В гостях у мертвецов

– Ох, табачок, мой табачок. Конечно вкуса нету, зато привычка то осталось, – ухмыльнулся мертвец, – помню я как-то раз такие сигареты курил. Ах, ты бы знал! Какие сигары были! Иностранные. Такие сигары только короли и курят. Закурить такую – это настоящий праздник! Вот какие сигары я покуривал, во какие! Да уж, хорошие времена были.

Мертвец пытался разглядеть во тьме своё прошлое, рассасывая сигарету.

– Эх, если бы я смог. Если бы меня не прирезал этот сраный патрульный! – покачал разваливающейся головой труп, – то я бы отсидел спокойно и вышел бы, а на свободе меня бы такие сокровища ждали. Я нашёл настоящий клад Древних Королей! Эй, чего смеёшься!

Мертвец обиженно отвёл взгляд от Смирнова, хотя тот ни разу не изменил своего лица и не издал ни единого звука. Труп выдержал паузу и продолжил:

– Короче, я спрятал целую гору денег. Их была так много, что я бы мог полностью забить ими вон тот дом. Я абсолютно серьёзно. Если бы я их получил, то я бы купил нашу сраную страну. Нет серьёзно, я бы купил всё государство, и мне бы на сдачу ещё бы замков триста дали бы. Я не шучу! Я уверен никто в мире не видел такого количества золота, что я! Ну раз не веришь мне, то и не верь. Не очень-то и хотелось.

Труп насупился и дососал свою сигарету. Он ещё раз оглядел ночную тьму и как-то грустно посмотрел на горящую лампу. Её свет был в раз триста меньше, чем свет от блеска сокровищ, что видел мертвец.

– Ну ладно, – пожал плечами труп, – что уж тут такого. Я всё-таки не плохо пожил. Я вообще-то много где был. Я и во флоте служил и при дворе у Императора, и в страны заморские ездил. Я, вообще-то, на слонов охотился. Ты бы знал какие это звери. Ох, громадные. Одна скотина с гору размером. Да, да с гору, я не шучу! О, ещё как-то раз, я спас одну принцессу… но это уж больно длинная история, не буду даже начинать. Ну что ж, пришло время прощаться. Эх, это печально. Но не так печально, конечно же, как тот раз, когда покидал свою банду. Ох ты бы знал, как они рыдали…

Человек поднял топор, чтобы отрубить трупу голову.

– Ой, да ладно! Что уже и попрощаться нельзя? – возмутился мертвец, – ну всё, пошёл я, пошёл!

И он залез обратно в свою могилу. Смирнов почесал затылок и вернулся к крыльцу. Он уселся, ещё думая о своей странной встрече с мертвецом. И только когда настало утро, и Долли позвала его завтракать, он вспомнил про револьвер. После завтрака он подошёл к Псу. Долли помогла ему спуститься на крыльцо, и теперь он сидел на ступеньке и пытался плевком попасть по маку Долли.

– Послушай, – обратился к старику Смирнов, – а револьвер у тебя?

– Нет, – ответил Пёс и попытался ещё раз плюнуть, но на пол пути затормозил, из-за чего слюнила не вылетела, а просто вылилась из его рта.

– Погоди, – злобно усмехнулся старик, – так значит ты просрал револьвер.

– Нет, – ответил Смирнов, – я просто спросил, не у тебя ли револьвер.

– Нет, щенок, ты его потерял, – глаза Пса засверкали злобной радостью, – а значит я смогу всё рассказать хозяину, и Он тебя выгонит. А если хозяин тебя выгонит, значит ты будешь Ему не нужен. А если ты будешь Ему не нужен, то я смогу тебя убить!

Смирнов хотел что-то ему ответить, но в разговор встряла Долли:

– Я взяла револьвер.

– А тебе-то он зачем? – возмутился Пёс.

– Ну, например, чтобы прострелить тебе вторую ногу за то, что ты в мои маки плюёшь, – спокойно ответила Долли.

– Но если ты мне ногу прострелишь, то хозяин слуги лишиться! – старик чуть не заплакал от этой мысль, – а как Он будет без меня? Как же можно так поступать с хозяином! Ты бесчувственная мразь!

– Ничего, он тебе замену найдёт, – ответила Долли.

– Фух, ну и хорошо, – Пёс с облегчением выдохнул и вытер проступившие слёзы жалости.

После они пошли в сарай, где уже второй день гнил труп. Лето было довольно жарким, и, хотя гроб вмещал в себя большую часть зловония, но миазмы всё равно уже вылезали наружу.

– Надо Грэга позвать, чтобы гроб унёс, а то тут уже дышать невозможно, – сказал Смирнов.

– А ты могилу то раскопал? – спросил Пёс.

– Нет, – покачал головой Смирнов.

– Ну так иди и копай. У меня рана я не могу, – заворчал старик.

Смирнов медлил, он устал и сейчас больше всего ему хотелось спать. Он неохотно взялся за лопату и уже направился к могиле, но около сарая его и Пса окликнули Близнецы, которых пустила Долли.

– Нам работа нужна. Серый самогонку зажал! – пожаловался один из них, а второй поддерживающе закивал. Смирнов сунул им в руки лопаты и отправил к могиле.

Вскоре работа была выполнена, земля съела беглеца, а радостные Близнецы отправились пожирать местный алкоголь. Смирнов же спокойно смог вернуться на крыльцо и предаться тяжёлому забытью.

Прошла очередная ночь, а за ней и очередной день. Мир выдерживал тишину. Он никак не напоминал Смирнову о потерянном револьвере, а работник кладбища был и рад забыть об этом инструменте. Но вот снова ночь поднялась из своей могилы, забросив туда день. Она накрыла траурным саваном мир. И спокойно бы сидел Смирнов, отделившись от этого савана своей маленькой лампой, но оглушительный грохот разорвал ночь и вырвал Александра Ивановича из его уже обыденной полудрёмы.

Где-то в ночи проснулся револьвер и громко заявил о себе забывшему о нём миру. Смирнову пришлось ответить на это заявление. Он побрёл через ночь примерно в том направлении, где был выстрел. После каждого шага он весь превращался в слух, пытаясь выудить из тишины ещё хоть пару намёков от револьвера. Но оружие теперь молчало. Смирнов прошёлся между могил и вышел к забору кладбища.

Он уже хотел повернуть назад, как вдруг услышал чей-то плач. Смирнов развернулся в сторону звука. Он увидел какое-то движение около забора. Смирнов подошёл к забору, лучи от лампы выхватили из тьмы гнилые почерневшие руки, ухватившиеся за решётку. Руки пытались разломать преграду, но сталь была сильнее плоти, и руки могли лишь наносить себе увечья от бессмысленных попыток. Смирнов приблизился к решётке. Руки остановились, а из мрака вынырнуло лицо, сине-чёрное от смерти и грязи, раздувшиеся от гнили, отвратительное лицо. Оно попыталось протиснуться между решёток, но только оставляло на них свою кожу. На лице открылась зловонная бездна рта и оттуда с тяжким трудом вытекли слова со зловонием:

– Пууустиии! Пууустиии! Пууустиии!

Смирнов не смог ничего ответить.

– Пууустиии! Пустиии! Пустиии! – чёрная жижа лезла изо рта мертвеца вместе со словами.

– Нет, мне сказали никого не впускать, – неуверенно ответил Смирнов.

– ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! ПУСТИ! – завизжал труп, разрывая свой рот. Несколько кусков гнилой плоти попало на Смирнова.

– Нет, я не могу тебя пустить. Это запрещено регламентом, – ответил Смирнов ещё неуверенней.

– Нет! ПУУУСТИИИИИИИИИИИИИИИИИИИИ!!! – завопил мертвец с такой силой, что один его глаз выпал из глазницы и повис на тоненьком зрительном нерве. Смирнов медленно попятился от буйного трупа. Лицо скрылось во мраке, но руки остались. Испачканные грязью и кровью, ободранные, с кучей шрамов, бледные, с набухшими венами руки тянулись к нему из темноты, а с ними тянулся и плачь:

– Ну, пусти, ну пожалуйста. Чего тебе стоит! Ну чего? Я спать хочу! Мне покой нужен. Покой! Я… я думал это уже закончилось… Но я проснулся! Я опять проснулся! О, зачем же я проснулся! Я хочу в могилу. В холодную, мягкую, тихую могилку. Ну дай мне пойти в могилку! Ну, пожалуйста! Ну, дай! Дай!

Смирнов отступил ещё дальше от забора, и труп зарыдал ещё сильнее. Смирнов пошёл в глубь кладбища, но мертвец не унимался. Его непрекращающийся плачь переходил в ор, который в свою очередь превращался в визг, похожий на тот, что издаёт мать, когда перед ней убивают её дитя. И время от времени мертвец захлёбывался чёрной жижей и начинал кашлять с таким звуком, как будто это больной туберкулёзом выхаркивает свои лёгкие.

Шум, издаваемый мертвецом, разрывал кладбище и сводил Смирнова с ума. И чем сильнее Александр Иванович пытался заткнуть уши и не обращать внимания на крики, тем громче и назойливее они становились.

Смирнову тяжело вздохнул и вернулся к мертвецу.

– Ну ладно, ладно, пущу я тебя на кладбище, только заткнись! – сдался наконец-то Смирнов. Лицо мертвеца изобразило какое-то подобие улыбки. Смирнов дошёл до погнувшегося прута забора и вновь его расшатал, и мертвец, извиваясь как червяк, пролез на территорию кладбища.

– Теперь могилку бы мне. Могилку бы… – бормотал труп.

– Эх, – тяжело вздохнул Смирнов и побрёл к сараю, – ладно, будет тебе могилка.

– Могилка! Могилка! Могилка! – радостно заверещал труп.

– Ой, только заткнись, – пробурчал уставший Смирнов.

Тяжело было капать в ночи могилу для незваного гостя. Мертвец помогал Смирнову, своими окоченевшими руками он рвал землю, а земля рвала его окоченевшие руки.