обжигая язык и небо.

– Я тут тебе рюкзачок собрал, – по-матерински хлопотал вокруг него Лесник. – А то ты не сообразишь нынче, что к чему, – поглаживая по раздувшемуся рюкзаку, сказал дед. – Все сборки здесь, нести осторожно, сам понимаешь, что за гостинцы несешь. А долговцы уже выдвинулись, как раз часов через восемь-девять, перед Выбросом к холму, там, где ты их тушканами подрал, прибудут. Танки уже с Ростка выдвинулись.